и иной модели, но техники придумают, как совместить. Четыре медицинские капсулы и малый операционный модуль с расширенной базой… снова антибиотики…
Жизнь постепенно налаживалась.
Данияр почти привык. Не то чтобы вовсе приспособился, все же цифровые потоки были слишком плотными, чтобы он успевал контролировать все их, но основные держать в поле зрения получалось. И оказалось, руки его знали, что делать.
Уменьшить мощность на третьем секторе, переведя остаток выброса во второй стабилизатор, которому как раз не хватает энергии.
Сбросить остаточный хвост.
Погасить зарождающийся выхлоп, который мог бы дестабилизировать работу двигателей. И вновь же переключиться на контроль мощности. Со вторым правым явно было неладно. Его поле то падало до критически низких значений, то вдруг становилось столь же критически плотным.
– Что-то не так, – Данияр заставил себя сосредоточиться.
Там, в игре, все давалось легко, а здесь… не так все и отличается. Потоков больше? Но это логично, лайнер куда сложнее обычного курьерского корабля или даже истребителя. Он не рассчитан на малую команду. Искин отключен? В игре Данияр часто выбирал ручной режим.
Тогда в чем дело?
В понимании, что сейчас он не играет? Что от него зависят жизни, и его собственная в том числе? И ошибиться страшно.
– Все не так, – ответил капитан, не повернув головы. – Держи под контролем. Я запрос механикам отправил, пошлют ботов на диагностику, но…
Даже если проблему выявят, не факт, что ее получится устранить. Двигатели не ремонтируют во время полета.
– Держу.
– До контрольной точки три часа двадцать семь минут, – доложил Таккаро, засовывая в рот очередной батончик. И сколько их осталось? Жует не переставая. Это злит.
Как и собственное бессилие повлиять хоть на что-то. Вот разве что на поле, которое вновь попыталось размыться, обнажая сердцевину двигателя, делая ее уязвимой для внешних энергетических потоков. И тотчас система разразилась рядом нервных сигналов.
Спокойней.
Сосредоточиться… что не в порядке? Он ведь читал о двигателях и разбирался в устройстве настолько, насколько может разбираться любитель, далекий от проблем высокого синтеза. А стало быть, надо просто подумать.
Головой.
Данияр развернул экраны.
Итак, производство идет в стабильном режиме. Следовательно, проблема не в реакторе, он функционирует если не идеально, то близко к тому.
Охладители…
Тоже.
Хладагент поступает. И отступает. Движение стабильно. Вход… выход… давление внутри… на утечку не похоже. И значит, дальше.
Что там еще имеется?
Отводчики?
Четыре… и вот она, проблема.
– Четвертый контур на отводе, – Данияр понял, что улыбается, хотя причин для веселья нет совсем. Контур в движении точно не починить. – Напряжение скачет, должно быть, катушку пробило. Или еще что…
– Скидывай техникам, – капитан кивнул, и показалось, одобрительно. Хотя, конечно, какое дело может быть диктатору до одобрения его действий совершенно посторонними людьми, на которых он в ином случае не обратил бы внимания.
– Скину. Но его лучше вообще выключить. Я переведу напряжение на три остальных.
И если они в норме, то система должна выдержать. В конце концов, в нее закладывают немалый запас.
– Пробуй.
– Напряжение при выходе возрастет скачкообразно, – счел нужным доложить Таккаро, вытирая пальцы о кресло. – Расчетно… на сорок три процента, однако имеющиеся данные не позволяют провести точную оценку.
– Техникам, – вздохнул капитан. – Все техникам. И напиши, что если они не пошевелятся, то нам всем поставят памятник. Посмертно.
Что ж, это напутствие определенно вдохновляло.
Труди была жива.
Она не пыталась уйти из каюты, хотя Кахрай подозревал, что, возникни у нее подобное желание, запертая дверь препятствием не станет.
– Жив еще? – вяло поинтересовалась она.
Труди лежала, свернувшись клубочком, подтянув колени к груди, и дышала часто, тяжело. Видно было, что лекарство, которое она ввела, или перестало помогать, или просто-напросто не работало.
– И ты тоже? – Кахрай коснулся ее лба.
Горячий.
Чума?
– Это ненадолго, – она заставила растянуть губы в улыбке, больше похожей на оскал. – А вы… как?
– Дерьмово.
– Беспорядки?
– Пока нет.
– Молодец… скоро начнутся… – Труди прикрыла глаза. – Если хочешь совета, заблокируй каюты.
Решение было… разумным.
– Многие будут недовольны, – Кахрай взял ее за руку и развернул ладонь, чтобы убедиться, что ему не показалось. – Почему тебе не сделали прививку?
– А зачем?
– Чтобы не умереть.
– Я уже… в процессе, если ты не заметил… и… я видела… это не так больно. Куда более милосердно, чем… от того, что во мне… – она закашлялась и свернулась еще больше.
– Что тебе нужно?
– Мне? Ничего. А ты… жалостливый…
– Ты солгала, сказав, что не знаешь заказчика, – Кахрай сел на пол. Ему удалось зацепиться за ее взгляд. И взгляд этот лишь подтвердил его правоту. – Солгала… ты не тот человек, который станет рисковать. Заказчики, они ведь люди ненадежные. Сегодня они готовы платить тебе, чтобы ты решила их проблему, а завтра они готовы платить кому-то другому, потому что боятся, что ты стала проблемой.
– Умный, – то ли восхитилась, то ли разозлилась Труди. Она подтянула руку под себя. – Тебе это не поможет. И ей… за нее беспокоишься?
– За всех.
– Экий ты… не только умный и жалостливый, а еще и ответственный… это никому не принесло добра. Я тоже ответ-
ственной была. И что в итоге? Когда перестала быть нужна, то и выкинули.
– Ты не полезла бы в такое дерьмо да без надежной страховки. А значит, все имена у тебя. Так?
– И что? Пытать станешь?
– Зачем? Больше боли, чем твоя болезнь, я не доставлю… а вот мой, как ты говорила, приятель, он и вправду умен. Куда умнее и меня, и тебя, вместе взятых. Он лекарство придумал. И я полагаю, вполне действенное. Представляешь?
Труди просипела что-то невнятное.
– И я думаю, что мы будем настолько милосердны, что поделимся. Это ведь весьма гуманно, правда? Да и разумно. Чума сожрет тебя быстро, ты и понять-то не успеешь, что происходит. Он мне пытался объяснить про иммунитет, устойчивость и все такое, но мы же знаем, что подобные мне не слишком хорошо соображают в таких вещах. Вот… одно я понял. Больных чума убьет быстрее, чем здоровых. А я не хочу, чтобы ты умерла…
– Тварь.
– Я? Почему? Вылечим. И капсулой нормализуем состояние. Я почитал про твой синдром. И вправду мерзковатая штука, если, конечно, у тебя он. Оказывается, есть столько всякой неизлечимой погани. Но в одном ты точно не соврала. Твоя болезнь убивает медленно, это не чума, когда день или два. Это длится неделями, месяцами. И обезболивающие уже не действуют.
– Ты…
– А еще мне скажут спасибо службы безопасности, когда получат тебя. Думаю, у них выйдет вытрясти все,
