Калловей недовольно хрюкнул. Кофе был хорош, бренди и сигары великолепны. (Если бы можно было себе позволить, подумал он, ради таких сигар отказался бы от своих любимых турецких сигарет.) Калловей поудобнее устроился в кресле с подушечкой для головы. Он был терпелив, так как догадывался, что сэр Исаак, когда захочет, сам перейдет к делу.
Баронет некоторое время разглядывал своего гостя, а потом сказал:
— Пернатые стервятники сами не убивают. Люди-стервятники, напротив, способны на убийство. Я умру, Калловей, и у меня есть веские причины полагать, что меня убьют, и я хочу попросить вас об услуге. Не думаю, что это случится в ближайшее время, однако это случится.
Если бы у Калловея был банальный склад ума, он бы решил, что имеет дело с чудаком или невротиком. Но в том-то и дело, что банальность была чужда Калловею. Он внимательно посмотрел на загорелое, обветренное, худое лицо собеседника и пришел к выводу, что тот не шутит.
— У вас есть доказательства? — спросил Калловей. — Вы подозреваете, кто ваш предполагаемый убийца? И говорили ли вы об этом с полицией?
— Нет, нет и нет. — Сэр Исаак неожиданно улыбнулся. — Благодарю, что не сочли меня сумасшедшим, Калловей. У меня нет никаких доказательств того, о чем я рассказал вам вкратце. Подозреваю, что моим убийцей будет некто, кто близок мне, тот, кто сейчас еще слишком юн или даже еще не родился. Как вы себе представляете попытку объяснить все это полиции? В любом случае, если я расскажу в полиции, почему я верю в то, что буду убит в неопределенное время в будущем, они уже никогда не воспримут мои слова всерьез.
Сэр Исаак встал и потянулся. Ростом он был семьдесят пять дюймов, под стать своему гостю, но при этом жилистый и гибкий, в отличие от неповоротливого и грузного Калловея.
— Я бы хотел, чтобы вы пошли со мной и кое на что взглянули, Калловей, — сказал он. — Прихватите с собой бокал.
Выбираясь из кресла, Калловей уронил пепел от сигары на грудь. (Чуть раньше он избавился от мятого смокинга — это был не дом, а теплица. «Не выношу холода, — объяснил Прайс, — с тех пор, как вернулся из Африки».) Неэффективная попытка стряхнуть пепел только добавила пятен на белой рубашке. Задержавшись ровно на столько, чтобы заново наполнить бокал из ближайшего графина, Калловей потащился следом за хозяином из библиотеки.
Пройдя по устланному толстым ковром коридору, два джентльмена подошли к украшенной великолепной резьбой двери. Прайс вытянул из кармана брюк длинную цепочку с одним-единственным ключом.
— Никто не входит в эту комнату без меня, — пояснил он.
С этими словами баронет открыл дверь, и они вошли внутрь. Сэр Исаак щелкнул выключателем. Прямоугольная комната впечатляющих размеров мгновенно осветилась мягким свечением ламп, укрепленных на обшитых панелями стенах.
По одну сторону комнаты располагался большой открытый камин, в котором, несмотря на то что никто в комнате не мог этого оценить, горел огонь. Возле камина стояло несколько кресел с подголовными подушками, а сбоку пристроился небольшой столик на колесах, с графинами и бокалами.
На полпути к камину значительное пространство комнаты занимал стол на восьми крепких ножках, со стеклянной столешницей, а в дальнем затененном углу Калловей заметил нечто похожее на статую, выполненную в человеческий рост. Стол был с объемной столешницей, возможно, чуть больше, чем у бильярдного стола, и Прайс повел своего гостя прямиком к нему. Баронет прикоснулся к скрытому выключателю, и внутреннее пространство стола залил золотистый свет удивительной чистоты.
Система освещения была настолько хитроумно устроена, что обнаружить источник света казалось практически невозможным.
У Калловея от изумления перехватило дыхание. Перед ним развернулась самая невероятная по реалистичности диорама из всех, что он видел в своей жизни. Словно с высоты нескольких тысяч футов он смотрел на простирающуюся миля за милей африканскую саванну. Там виднелись поросшие травой равнины, водоемы, далекие холмы с миниатюрными вкраплениями акаций, и там были фигуры, крохотные, не больше булавочной головки, но все же узнаваемые.
За многочисленными стадами пасущихся гну и зебр невидимой тенью неслись стаи диких собак динго, шакалов и гиен. Слоны и жирафы ощипывали молодые листья с деревьев, и облачка пыли клубились у них под копытами. Прайд сонных львов отыскал подобие тени и дремал, переваривая обильную пищу. Где-то вдалеке охотники укрылись за термитниками, подстерегая добычу и предвкушая полные котлы пищи и туго набитые животы.
Калловей потер глаза и снова уставился на стол. Он не был уверен, но все же… эти стервятники кружились в небе не в столешнице, а над ней, на свободе?
Калловей повернулся к баронету.
— Примите мои поздравления, — сказал он. — Никогда не видел ничего подобного. И сомневаюсь, что когда-нибудь увижу. Это вы создали?
Исаак Прайс покачал головой:
— Моих рук дело декорации — стол, освещение… Остальное — иллюзия, реальность… кто знает?
Баронет не стал углубляться в подробности. Вместо этого он взял Калловея за руку и подвел к статуе в углу комнаты. Щелчок выключателем — и два светильника отбросили теплое свечение. Это была не просто статуя, а что-то другое. Фигура казалась воплощением власти, на ее плечах красовались доспехи… Калловей не мог понять, что же именно он видит перед собою.
Наряд из рыже-коричневой кожи рептилий, украшенный металлическим орнаментом и перьями, венчала зловещая маска василиска из потемневшего от времени дерева, с глазами из какого-то драгоценного камня, возможно, агата. На маску был водружен головной убор древних фарисеев, а шею украшал массивный ворот из переплетенных золота и серебра. В каждой руке фигура сжимала по длинному деревянному жезлу или скипетру, эти украшенные тонкой резьбой палки явно символизировали власть. Калловей обнаружил, что по какой-то причине не в состоянии выдержать взгляд неумолимых глаз, которые смотрели на него из-под этой гротескной маски.
— Волнующе, не так ли, — прокомментировал Прайс. — Это Элкуан, вернее, тот, кто когда-то был Элкуаном. Идиот, не прикасайтесь к нему!.. — Последнюю фразу он выкрикнул, когда Калловей потянул к фигуре свою массивную лапу.
— Прошу прощения, Калловей, — сказал баронет через несколько секунд. — Но поймите, когда я сказал, что это Элкуан, то я именно это и имел в виду. Внутри костюма мумифицированный труп человека, которого звали Элкуан. — Он выключил подсветку. — Давайте вернемся в библиотеку, и я все объясню.
— Я познакомился с Элкуаном почти сорок лет назад, когда я был еще очень молод и только-только приехал в Кению, — начал свой рассказ Прайс, когда они снова расположились в креслах, освежили бокалы с арманьяком и прикурили сигары. — Я предполагаю, вы назвали бы его шаманом, но это не совсем точное определение. Элкуан жил в одном из местных селений, но он не принадлежал к их племени. Для начала он не был негром, не говоря уже о кикуйу.[79]
