— Если не запрещено видеть девушку, то отведите меня в склеп. Быть может, я смогу вернуть её к жизни, если это будет угодно Богу и если её душа ещё не покинула тело. У меня есть реликвия. Её дал мне Святой Отец. Это — щепка от посоха пророка Елисея. Она разрушает волшебство и помогает силам природы противостоять постороннему вмешательству в неё.
Пономарь тотчас позвал карликов, а те, узнав о намерении странника, с радостью проводили его вниз, в склеп.
Готфрид был восхищён прекрасным, белым, как алебастр, лицом, увиденным им в окошечке гроба. Он поднял крышку и велел удалиться всем скорбящим слугам, кроме карликов; потом достал реликвию и положил её на сердце умершей. Прошло немного времени, окаменелость лица исчезла, и жизнь вернулась в неподвижное тело.
Девушка очень удивилась, увидев возле себя красивого незнакомца, а несказанно обрадованные карлики приняли этого удивительного человека за ангела, посланного Небом. Готфрид рассказал девушке о себе и о своём паломничестве, а она поведала ему свою судьбу, не утаив и о коварстве злой мачехи.
— Вам не избежать ядовитых паучьих сетей, — сказал Готфрид, — если вы не последуете моему совету. Оставайтесь ещё некоторое время в этом склепе. Пусть никто не знает о вашем пробуждении, но, как только я завершу паломничество, то сразу же вернусь сюда, отвезу вас в Арденны к моей матери и тогда отомщу за всё вашей убийце.
Этот совет понравился прекрасной Бланке. Благородный пилигрим вышел из склепа и сказал обступившим его слугам:
— Тело вашей госпожи никогда не согреется. Источник жизни иссяк. Чему быть тому не миновать, и смерть есть смерть.
Верные карлики, знавшие правду, держали язык за зубами и потихоньку приносили девушке еду и питьё. Как и прежде, они продолжали охранять гроб и с нетерпением ожидали возвращения благочестивого пилигрима.
Готфрид вскоре добрался до Арденн, обнял нежную мать и, устав с дороги, рано лёг спать. С мыслью о прелестной Бланке, он быстро заснул. Во сне ему явился отец с весёлым лицом и сказал, что он избавился от чистилища. Благословив сына, отец пообещал ему удачи во всех его начинаниях.
Ранним утром Готфрид облачился в рыцарские доспехи, взял с собой вооруженных всадников и, простившись с матерью, сел на к коня и уехал.
Подъезжая в полночный час к цели своего путешествия и услышав в замке погребальный звон колокола, он сошел с коня, натянул поверх лат одежду пилигрима и зашёл в часовню помолиться. Зоркие карлики, как только увидели коленопреклонённого у алтаря странника, не удержались и бросились в склеп сообщить госпоже добрую весть.
Бланка сбросила саван и, как только кончилась всенощная и священник с дьячком поспешили из холодной церкви в тёплую постель, с радостно бьющимся сердцем поднялась из гроба, подобно праведникам, восставшим в день Страшного Суда из мрачных могильных склепов. Но, когда она увидела себя на руках молодого человека, пожелавшего увезти её, благонравной девушкой вдруг овладел страх, и она робко воскликнула:
— Подумайте, что вы делаете, юноша. Спросите ваше сердце, искренне ли оно или только хитрит. Если вы обманете доверие, которое я питаю к вам, то знайте, — Небо накажет вас!
Рыцарь скромно ответил:
— Пресвятая Дева свидетельница моих чистых намерений, и пусть меня покарает Небо, если в моей душе гнездятся недостойные мысли.
Готфрид помог Бланке сесть на коня и сопроводил её в Арденны к своей матери, которая встретила девушку с искренней нежностью и заботилась о ней, как о родной дочери.
Скоро в сердцах юного рыцаря и прелестной Бланки зародилось нежное чувство любви. Добрая мать и весь двор желали, чтобы прекрасный союз благородной пары был закреплён святым таинством брака, и чем скорее, тем лучше. Но Готфрид считал, что сначала он должен исполнить обет мести. Во время приготовлений к свадьбе, он покинул свой замок и поехал в Брабант к графине Рихильде, которая всё ещё была занята выбором второго мужа, но, так как советоваться с зеркалом уже не могла, то до сих пор ни к какому решению так и не пришла.
Едва Готфрид Арденнский появился при дворе, как сразу же привлёк внимание графини. Он назвался рыцарем Грабе[31], и это было единственным, что, по мнению Рихильды, не гармонировало с его прекрасной внешностью. Она посоветовала ему сменить это имя на более благозвучное, ибо жизнь ей представлялась ещё такой прекрасной, что всякое упоминание о могиле пугало её. Про себя она подумала, что своё прозвище арденнец получил, наверное, из-за своего паломничества в Иерусалим к Святому Гробу. При этом мнении она и осталась, не пытаясь более доискиваться до истины.
Посоветовавшись с сердцем о зарождающейся страсти, графиня пришла к заключению, что Готфрид имеет неоспоримое преимущество перед другими претендентами, поэтому она решила расставить перед ним обольстительные сети своего кокетства. Рихильда умела с помощью косметики освежить поблекшие краски лица и под тончайшим брабантским кружевом скрыть отцветающие прелести.
При каждом удобном случае она давала своему Эндимиону[32] самые заманчивые авансы и всевозможными способами прельщала его: то облачалась в великолепные платья, роскошнее которых не одевала даже богиня Юнона, когда боги собирались на вершине Олимпа; то в соблазнительном неглиже, грациозно накинув лёгкие короткие одежды, сидела с ним тет-а-тет в саду у фонтана, любуясь, как из сосудов в руках мраморных наяд извергаются журчащие серебристые струи воды и, разбиваясь в воздухе на тысячу брызг, с шумом устремляются в бассейн; то под руку с ним совершала интимные прогулки при луне, льющей мягкий свет сквозь тёмную аркаду строгих тисов; то в тенистой беседке нежно перебирала струны арфы, стараясь донести до сердца внемлющего рыцаря мелодичные аккорды.
В одно из таких свиданий Готфрид в притворном порыве обнял её колени и воскликнул:
— Не разрывайте моё сердце своими чарами, жестокая красавица, и не будите во мне спящего желания, которое сводит меня с ума, — любовь без надежды горше смерти!
С нежной улыбкой на губах Рихильда подняла его белоснежными руками и возразила сладким голосом:
— Бедняжка, лишенный надежды, откуда у вас такое малодушие? Или вы так неопытны в любви, что не чувствуете симпатии моего сердца? Если вам не понятен его язык, то услышьте признание в любви из моих уст. Что нам мешает навеки соединить наши судьбы?
— Ах, — вздохнул Готфрид, прижимаясь губами к бархатной ручке Рихильды, — ваша доброта восхищает меня, но меня обязывает клятва: при выборе невесты последнее слово должно принадлежать моей матери, и, кроме того, я обещал не покидать мою добрую матушку, пока не исполню последнего сыновнего долга и не закрою ей глаза. Если бы вы решились, дорогая повелительница моего сердца, покинуть двор и последовать со мной в Арденны, то счастливее меня не было бы на земле человека.
Графиня, не долго думая, дала своё согласие. Правда, предложение покинуть Брабант ей не понравилось; ещё меньше её устраивала свекровь, которая казалась Рихильде обременительным приложением, но любовь преодолела всё. С большой пышностью был организован свадебный поезд и назначена блестящая свита, среди которой щеголял и придворный врач Самбул, правда, без бороды и обоих ушей. Хитрая Рихильда освободила его из темницы, милостиво вернула ему почёт и оказала прежнюю благосклонность, ибо полагала, что он может ещё пригодиться, если вдруг она захочет избавиться от свекрови, чтобы вместе с супругом поскорее вернуться в Брабант.
Почтенная матрона встретила сына и мнимую невестку с подобающей учтивостью и, казалось, весьма одобрила выбор рыцаря Грабе. Всё было приготовлено для церемонии бракосочетания. Торжественный день настал, и Рихильда, нарядившись, как царица фей, вошла в зал, откуда её должны были повести к алтарю. Ей так хотелось сейчас, чтобы время обрело крылья. Но вот в зал вошёл с озабоченным лицом паж и что-то прошептал на ухо жениху. Готфрид с притворным ужасом всплеснул руками и громко воскликнул:
— Несчастный юноша, кто же встанет с тобой в пару в торжественный день твоего обручения, если твоя возлюбленная убита злодейской рукой?
Потом повернулся к графине и сказал:
— Знаете ли, прекрасная Рихильда, я даю в приданое двенадцать девушек и столько же юношей, которые вместе со мной должны идти к алтарю, но самая красивая из них убита своей преступной матерью из ревности. Скажите, какого возмездия заслуживает этот чудовищный поступок?
Рихильда, огорчённая тем, что происшедшее отдаляет счастливый момент и омрачает радость дня, ответила недовольно:
— О, как это ужасно! Жестокая мать заслужила идти в свадебной процессии вместо убитой, рядом с несчастным юношей в раскалённых железных башмаках, — это будет бальзам на его сердечную рану, ибо месть так же сладка, как и любовь.
