– Я знала.
– Нет.
– Знала, да…
– Тогда б не плакала.
– Я всё равно плачу. Даже сейчас. Потому что ты уйдёшь.
– Но теперь ты знаешь, где я и что со мной. Что я с Учителем, – тут, надо сказать, я слегка покривил душой. – Что, когда он сможет, мы будем приходить к тебе. Хоть и ненадолго, но сможем.
Мы сидели рядом. Малыш лежал у меня на руках – всё-таки наперекор всему я подержу его. Тёплый и сопит, когда спит.
– Всё равно… – Она слабо улыбалась, прижимаясь к моему плечу. – Это… не знаю. Возьми меня с собой, Гвин! Возьми нас, пожалуйста!
Я вздохнул.
– Мы сделаем это. Как только трон Империи будет в надёжных руках нашего сына.
Она задрожала, поникла.
– Прости, – я знал, каково ей сейчас. – Но Дану в отличие от людей могут ждать. Оставить же Империю в хаосе, на волю случая…
– Я знаю, – повторила она, хотя голос дрогнул от слёз. – Но так тяжко… здесь одной…
– Этот подвиг, что требует от тебя Империя, моя императрица. И не бойся – я пройду по следу этой белой твари.
– Опять? – слабо улыбнулась она. – Белая тень… как в прошлый раз?
– Уверен, что нет, – сказал я, хотя, конечно, ни в чём уверен быть не мог. – Скорее всего, какой-нибудь недобитый чародей Радуги. Или всебесцветного Нерга. Я доберусь до него, обязательно доберусь. Даже не сомневайся.
Она тихонько вздохнула и прижалась к моему плечу. Руки её постоянно скользили мне по груди, по спине, касались локтей, ладоней, предплечий, словно она торопилась вобрать всё до конца, чтобы дар Учителя Ракота не «пропал понапрасну», как, наверное, она могла бы думать.
– Ты ведь ещё придёшь? Придёшь, правда? Пока… пока я не ушла к тебе?
– Конечно, – сказал я без тени сомнения. – Повелитель Ракот очень, очень занят, но… как видишь, он нашёл для меня мгновение.
* * *
Да, это было лишь мгновение, и Учитель не мог задерживаться долго. Сеамни держалась. Она стояла, бледная, но спокойная, а когда Ракот, кашлянув, слегка махнул рукой, даже улыбнулась.
– Я такая счастливая, – вдруг шепнула она мне на ухо, обнимая. – Ты вернулся. Ты есть. Мы будем вместе. Чего ещё надо влюблённой Дану?
Я склонился над сыном. Он не спал, смотрел на меня – спокойно, с интересом, и в глазёнках было что-то, впервые заставившее меня ощутить… резкую, режущую боль в сердце. Там ничего не могло болеть, да и сердца-то, наверное, не было, а тело целиком сотворено было магией Учителя – однако оно всё равно заболело.
Сеамни придёт ко мне, знал я. Она не остановится ни перед чем. Но ты, малыш… Тебе править на истерзанной земле моей Империи, и править хорошо.
Значит, я должен возвращаться. Как дух, как призрак, как-то ещё – неважно. Но я должен. Дверь не захлопнулась, она лишь призакрылась.
– Пора, – уже вслух сказал Учитель.
– Пора, – повторил я, тщетно пытаясь заглушить резь в груди.
– Приходи, – шепнула Сеамни.
И мы исчезли.
* * *
Учитель оставил меня сразу же, едва закончилось моё свидание с женой, и был он при этом непривычно сдержан, словно в глубоких, неведомых мне раздумьях.
– Ты знаешь, что делать?
– Да, Учитель. Я пройду по следу этой твари. Я успокоил Тайде, но…
– Я слышал, – проворчал Ракот. – Это не ренегат-чародей, не какая-то отрыжка Радуги или даже Серой Лиги. Кто-то нацеленно бьёт по твоему наследию, кому-то обязательно надо обратить твою Империю в прах. Особенно сейчас, когда два мира слились и неизбежны… столкновения.
– Я пройду по следу, – повторил я. В конце концов, быть призраком имеет порой свои преимущества, особенно в таких делах.
– Поспеши, – отрывисто бросил он. – Я не смогу тебе помочь, у меня…
– Не надо, повелитель, я справлюсь.
– Не сомневаюсь, – мрачно сказал Учитель. – Просто знай – те, кто против нас, имеют множество слуг и множество обличий. Не удивлюсь, если ты столкнёшься с теми, кто нам известен как Дальние.
Я склонил голову. Мне не хотелось спорить с Учителем и указывать ему на его ошибку. В конце концов, он был всего лишь богом, и я знал наверняка, что никакими Дальними тут и не пахнет.
Тот, кто умер в Мельине, знает лучше. След твари остался на земле, в воздухе, в корнях травы. Ошибаются те, кто думает, что духи, магические существа, могут «подобраться внезапно» или «исчезнуть неведомо куда». Дорожка всё равно остаётся, и она видна тому, кто знает, как именно её увидеть.
Я знал. Это пришло само, точно так же, как приходит к нам дыхание.
Призрак, созданный магией, явился издалека, словно и та белая тень, что похитила в своё время Тайде. Учитель прав – его послали прикончить Сеамни и моего сына, что окончательно погрузило бы Империю в хаос.
Да, это само собой наводило на мысль о мести последних из Радуги… но сотворить подобное им не под силу было даже в лучшие времена. Скорее, они уж могли получить помощь кого-то очень могущественного или прибиться к нему как слуги. И хозяин, быть может, довольный новыми лакеями, мог кинуть им кость.
Если, конечно, уничтожить Империю и в самом деле их цель.
Но какая ещё? Можно гадать сколь угодно, надо просто выловить это… создание.
Именно создание. И именно выловить. Потому что, желай неведомые мне чародеи просто уничтожить Сеамни и всех приближённых, призраку довольно было бы принести с собой достаточно свободной силы, чтобы попросту сгореть на пороге, воспламенив всё вокруг себя.
Нет, его отправили сделать что-то ещё… особое, совсем особое. И, судя по всему, конструкт этот был достаточно ценен – его попытались вернуть, не дали расточиться и исчезнуть.
След его вёл на запад от Мельина. Туда, где лежал затянувшийся, закрывшийся шрам былого Разлома.
Позади оставались огромные расстояния, и я видел – Империя медленно оживает. Она получила тяжкий, но всё-таки не смертельный удар.
А там, где раньше был Разлом, начинались уже совершенно новые земли. Я чувствовал, что два слившихся мира слились не просто так, когда к одному словно пришита суровой нитью часть другого. Здесь как будто открылись иные пути, сквозь то, что Учитель звал Межреальностью, остались прокладки, прожилки, тонкие слои… и они делали новый мир совершенно не похожим на оба старых.
Даже светила, похоже, слились как-то по-особому. Во всяком случае, за Разломом я увидел бескрайние барханы жёлтых песков.
След призрака уходил именно туда.
Не потребовалось много времени, чтобы достичь сердца пустыни. Кто знает, как долго она останется таковой, всё-таки северный континент Мельина никогда не отличался испепеляющей жарой. Однако над головой – чувствовал я – царило чужое солнце, а среди воздушных струй тянулись незримые для простых смертных нити Межреальности.
Быть может, старое естество Мельина поборет вбитый в него песчаный клин. С запада, востока и юга придут полные влагой облака, прольются дождями, упрямые деревья отдадут ветрам легионы безмолвных семян, что лягут в мёртвые барханы, и пустыня мало-помалу оживёт; а может, напротив, безжалостный напор чужого солнца возьмёт верх, и жадные пески поползут во все стороны, поглощая поля, леса и реки Империи…
Я не могу этого допустить.
Но пока моё дело здесь совсем иное.
Сердце пустыни, древний могильник. Он скромен, затерян в песках, засыпавших до середины сложенные из лимонно-жёлтого песчаника стены. Давно рухнули колонны, статуи уродливых тварей лишь угадываются под языками барханов.
Чёрный зев входа – его явно расчищали и поддерживали в порядке.
Там была жизнь, я чувствовал это. Глубоко под землёй, очень глубоко. Я ощущал каверны, пустоты, рукотворные и нет, проложенные и смертными, и подземными водами, и вообще нечеловеческими руками, руками рас, что были здесь до человека; и там, на дне, продолжалась напряжённая работа.
Я не мог щёлкнуть бесплотными пальцами, чтобы пески пустыни расступились бы передо мной. Я бестелесен, но земная твердь имеет надо мной власть. Я незрим, но маги, колдуны и шаманы посредством чар способны меня увидеть.
Что ж, посмотрим, что там.
В сказках призраки спокойно плавают сквозь стены; не знаю, как им это удаётся, потому что моё новое естество, моя магическая суть словно бы привязана к человеческой памяти, к привычкам прежней жизни – и оттого я всегда иду только через вход. Учитель усмехался и говорил, что всё со временем образуется, в том числе и такое столь полезное для призраков умение, когда нужно, проходить сквозь преграду; но пока мне до этого далеко.
Чёрный зев могильника прямо-таки смердел магией. Миазмы поднимались, словно из выгребной ямы.
Я поплыл ко входу.
Это очень странное ощущение, потому что собираешься «идти», а вместо этого словно бы плывёшь или просто перемещаешься в пространстве, невесомый и словно бы летящий.
Внутри хода царила чернильная темнота. Никаких тебе факелов, и сам ход казался грубо, наскоро пробитым в камне. Торопливая неровная кладка горловины, идущая сквозь слой песка, и дальше низкий наклонный ход, узкая щель, словно здесь поработали грабители могил, пробивавшиеся к потайной гробнице.
