— Я понимаю вас, милый доктор. Ваша деликатность не знает границ, но это нисколько не мешает мне считать себя вашей должницей и выразить вам благодарность за ваше доброе участие.
С этими словами она поднесла ему золотую табакерку, которую тот принял, правда, лишь как задаток, и чтобы не обижать в лице дам выгодных клиенток, не стал им больше возражать. Врач, впрочем, легко объяснил себе эту загадку. Он предположил, что графская семья страдает нервным расстройством, при котором самая невероятная игра воображения представляется естественной, и прописал пациенткам большую дозу слабительного.
Доктор Шпрингсфельд не принадлежал к числу тех беспомощных врачей, что завоёвывают расположение пациентов, расхваливая всевозможные мази и пилюли. Нет, он развлекал больных забавными историйками, городскими новостями и невинными анекдотами и этим восстанавливал их бодрость духа. После посещения графини, совершая обычный врачебный обход, доктор в беседе с очередной пациенткой всякий раз украшал свой рассказ о странных обстоятельствах своего первого визита к вновь прибывшим дамам всё новыми забавными подробностями.
Очень скоро графиня Цицилия приобрела в Карлсбаде широкую известность. Всем было интересно завести с ней знакомство. Когда она со своими прелестными дочерьми впервые появилась в обществе, каждый старался протиснуться к ней поближе. Маменька и дочки были в высшей степени поражены, встретив здесь всех, кому несколько дней назад их представляли в замке господина Ризенталя. Прежде всего, им бросились в глаза увешанный орденами богемский граф, тучный каноник и парализованный финансовый советник. Не понадобилось натянутой церемонии представления незнакомым, так как в зале не было ни одного чужого лица.
Свободно и непринуждённо обращалась словоохотливая дама то к одному, то к другому из присутствующих, называя каждого по имени и званию, много говорила о господине Ризентале, вспоминала беседы с ним, его гостеприимство и не могла понять, откуда эта чванливость и холодность у кавалеров и дам, совсем недавно проявивших к ним столько внимания и дружелюбия.
У графини зародилось подозрение, что её разыгрывают и что вот-вот появится господин Ризенталь и положит конец этой шутке. Желая предупредить его триумф и поразить всех своей проницательностью, она обратилась к опирающемуся на костыли сгорбленному финансовому советнику с шутливой просьбой привести в движение все его четыре ноги, вывести из засады полковника и представить его обществу.
Такое поведение графини указывало, по мнению курортников, на её чрезмерную фантазию. Все сочувствовали больной, которая во всём, что не касалось дороги через Исполиновы горы, выглядела вполне благоразумной женщиной.
Графиня, со своей стороны, по многозначительным минам, кивкам и взглядам собравшихся вокруг неё аристократов догадывалась, что о ней думают, и решила напомнить присутствующим о приключении на силезской границе. Все слушали графиню внимательно, как слушают сказку, на несколько минут развлекающую слушателей, но не верили ни одному её слову, подобно тому как никто не верил пророчице Кассандре, которую Аполлон наделил даром предвидения, но, недовольный непокорностью жрицы, сделал так, что её предсказаниям перестали верить.
— Чудесно! — в один голос восклицали слушатели и многозначительно поглядывали на доктора Шпрингсфельда, а тот украдкой пожимал плечами и давал себе слово не прекращать лечения пациентки до тех пор, пока минеральная вода начисто не смоет из её головы воспоминание об этом приключении, будто бы имевшем место в Исполиновых горах.
Курорт между тем оказал действие, какое ожидали от него врач и его пациентка. Графиня, видя, что её слова не находят веры у карлсбадского израильтянина и даже вызывают у него кое-какие сомнения по поводу её рассудка, перестала делиться своими воспоминаниями, и доктор Шпрингсфельд не преминул приписать это целебной силе источников.
Когда лечение водами подошло к концу и прелестные девушки вдоволь насладились комплиментами поклонников, досыта надышались фимиамом лести и устали от вальсирования, семейство отправилось в родные пенаты. Обратный путь снова пролегал через Исполиновы горы, так как было решено сдержать обещание, данное гостеприимному полковнику, и по дороге в Бреславль заглянуть к нему в замок. Заодно графиня рассчитывала получить от него разрешение непонятной загадки, — почему общество, с которым он их познакомил, отнеслось к ней в Карлсбаде как к совершенно чужой, и почему все скрывали своё знакомство с ним. Но никто не мог указать ей дорогу к замку полковника Ризенталя. К тому же, и имя владельца замка не было известно жителям ни по ту, ни по эту сторону гор. Только теперь графиня окончательно убедилась, что незнакомец, взявший их под своё покровительство и предоставивший им приют, никто иной, как горный дух Рюбецаль. Она признала, что он великодушно исполнил свой долг гостеприимства, и простила ему шутку с курортным обществом. Всем сердцем поверив в существование духов, она, опасаясь насмешек, скрывала это перед светом.
С того времени о Рюбецале ничего не было слышно. Он вернулся в подземное царство, и вскоре после этого там вспыхнул большой рудничный пожар, который разрушил Лиссабон, а потом и Гватемалу[90]. Оттуда он распространился дальше и недавно бушевал у границ германского отечества, так что у гномов в недрах земли было столько забот с огненной стихией, что с тех пор ни один из них не показывался на её поверхности.
И если не сбылось пророчество Хевилла[91] и пресловутый целлерфельдский пророк[92] оказался лжепророком, если страны по берегам Рейна и Некара стоят на своих старых местах так же прочно и незыблемо, как Броккен и Исполиновы горы, и если гиршбергские господа ещё не позволили выйти в открытое море ни одному кораблю, чтобы принять участие в американской морской войне, то это благодаря бдительным гномам и их усердному труду.
по «Истории Богемии» И. Дубравия и «Истории происхождения Богемского государства» кардинала Э. Сильвия
(Гравюры — Г. Остервальд)
В глубине Богемского леса, от которого теперь осталась одна только тень, в те давние времена, когда он занимал обширные пространства, жил маленький народец — лесные духи, хорошо известные поэтам под именем дриад, а старым бардам под именем эльфов.
В отличие от людей, слепленных из жирной глины, эти воздушные, бестелесные создания, боящиеся дневного света, были сотканы из прозрачного эфира и потому для многих невидимы. Только очень чувствительные люди с большим трудом могли разглядеть их, да и то лишь при бледном свете луны.
С незапамятных времён безмятежно обитали они здесь, пока однажды тишину леса не нарушила военная суматоха. То герцог Чех со своими славянскими полчищами вторгся из-за гор в эту негостеприимную страну в поисках новых земель. Прекрасные обитательницы вековых дубов, скал, гротов и ущелий, а также заросших камышом озёр и болот спасались бегством, заслышав звон оружия и ржание боевых коней. Даже лесной царь не выдержал этого шума и перенёс свой двор в безлюдную чащу леса.
Только одна нимфа никак не могла решиться оставить свой любимый дуб, на высокой вершине которого она устроила себе жилище, и когда люди то здесь, то там стали вырубать лес и возделывать землю под посевы, лишь она сохранила мужество и готовность защищать своё дерево от посягательств непрошеных гостей.
Среди придворной челяди герцога был один молодой, благородной внешности, стройный и сильный, полный отваги и юношеского огня оруженосец, по имени Крок. Ему были поручены любимые кони господина. В поисках пастбищ, он забирался далеко в глубь леса и часто отдыхал под дубом нимфы. Она с удовольствием разглядывала чужестранца и, когда ночной порой он засыпал у корней её дуба, навевала ему приятные сны, чередуя их иногда с видениями важных событий предстоящего дня. А если, случалось, убегал конь, и пастух терял в чаще леса его след, то засыпая в тревожном сне, он находил скрытую тропинку, ведущую к месту, где паслось заблудившееся животное.
Новые поселенцы осваивали всё новые участки леса, постепенно приближаясь к жилищу нимфы. В силу присущего ей дара предвидения, она знала, что скоро её дереву жизни будет угрожать топор и поэтому решила открыть свою тревогу гостю.
Однажды, в лунный летний вечер, Крок пригнал с пастбища табун позже обычного и поспешил на своё ложе под широко раскинувшимися ветвями высокого дуба. Дорога к нему огибала богатое рыбой озеро, в серебристых водах которого светящимся лучом отражался золотой серп луны, и в его мерцании на другом берегу, недалеко от дуба, Крок увидел слабо различимую фигуру девушки, которая прогуливалась у воды, словно наслаждаясь прохладой.
