Старый рыцарь обрадовался возвращению сына, а ещё больше тому, что совет дочери мудрого Крока так удачно совпал с его желанием. Ну а сын не замедлил последовать либушиному совету и занялся земледелием.
Он надел на быков ярмо и запряг их в плуг. Первая же борозда получилась на славу. Быки за один день вспахали земли больше, чем за то же время могли это сделать двенадцать пар обычных быков. Ибо они были такие же сильные и выносливые, как бык, выпрыгивающий из облаков в календаре под знаком апреля месяца[101], а не вялые и флегматичные, как евангельский бык[102], словно овчарка, уныло бредущий подле святой повозки.
Герцог Чех, который во главе войска первым пришёл в Богемию, давно скончался, не оставив после себя наследника титула и княжеского трона. После его смерти магнаты объявили новые выборы, но не сумев укротить свой буйный нрав, так и не пришли к общему согласию. Корысть и самомнение уподобили первый богемский ландтаг польскому сейму[103]. За княжескую мантию ухватилось столько рук, что она разорвалась в клочья и не досталась никому. Правление распалось, и наступила анархия. Каждый делал что хотел: сильный угнетал слабого, большой — малого, богатый — бедного. Не стало твёрдой власти в стране. Впрочем, находились пустые головы, утверждавшие, что в новой республике всё обстоит благополучно.
— Всё в порядке, — говорили они, — всё идёт своим чередом. У нас так же, как и повсюду: волк пожирает овцу, коршун — голубку, лисица — курицу.
Такое беззаконие не могло долго продолжаться. Когда опьянение мнимой свободой прошло и люди отрезвели, вступил в свои права Разум. Патриоты, честные граждане и все, кому дорога была родина, решили уничтожить идола — многоголовую гидру и вновь объединить народ под одной главой.
— Давайте, — говорили они, — выберем князя, который управлял бы нами по законам и обычаям наших отцов, обуздал бы произвол и установил в стране порядок и справедливость. Пусть нашим правителем станет не самый могущественный, не самый смелый, не самый богатый, а самый мудрый.
Народ, давно уставший от притеснения мелких тиранов, на этот раз был единодушен и встретил это предложение бурным одобрением. Созвали ландтаг, и выбор пал на мудрого Крока. Снарядили и отправили к нему почётное посольство с приглашением принять княжеское достоинство. И хотя Крок не стремился к достижению высоких почестей, он, не колеблясь, согласился с волей народа. Его облачили в пурпур, и он с большой помпой вступил в княжескую столицу Вышеград[104], где народ встретил его ликованием и присягнул на верность как своему правителю. Тут он убедился, что и первая камышовая палочка щедрой нимфы одарила его.
Скоро слава о справедливости и мудрых законах Крока разнеслась далеко за пределами страны. Сарматские князья[105], постоянно враждовавшие между собой, приезжали издалека со своими распрями к его судейскому трону. Он взвешивал их тяжбы на непогрешимых весах закона и, подобно досточтимому Солону[106] или мудрому Соломону[107], восседавшему на троне среди двенадцати львов, изрекал приговор.
Однажды, когда несколько подстрекателей, объединившись, восстали против спокойствия своей страны и вынудили легко возбудимый польский народ взяться за оружие, Крок, во главе войска, отправился в Польшу и предотвратил гражданскую войну. В благодарность за подаренный мир, поляки избрали его также и своим герцогом. Он построил там новый город, названный в его честь Краковым. Этот город и поныне сохранил за собой право короновать польских правителей.
До конца своих дней Крок со славою управлял страной. Когда же почувствовал, что его жизненный путь подходит к концу и смерть близка, то велел сколотить гроб из кусков дуба, на котором жила нимфа, и в нём похоронить его останки. Потом почил с миром и, оплакиваемый дочерьми, в дубовом гробу был предан земле. Вся страна скорбела о нём.
Едва была закончена траурная церемония, как выборные от всех сословий собрались на совет, чтобы решить, кто займёт освободившийся княжеский трон. Все были единодушны в том, что наследницей трона должна стать одна из дочерей Крока. Не могли только прийти к соглашению, какая из них.
Бэла вряд ли могла рассчитывать на успех, так как обладала недобрым сердцем и часто употребляла волшебный дар во вред людям. Но она посеяла в народе такой страх, что никто не решался выступить против, из опасения навлечь на себя её гнев. Голосование прошло в полном безмолвии. Ни одного голоса не было за неё, но и ни одного против.
С заходом солнца народные представители разошлись, отложив выборы до следующего дня. На сей раз, было предложено имя средней сестры. Но сознание силы своих могущественных заклинаний вскружило голову Тербы, сделав её надменной и заносчивой. Она требовала, чтобы её почитали как богиню, и, если ей беспрестанно не курили фимиам, становилась капризной, угрюмой и своенравной. Словом, обнаруживала качества, не свойственные представительницам прекрасного пола. Её боялись меньше, чем старшую сестру, но любили не больше. По этой причине на поле, где происходили выборы, было тихо, как на поминках, и опять никто не голосовал.
На третий день обсуждалась кандидатура Либуши. Едва произнесли это имя, как среди избирателей послышался одобрительный гул; строгие лица прояснились, и морщины на них разгладились. Каждый избиратель говорил соседу о претендентке на престол только хорошее. Один отмечал её благонравие, другой — скромность, третий — ум, четвёртый — дальновидность, пятый — бескорыстие, десятый — целомудрие, ещё девяносто — красоту, и остальные — бережливость. Если влюблённый перечисляет слишком длинный список достоинств любимой, всегда возникает сомнение, обладает ли она хоть одним из них. Но народ в своих оценках ошибается редко и склонен судить скорее в ущерб доброй славе, чем к её выгоде. При таком всеобщем признании её похвальных качеств, Либуша была, конечно, наиболее достойной претенденткой на богемский трон. По крайней мере, так считали избиратели. Но если уж в таком деле как замужество предпочтение, отданное младшей сестре перед старшими часто, как показывает опыт, нарушает семейный мир, то в данном случае мог быть нарушен добрый мир в стране. Это соображение повергло мудрых опекунов народа в большое смущение. Недоставало оратора, который силой своего красноречия побудил бы избирателей в этот решающий час энергично и твёрдо проявить добрую волю. И такой оратор нашёлся.
Один из самых влиятельных в стране богемских магнатов, — верный вассал герцога, князь Владомир, — давно уже вздыхал по прекрасной Либуше и сватался за неё ещё при жизни её отца, который любил его, как сына, и всей душой желал, чтобы взаимная любовь соединила молодую пару. Но гордая девушка словно не замечала молодого князя, а неволить её добрый отец не хотел. И всё-таки Владомир не терял надежды верностью и настойчивостью преодолеть либушино упрямство, но, находясь в свите герцога, ему, пока тот был жив, так и не удалось продвинуться к желанной цели ни на шаг. Но вот, казалось, настал момент, когда достойным поступком он мог заслужить великодушную благодарность Либуши и завоевать её сердце, до сих пор не отвечавшее на его любовь. Рискуя навлечь на себя ненависть и гнев старших сестёр, он решил во что бы то ни стало возвести любимую на трон её отца. Заметив нерешительность колеблющихся избирателей, Владомир выступил вперёд и сказал:
— Если вы хотите выслушать меня, доблестные рыцари и благородные представители народа, то я приведу вам одно сравнение, из которого вы увидите, как можно лучше использовать предстоящие выборы для блага народа и процветания нашего отечества.
Наступила мёртвая тишина, и он продолжал:
— Трудолюбивые пчёлы потеряли матку, и весь рой стал вялым и бездеятельным. Пчёлы редко и неохотно покидали улей и лениво собирали нектар, отчего их промысел пришёл в упадок. Тогда поняли они, что отсутствие дисциплины и порядка грозит им гибелью, и всерьёз задумались о новой царице. И вот, в один из таких дней, прилетела к ним оса и говорит: «Выберите меня вашей царицей. Я сильна и грозна; гордый конь боится моего жала; я дам отпор даже вашему злейшему врагу — льву, если он приблизится к вашему улью. Я буду защищать и охранять вас». Эта речь очень понравилась пчёлам, но, поразмыслив, самые мудрые из них ответили: «Ты сильна и грозна, но жала, которым ты хочешь защищать нас, боимся и мы. Ты не можешь быть нашей царицей». Тогда с громким жужжанием прилетел шмель и сказал: «Возьмите меня вашим царём. Слышите, как шум моих крыльев возвещает о моём величии и достоинстве? Есть у меня и жало, чтобы защищать вас». Пчёлы ответили: «Мы спокойный и мирный народ. Гордый шум твоих крыльев причинит нам только неудобство и помешает нашей прилежной работе. Ты не годишься нам в цари». Но вот прилетела крупная пчела. «Пусть я больше и сильнее вас, — сказала она, — но никогда превосходство моей силы не причинит вам вреда. Смотрите, опасного жала у меня совсем нет. Я мягкого нрава и, кроме того, друг порядка и бережливости; умею управлять ульем и требовательна в работе». Пчёлы ответили: «Ты достойна управлять нами; мы покоряемся тебе. Будь нашей царицей!»
