Поредевшая королевская семья собралась на завтрак не сразу: первыми за стол уселись перешептывающиеся Кэтлин и Энн. Пустое кресло отца, тревожно светящееся алым пятном атласного чехла, сразу притянуло к себе внимание принцесс. Девушки переводили с него на мать беспокойные взгляды, не забывая, впрочем, поглощать рогалики с вареньем.
Королева, задумчиво помешивая ложечкой в чашке с кофе, погрузилась в собственные мысли, не замечая ни окружающих, ни еды. И в этой повисшей тишине жужжание над вазочкой с медом невесть откуда залетевшей пчелы было самым громким звуком. Правда, недолго.
Сначала где-то громыхнуло, словно на пол полетел серебряный поднос, а потом в соседней комнате раздались громкий топот и смех.
Эти неуместные для тихого утра звуки заставили старших принцесс сурово сдвинуть брови и повернуть головы в ожидании появления виновников беспокойства. Они не заставили себя ждать: закрытые двери распахнулись, как от хорошего пинка, и неугомонная парочка вломилась в столовую.
Леа и Эдвин, вооружившись деревянными мечами, упоенно сражались. Слуги старались убраться с их пути, опасаясь оказаться задействованными в качестве щитов или в виде естественного препятствия и безвинно пострадать.
По-видимому, бой шел уже давно: лица детей раскраснелись и блестели от пота. Сдаваться пока никто не собирался. На стороне Эдвина были возраст и сила, на стороне Леа – ловкость и изобретательность. Некоторое время дети кружили вокруг стола, не обращая ни малейшего внимания на грозные окрики старших сестер, а затем сошлись в поединке, скрестив клинки, и Леа, атакуя, со всех силенок врезала ребром своей деревяшки по оружию брата.
Дальше события хлынули лавиной. От сильного удара игрушечный меч мальчика, треснув, разломился на две части, верхняя половина игрушки, красиво вращаясь, пролетела над столом и рухнула в чашку Кэтлин. Фарфор, жалобно звякнув, раскололся, а его содержимое расплескалось, обильно оросив сидящих за столом мелкими брызгами и оставив темные пятна на одежде и скатерти. Увидев такие разрушения, Эдвин замер с раскрытым ртом, Леа воспользовавшись подходящим моментом, с торжествующим воплем: «Убит!!!» – сунула противнику под мышку меч, а королева, побледнев, закрыла лицо руками и, не говоря ни слова, выбежала из комнаты. В завершение переполоха больше всех пострадавшая от кофейной гущи, злая, как сто демонов, Кэтлин, не сдержав рвущуюся ярость, хлопнула ладонями по столу.
– Вы оба! – прошипела девушка и замолчала, пытаясь справиться со злостью. Когда она снова заговорила, тон принцессы был подобен зимней стуже в горах. – Как вы можете в это играть! Вы что, не видите, как маме плохо! Она и так постоянно думает, что отца и Герэта могут убить! – На этом гнев девушки иссяк, а глаза наполнились слезами. – Только посмотрите, во что вы превратили мое любимое платье!
Леа, сжавшись в комочек, сидела на кровати в своей комнате. Правая щека припухла и горела огнем, но принцесса не замечала боли, ее мучили другие мысли.
Это невозможно, сестра соврала, Герэт и папа не могут умереть!
Девочка видела смерть – в прошлом году она играла с ручным чижом, когда внезапно подкравшаяся дворцовая кошка поймала его в прыжке. Птицу отняли, но поздно. Трупик похоронили в саду, а маленькой принцессе объяснили значение слова «смерть». А еще через месяц во сне умер дедушка. Отец был печален, мама плакала. И глядя на то, как опускают в могилу дедушкин гроб, Леа поняла, что смерть – это скверно, потому что мертвые не возвращаются. И вот теперь Кэтлин сказала, отец и Герэт тоже могут умереть!
Потрясение от слов старшей сестры оказалось слишком велико: весь день девочка ходила тихая и молчаливая. Рано отпросившись спать, она сразу залезла под одеяло и замерла, свернувшись клубочком. Правда, стоило няне выйти за дверь, оставив подопечную в одиночестве, как Леа села, дожидаясь, пока дворец затихнет.
Она не могла допустить, чтобы папа и брат ушли к каким-то предкам навсегда. И пусть только попробуют эти неведомые… как их там назвали… Исчадья Ады тронуть ее родных! Услышав шаги и щелчок поворачиваемой ручки двери, Леа снова нырнула под одеяло, притворившись спящей.
Королева осторожно подошла к кровати, склонилась над дочерью и зачем-то потрогала ее лоб. Леа дышала легко и ровно. Ее величество с минуту постояла – ей хотелось как-то утешить малышку, но решимости ради этого потревожить детский сон не хватило, – затем, поцеловав девочку, так же тихо ушла. Стоило матери шагнуть за порог, как ее неугомонный ребенок тут же открыл глаза и отодвинул в сторону одеяло.
Все! Проверка состоялась! Минут через десять можно выбираться из кровати, но пока надо полежать. На тот случай, если Рива вернется. И так нянька весь день косилась с подозрением на слишком молчаливую подопечную.
Леа повернулась на бок, устраиваясь поудобнее, и… не заметила, как заснула. Вот только от этого стало еще хуже – сон ей приснился очень страшный. Сон про то, как на большой равнине сходятся друг с другом две армии. Как несется впереди всех белый жеребец отца, как конь спотыкается и падает. Как отец лежит с открытыми глазами, а вокруг его тела растекается лужа крови, рядом валятся на землю мертвые люди, и среди них Герэт со стрелой в горле. На этом месте девочка закричала и… проснулась.
Комнату заполняли предрассветные сумерки. Некоторое время Леа просто лежала, тихо плача. Потом решительно вытерла кулачками глаза, отбросила одеяло и стала одеваться. Подобрав валяющийся на ковре деревянный меч, она осторожно повернула дверную ручку и облегченно вздохнула – отлично, ее забыли запереть!
Добежать до конюшни оказалось делом десяти минут, на то, чтобы в нее забраться, ушло и того меньше: нерадивые конюхи так и не закрыли окна!
Леа змейкой скользнула по стене, окунаясь в теплый запах стойла. Девочка несколько минут постояла, давая глазам привыкнуть к темноте, и уверенно двинулась вдоль денников. Отыскав нужную дверь, ее высочество пробралась к вольеру грифона. Быстро справившись с непослушной щеколдой, Леа подбежала к спящему зверю и затеребила его:
– Ветер, проснись! Нам нужно лететь!
Грифон открыл глаза, нехотя поднялся, потоптался на месте, стряхивая остатки сна, и на всякий случай заглянул в кормушку. Не обнаружив ничего съестного, он неодобрительно крикнул.
Принцесса тут же зашептала:
– Тихо, Ветер! Ну, пожалуйста, тихо! Если я пойду за едой, меня запрут! Потерпи немножко, мне очень-очень надо найти папу!
Глаза ее высочества заблестели от подкативших слез, и она всхлипнула. Грифон обреченно вздохнул, поняв, что спокойная жизнь закончилась, и легонько подтолкнул девочку к висевшей на столбе сбруе, подсказывая, что нужно делать. Леа тут же повеселела и, поднатужившись, сняла широкий ошейник. Животное послушно опустило голову, помогая принцессе его надеть. А вот с седлом у беглянки ничего не получилось – оно оказалось слишком тяжелым. Махнув в досаде рукой – мол, все равно седлать не умеет, – девочка потянула за собой грифона в сторону выхода. Сдвинула в сторону засов, широко распахнула двери и залезла на зверя, поежившись – зябкий утренний воздух заставил принцессу пожалеть о том, что на ней только легкое платьишко.
Грифон терпеливо выждал, пока Леа удобно усядется, несколько раз взмахнул крыльями, давая привыкнуть и крепче схватиться за ошейник.
– Ветер, нам надо лететь за армией! – Девочка подняла руку, указывая направление, куда ушло войско отца.
Грифон разбежался, сильно взмахивая крыльями, и взлетел. Встречный поток воздуха ударил беглянке в лицо, словно хотел остановить и вернуть на землю, а тело грифона, такое надежное, пока он стоял, неожиданно задвигалось, пытаясь выскользнуть из-под ног.
Леа в страхе зажмурилась, плотнее прижалась к Ветру, на некоторое время замерев. Она не видела, как мелькнул внизу дворец, как охнула от ужаса ее мать, разглядев седока на звере, как исчез из вида просыпающийся город.
Когда ее высочество наконец решилась открыть глаза, внизу простирались леса, время от времени чередующиеся с возделанными полями и маленькими городками. Солнце, еще по-летнему жаркое, быстро согрело принцессу – она перестала дрожать и осмотрелась.
Теплый ветер, растрепав принцессе волосы, заставил ее жмуриться от удовольствия, что совсем не помешало девочке рассмотреть открывшиеся просторы: мир сверху выглядел удивительно разноцветным, как гномья мозаика из драгоценных камней. Это было так красиво, что сердце замерло от восторга, и Леа рассмеялась.
Однако полет принес не только удовольствие: довольно скоро девочка устала, а ближе к вечеру и вовсе выбилась из сил. Ей стало тяжело удерживаться на гладкой спине, заболели руки и ноги, начала кружиться голова. Путешествие уже не веселило принцессу, ей хотелось домой, к маме и брату. Ее высочество обрадовалась бы даже вредным сестрам. Только упрямство и страх за отца не позволили Леа повернуть обратно. А мудрый зверь, который мог лететь всю ночь напролет, только покосился оранжевым глазом на всадницу и зашел на посадку, выбрав для ночлега подходящую полянку. Он приземлился, пробежав галопом с десяток ярдов, остановился и осторожно улегся на траву, давая Леа слезть.
