Он прихватил с собой журнал, побрел на кухню. И ошеломленно замер на пороге. Кофеварки в нише не было.
«Может, у меня галлюцинации?» — немного испуганно подумал Ян. Он мог бы поклясться, что вот тут, прямо рядом с печкой, каких-нибудь полчаса назад когда он завтракал, она и стояла! Ян набросил на первого попавшегося уборщика:
— Отвечай, железная крыса, куда дели кофеварку!
Попытался поддеть робота ногой, но промахнулся. Уборщик обиженно зажужжал, прошмыгнул под ножкой стола и скрылся в какой-то незаметной щели.
Ян в сердцах саданул кулаком по столу, отбил руку и затряс ею, пытаясь унять боль.
— Да что здесь, мать вашу, происходит!!
Тишина.
Обозленный, Ян методично перерыл всю кухню, вышвыривая, не церемонясь, все из ящиков и шкафов прямо на пол. Ни кофеварки, ни даже каких-либо ее частей найти так и не удалось.
В конце концов, Ян смолол зерна в допотопной ручной кофемолке, что нашлась в бездонном кухонном шкафу. Варить же густое коричневое месиво пришлось в микроволновке. Ян немного не рассчитал время, и часть напитка расплескалась, заляпав поддон печки неряшливыми кляксами.
И вкус, в общем, соответствовал — болотная жижа с запахом горелой резины. Ян гневно вылил мерзость в раковину, расколотил чашку о край и долго потом полоскал рот и отплевывался.
Новая пропажа обнаружилась к вечеру, за полчаса до ужина. В маленьком «обеденном» закутке кабинета пропал стул. Было два, а теперь остался всего один. Ян помнил хорошо, что стульев было два, еще в первый день, осматривая Изолятор, он сосчитал их и невесело улыбнулся: зачем? Можно подумать, что когда-нибудь он будет принимать гостей в своем узилище.
А теперь стула не было.
Безумным взглядом Ян обвел комнату. Остальные вещи в кабинете вроде бы на месте. Или нет? Журналы на столе… Похоже, все. Стол, кресло, часы… СТОП!!
Ладные такие часы, в виде старинной башни с зубцами и контрфорсами. Красивые. Тикают. Только вот на циферблате не хватает минутной стрелки! Часовая застыла около десяти — правильно скоро ужин, — а минутной не было! Просто не было — и все. Часы ходят, за темным стеклом корпуса мелькал туда-сюда маятник, а стрелка исчезла.
Юмор ситуации ускользал от Яна. Какая-то сволочь из федов, с ведома начальства или без — не важно, — тонко измывается над ним. Ручка и ложка, действительно, могли потеряться, кофеварку уволокли роботы — отремонтировать, например, или что-то еще… но стул, стрелка! Их исчезновение уж так просто не объяснить. Здесь явно поработал человек. Но не мог же он действовать беззвучно! В Изоляторе стоит такая тишина, да и места здесь не так уж и много, Ян обязательно бы услышал шум из любого, даже самого дальнего угла…
— Поганые шутки у вас, ребята!! — крикнул Ян, как и раньше в пустоту.
Есть он не стал. Выбрал в меню бутылку эрзац-виски, заглотнул разом почти полпинты и свалился без сил у самых дверей спальни. Что было потом, Ян не помнил.
День третийОчнулся Ян с раскалывающейся головой. Бутылка валялась рядом, горлышко было аккуратно заткнуто пробкой. Он с трудом, кряхтя и пошатываясь, поднялся на ноги и, держась за стены, поплелся в душевую.
В первый раз он прошел мимо и ничего не заметил, просто не обратил внимания. Руки спокойно ощупали гладкий пластик стены, и Ян двинулся дальше. Умываясь, он никак не мог отделаться от странного ощущения. Что-то было не так, очень не так… И лишь немного очухавшись и вывалившись в коридор, Ян понял в чем дело.
— Е-мое… — ошеломленно произнес он по слогам, упал на колени и замолотил кулаками по стене. Удары отзывались глухим эхом, словно за стеной ничего не было, кроме многометровой толщи земли, не было и не могло быть.
Но еще вчера на этом самом месте располагалась дверь в кладовую. А теперь она пропала, исчезла, словно ее и не было. Вместе с самой кладовкой. Гладкий однородный пластик покрывал всю дальнюю стену коридора и не выглядел новым: потертый, кое-где потрескавшийся от времени. Он не пах краской и клеем, не пузырился под ладонью… Впечатление было такое, словно он здесь с самого первого дня.
Ян с трудом смог заставить себя сесть за завтрак. То и дело оборачивался, проверял, — хоть это и было уже верхом идиотизма — не появилась ли дверь? Нет, ничего не изменилось. Глухая стена, запакованная в бежевый пластик, и нет даже никакого намека на дверь.
Дальше стало еще хуже. Стоило Яну вернуться в кабинет, как в коридоре что-то негромко звякнуло. Замирая от вцепившегося в душу страха, Ян выглянул и заорал от ужаса и обреченности:
— А-А-А!!!
Теперь начисто срезало душевую комнатку. И опять — на месте двери только глухая стена и ничего больше.
Наверное, с Яном случилась истерика. Следующие несколько часов кто-то милосердно вырезал у него из памяти. Остались только какие-то куски, обрывки. Вот он мечется по кухне, рушит на пол шкафы, переворачивает стол, вот бьется головой о стены — действительно, потом на затылке ему удалось нащупать несколько сгустков подсохшей крови и здоровенную шишку.
Он что-то орал. Ругался, крыл федов, суд и даже, наверное, «гребаного» Тимаоки…
— Ублюдки!! Скоты!! Твари!! А-а-а!! Что вы делаете со мной?! Отвечайте! Люди вы или нет?!
В себя он пришел не скоро. Голова болела, костяшки пальцев содраны в кровь, на щеке — свежие порезы. Ян промыл рану, нашел на полу кухни в груде мусора и обломков аптечку, от души капнул йодом. Жгучая боль окончательно вернула его к реальности.
Пытаясь себя успокоить, Ян шептал:
— Ничего, ничего… Яна Горовитца без соли не съешь… Душ убрали?! Ничего, переживу… Вода на кухне есть, помоюсь из тазика…
Теперь уже Ян твердо решил выследить шутника. Порция пшеничного эрзаца немного привела его в себя, хотя вкус у пойла не изменился — омерзительным до судорог. В сушильном шкафу Ян отыскал заботливо вычищенный до блеска кухонный нож. Будет чем пощекотать ребра ублюдку! Против такого аргумента не попрешь, и придется этому федеральному псу выложить, как на духу, что за чертовщина здесь творится.
Ян уже представлял себе его: лощенного, чисто выбритого, с высокомерным выражением на лице, которое, конечно, тут же пропадет, стоит ему только почувствовать стальное жало под сердцем.
Нет уж! Поганые феды! Ян Горовитц не из тех, кого можно взять на испуг. Посмотрим еще, кто кого.
Чтобы не заснуть, Ян колол себя ножом в ладонь, а чтобы не дрожали от страха руки — то и дело прикладывался к бутылке. Слишком часто… Даже чересчур.
Проснулся он в холодном поту, словно от толчка, разлепил веки. Зря… Лучше бы этого не видеть.
Ян моментально пришел в себя, зрачки расширились от изумления. Он пытался что-то сказать, но голос отказывался повиноваться.
От комнаты уже почти ничего не осталось. Небольшой пятачок вокруг кровати — и все. А дальше — глухая, непроницаемая тьма, НИЧТО. Ян вытащил из кармана вечный «зиппо», чиркнул колесиком. Дрожащий огонек осветил лишь белоснежную чистоту простыней, сантиметров двадцать пола, часть прикроватной тумбочки, словно бы утонувшей в некоей чернильной жиже. Ян вскрикнул, зажигалка выпала из ослабевшей руки и погасла.
Тьма приблизилась.
Показалось? Или… правда. Нет, точно! Она надвигается… Все ближе, ближе… Ян закричал, захлебываясь слезами, и неудержимо обмочился. Он попытался отползти назад, прочь от надвигающейся тьмы, но тут же уперся спиной в изголовье кровати.
— А-а-а, не-е-е-т!!!
Черт, где он? Ну же! Где?
Репортер отвернулся, сглотнул слюну. Заметно было, что ему нелегко говорить:
— И часто у вас такое?
— Каждый раз.
— Не может быть! Вы что, хотите сказать — все девятнадцать осужденных покончили с собой?
— Да Вы все видели сами.
— Но это же… это возвращение старых методов! Смертная казнь…
— Не перегибайте! — жестко оборвал репортера директор. — Федерация — гуманное государство и убивать своих граждан не в ее традициях, у нас тут не Третий Рейх! Так что поаккуратнее с заявлениями.
— Извините, господин директор… простите, я… наверное, это подействовало на меня сильнее, чем я думал… Но что выдать в эфир? Мы же не можем показать вот эту, — репортер судорожно кивнул на монитор, где в бесконечном повторе все резал и резал себе горло Ян Горовитц, — запись!
— Не можете. Покажите его метания первых двух дней, прокомментируйте за кадром — совесть, раскаяние, все такое… Потом — дайте крупный план тела под белой простыней, окровавленный нож, думаю, это смогут вынести даже самые слабонервные зрители. Ну, и вывод. Так, чтобы даже самому тупому обывателю все стало понятно. Преступник, мол, наедине с самим собой, со своей совестью не выдержал груза раскаяния и осудил себя. Не мне Вас учить. — Директор нажал кнопку на переговорнике. — Ивар? Наш гость уходит, проводи его, пожалуйста.
