– Ро мне дорог не меньше, чем Жермон, – предупредила Арлетта, – хотя по-настоящему я узнала его недавно.
– Вы заступались за него и прежде, и по большому счету были правы. Нынешний Эпинэ не столь вредоносен, как Манрик или Колиньяр, более того, я верю в его честность. Я не сомневаюсь как в том, что он старался, так и в том, что оказался не способен…
– Рудольф, – Арлетта отодвинула чашку, из которой уже было неприлично пить, и подожгла за собой первый мост, – вы су́дите об Эпинэ по фок Варзов, который несомненно старался и еще более несомненно оказался не способен.
– Я не стану обсуждать Вольфганга даже с вами. Когда вы увидите Алву, выскажете свое мнение ему.
– Алва и без меня усомнился в способности фок Варзов дать отпор Бруно. Другое дело, что Эмиль не стал предъявлять приказ, чтобы принять армию, ему хватило маршальского звания.
– Вот даже как?.. Эмилю не стоило ставить в известность вас.
– Он поставил в известность брата, я просто оказалась рядом с Ли. Вы – пятый, кто знает о приказе.
– Самое время напомнить мне, что Алва – регент Талига.
– Зачем? Назначение командующих армиями – дело Первого маршала. Король или регент могут это решение всего лишь не утвердить. Кстати, Алва, не зная про выбор Катарины, назначил Эпинэ Проэмперадором Олларии.
– И сделал глупость. Я тоже сделал глупость, не воспротивившись блокаде и позволив завернуть Дорака. Олларии требовалась твердая и при этом законная рука. Не спорю, Эпинэ и Левий показали себя с лучшей стороны, но первый – бывший приспешник Ракана, а второй – агарисец. Их возвышение оскорбляло всех честных подданных Талига, а то, что после смерти Катарины эти двое по сути стали соправителями, не могло не вызвать…
– Рудольф, – теперь Арлетта щурилась совершенно осознанно, – кто вам сказал эту чушь?
– Те, кто наблюдает за тем, что происходит в столице. Не думаете же вы, что я знаю меньше Валмона.
– Думаю. – Забавно, а в приемной тоже спорят, или это Понси орет свои вирши? Ну и голос. – Кто бы ни были ваши наблюдатели, это не Алва, не Валме, не Карваль и не Левий.
– Рокэ сидел сперва в Багерлее, а потом – в Нохе, Валме заботило лишь то, как вытащить Алву, Карваль умеет действовать, а не думать, Левий ведет свою игру. Нет, сударыня, я знаю больше Бертрама. Оллария восстала против засилья эсператистов и угождавших им городских властей. Чтобы умиротворить город, довольно трех или четырех полков и толкового Проэмперадора, известного своей верностью дому Олларов. До вчерашнего дня я не мог отпустить из Придды ни единого солдата, но договор с Гаунау, который я, при всем его безумии, склонен утвердить, и вести из Эйнрехта развязали нам руки. Пусть Бруно занимается своей столицей, Альберт с Эрвином и Агнием займутся Олларией. Через месяц, пусть через два месяца, там вновь будет тихо.
Арлетта могла только вздохнуть. Все-таки перед ней был Анри-Гийом, толкавший своих детей и внуков в Ренкваху.
– Вы напоминаете Эпинэ, – устало сказала графиня. – Не Ро – его деда. Он тоже не сомневался…
– Он не сомневался, что подойдут каданцы и гаунау. Сударыня, я, как вы понимаете, не хочу ссоры ни с вами, ни с Лионелем. Поверьте, я ценю успехи вашего сына, как военные, так и дипломатические, но Проэмперадор Севера к столице не имеет никакого отношения. Мне понятна причина его приезда, более того, я согласен с тем, что присутствие графа Савиньяка в Надоре сейчас необязательно. Мне важно мнение вашего сына о весенней кампании и, прежде всего, о переправе через Хербсте, но решение, если не появится Алва, принимать мне. Сожалею, что был вынужден говорить с вами таким тоном.
– Пустое, – отмахнулась Арлетта. – Я тоже не хочу ссоры, но еще меньше я хочу, чтобы зараза расползалась по всему северо-западу.
– Проклятье! Сударыня, то, что пятью пять – двадцать пять, а шестью шесть – тридцать шесть, не значит, что семью семь – сорок семь! Этот ментор свихнулся и бросился на вас, ну так он вас ненавидел. Дворецкий набросился на девушку? Красоткам не стоит разгуливать в одиночестве. Если б вас не напугали погромы, вам бы и в голову не пришло связывать эти случаи.
– Все верно. – Спорить было бессмысленно, не спорить невозможно. – Я видела погромы, а вы – нет.
Рудольф явно ждал, что гостья уйдет, но Арлетта сидела. В приемной теперь смеялись. Не будь регент столь раздражен, адъютанты получили бы взбучку, но герцогу было не до разрезвившихся мальчишек.
– Я уже устал вам объяснять, что вызвало волнения. Вспомните же наконец, что говорит вдова Арамона. Год назад творилось ровно то же и по тому же поводу, но тогда в Олларии был приличный гарнизон. Алве с Эмилем хватило одной ночи. Эпинэ и Карваль не справились в том числе и потому, что спутались с «серыми». Возможно, Левий и болтался по городу с благими намерениями, но Оллария не Гарикана и не Паона. Он не тушил пожар, а разжигал одним своим видом.
– Вы там были? – Пора заканчивать, и она закончит. Пусть последнее слово останется за мужчиной, но слово это будет не о Левии и не о Ро! – Я, в отличие от Рокэ, не сидела в Багерлее, я до последнего дня ездила и ходила по городу. В Олларии впервые за Леворукий знает сколько лет увидели клирика, который не ведет себя как… чиновник тессории. Левий выглядит пастырем, да он и стал им, когда политика кончилась и начался Закат. За кого могли оскорбиться мародеры и насильники? За удравшего с Манриками Агния? За Авнира? Олларианство было хорошо при сильном короле и общем благополучии, оно смирно жевало то, что ему давали, и не мешало ни властям, ни народу. Теперь загорелось, и где оно? Один Бонифаций в Варасте, ну так там и не горит…
– Успокойтесь, – потребовал Рудольф, хотя этот совет больше пригодился б ему самому. – Я уже понял, что эсператист обаятелен, к тому же вы ему и его телохранителю благодарны, хотя по сути этот Пьетро не кто иной, как убийца на службе.
– Да, – не стала спорить Арлетта. – Меня спасли двое убийц. Одного нашел Левий, другого – Росио. Бонифация он, к слову сказать, тоже нашел, а кого нашли вы? Вы судите Левия и Робера по их неудаче, но по чему тогда судить вас? По Мельникову лугу или по совокупности… великих побед последнего года? Все то, что сделано достойно, а это юг, Гаунау и Хексберг, сделано без вашего участия.
Мосты уже горели, пылали, полыхали, и это было не так уж плохо. Пусть лучше злится на женщину, так проще договориться с мужчиной, но Альберта с Эрвином надо как-то останавливать… Был бы здесь Валме, он мог бы подделать приказ Алвы.
– Сударыня, наш разговор становится беспредметным. Не знай я вас прежде и не понимай вашего нынешнего состояния…
Слов для вежливого завершения начатой фразы у Рудольфа не находилось. Стало бы очень тихо, если б не вопли за дверью, а это были именно вопли. Видимо, поэт не перенес смеха и вовсю разоблачал невежд и ничтожеств.
– Не знай я вас прежде, – Арлетта поднялась, – я бы уже замолчала, но я привыкла считать вас умным человеком. Прежде чем гнать сыновей в… Ренкваху, пошлите за послами, возможно, они будут убедительней меня. Прошу меня простить за упоминание Надора, Варасты и юга. Мы им сейчас не нужны, а они нам смогут помочь не раньше зимы…
– Аы-ы-ы-ы!!!
Дикий вопль в приемной слился с диким же грохотом, но отнюдь не умолк. Рудольф ринулся к двери, Арлетте показалось, что с облегчением.
Из-за Левия видно было бы отлично… Дурацкая мысль о еще одном очевидном достоинстве эсператиста мелькнула и исчезла в грохоте ломаемой мебели, хрипах, брани и каком-то реве. Застрявший на пороге приоткрытой двери Рудольф загораживал обзор, хуже был бы разве что незнакомый Хайнрих. Арлетта встала на цыпочки, вытянула шею и успела увидеть, как внезапно оживший стол встал на дыбы и с рычанием опрокинулся, сбрасывая с себя бумаги, подсвечники, всякую мелочь. Рудольф помянул закатных тварей и шагнул в приемную, Арлетта сунулась следом и увидела спину в кавалерийском мундире, чей обладатель наседал на двух оборонявших угол комнаты офицеров. Чуть в стороне, раскинув тощие ноги, кто-то валялся. Нападающая спина махнула шпагой, офицер в углу отбил удар в сторону своим клинком, откуда-то выскочили еще двое, повисли у кавалериста на плечах.
Дзин-н-нь…
Шпага – выбитая? отброшенная? – отлетает к стене, кавалерист со знакомым ревом хватает стул, едва не пробивает им стену, крутится на месте, не подпуская к себе, и… валится на пол, сбитый таким же стулом. Кто-то догадался швырнуть…
– Фред, руки, руки прижимай!..
На сбитого наваливаются адъютанты. Ноги в сапогах для верховой езды колотят по полу, рев переходит в вой.
– Осторожней! – пищат из угла. – Пожалуйста… Его надо показать… монсеньору!
– Я уже вижу. – Рудольф переступает через лежащего ничком тощего. – Что вы тут устроили?
– Монсеньор… – Давешний провожатый вытягивается в струнку. Лицо окровавлено, во взгляде недоумение. – Капитан Оксхолл внезапно сошел с ума. Его вяжут.
