Хеледику мучили опасения, что с появлением Дирвена их маленькая шайка может вконец рассориться, как бы этого избежать? Она не любила прямых стычек и обычно от них уклонялась. Грента, которая не раз пыталась вызвать ее на открытую ссору, усматривала в этом лицемерие и подлость, о чем и говорила без обиняков. К счастью, у вожака было собственное мнение, на трения между девушками он смотрел с вымученным спокойствием, мысленно скрипя зубами.
Вначале Хеледика наделала ошибок. Когда Грента поменяла прическу, подрезав несколько прядей, обрамлявших лицо, чтобы накручивать их перед сном на папильотки, не стоило говорить, что раньше было лучше. Пока ее светлые волосы были гладко зачесаны назад и заплетены в косу, это придавало ее облику строгую романтическую загадочность – по крайней мере, так казалось Хеледике, а с кокетливыми завитками она стала похожа на других столичных модниц. Потеряла собственный стиль, как выразился бы Эдмар.
– Ага, тебе не надо, чтобы я хорошо выглядела! Ты хочешь, чтобы все вокруг тебя были дурнушками! – Грента смерила песчаную ведьму обвиняющим и в то же время болезненно-подозрительным взглядом, от которого у Хеледики пропало желание продолжать разговор, и она так и не пояснила, что имела в виду.
В другой раз Грента все уши прожужжала им с Кемуртом, восхищаясь незнакомым красивым юношей, которого трое воришек видели в крытых рядах Щепетильного рынка, куда ходили «на промысел». Когда она принялась рассуждать о том, что красивый человек непременно окажется лучше всех остальных, Хеледика, не стерпев, возразила, что вовсе не обязательно, среди красавцев тоже попадаются болваны. Подумала она в тот момент о Дирвене. Может, стоило добавить, что она лично знает одного такого болвана?
– Ты хочешь принизить красивых людей, потому что ты им завидуешь! – с негодованием бросила Грента.
Зависть мерещилась ей на каждом шагу, и прибившуюся к шайке Таль она сразу определила в завистницы. Она была из тех благородных натур, которых повсюду окружают интриганы, подколодные змеи, явные и тайные злоумышленники – хорошо, если в этом кромешном гадючнике сыщется хотя бы пара-тройка порядочных личностей. Вроде бы Кемурта она к двуличным мерзавцам не причисляла, и на том спасибо.
«Боги, чему тут завидовать? – думалось песчаной ведьме. – Гренту послушать, так вокруг нее кишмя кишат демоны Хиалы в людском обличье, которые только и хотят ее убить, высмеять, продать в рабство, цинично поиметь, использовать в корыстных целях, опорочить в глазах окружающих, оставить без сладкого и без нарядов. Брр, не хотела бы я поменяться с ней местами… Еще не хватало, чтобы я смотрела на мир ее глазами, лучше сразу пойти и удавиться. Ну уж нет, я – этому – не завидую!»
Другой вопрос, как объяснить это Гренте. Хеледика и не стала ничего объяснять, больно надо. Держалась молчком, лишь бы отношения еще дальше не испортились. Грента усмотрела в этом новое доказательство того, что Таль отъявленная завистница и замышляет против нее какую-то подлость.
Но это неприятность уже привычная, а теперь к ней добавится еще одна: Дирвен, который привык быть первым и непревзойденным. Неизвестно, как они поладят с вожаком. Хеледика сознавала, что в случае выяснения «кто круче» сыграть роль громоотвода придется ей, и заранее прикидывала, что она сможет сделать, чтобы замять конфликт между парнями.
Шагавший рядом Дирвен размышлял о другом. Сумеет ли эта самоуверенная юная воровка, позвавшая его присоединиться к их задрипанной шайке, слепить ведьмовской поисковой клубок? Он уже поинтересовался, училась ли она таким премудростям, и Таль ответила, что да. Но это было сказано вскользь, между делом, она же еще не знает, что это для него позарез важно, что он только ради этого с ней и пошел.
Взошедшее солнце слепило и мага с амулетчиком, и получивших трепку преследователей. Те после этого сцепились между собой: люди Начелдона против посетителей «Радушного Бансобура», возмущенных наглостью конокрадов. Пока они выясняли отношения, Суно и Зомар уходили все дальше на восток, петляя среди столпотворения вызолоченных утренним сиянием скал.
Обменялись мыслевестями с коллегой Фроклетом: тот со своим отрядом двигался по Пчевайской равнине к Маюну, по дороге выдержал несколько столкновений с народцем.
Суно пребывал в скверном настроении. Как оно ни печально, милосердный выбор – это не всегда правильный выбор. Начелдона следовало прикончить сразу, едва обнаружилось, что он ведет двойную игру. Возможно, тогда бы Кебрехт остался жив. А теперь локти грызи: все-таки одного положил… Убивать без острой необходимости тебе претит, а быть причиной смерти – не претит?
Иные утверждают, что с каждым все равно произойдет то, что ему предназначено: смертному нипочем не избежать судьбы, какую вышил для него Безглазый Вышивальщик. Однако же у видящих и предсказателей высшая степень совершенства – восемь из десяти. Восемь, а не десять. Есть ведь еще и Двуликая Госпожа, которой ничего не стоит дернуть за ниточку – и послать насмарку все труды мифического Слепца с Иглой, ибо нет для нее развлечения слаще, чем рушить предопределенность и умножать вероятности. Так что Кебрехт мог и умереть в дороге по какой-нибудь непредвиденной причине, и благополучно вернуться в Аленду – что с ним стало бы дальше, прими Суно другое решение, никому не ведомо.
«Чистоплюй выискался», – с досадой обругал себя маг и перестал об этом думать: теперь уже ничего не попишешь.
Они укрылись среди скопления скал, напоминавших башни разрушенного замка. Бурый камень в белесых прожилках, из трещин лезут сухие узловатые вьюны с мелкой листвой и рыжими цветами, похожими на дудочки, до половины вывернутые наизнанку. Угнанные в Манченате лошади ощипывали кустарник, за ними безразлично наблюдали узорчато-бурые ящерицы, распластавшиеся по скальным складкам.
Связавшись с дежурным магом, Суно напоил лошадей из миски, которую передавали туда-сюда через кладовку.
Даль в просветах сияла и лучилась. Громадные мананаги, купавшиеся в этом ослепительном мареве, казались почти черными.
Он искоса взглянул на Зомара. Амулетчик расслабленно прислонился к валуну: перемазанный пылью, кадыкастый, с заострившимися чертами и тенью щетины на впалых смуглых щеках, в сощуренных глазах мрачная темень. Ни дать ни взять сурийский бродяга. Теперь еще и конокрад. Впрочем, Орвехт выглядел ему под стать.
Зомар держал в ладони и задумчиво поглаживал большим пальцем округлую фигурку из полупрозрачного камня цвета вечерних сумерек. То ли свернувшаяся кошка, то ли другой похожий зверек. Тауби, китонское изделие. Суно знал, что они теплы на ощупь и помогают своему владельцу обрести душевное равновесие, но лишь в том случае, если получишь фигурку в подарок, иначе ее магия себя не проявит. Должно быть, Зомару ее подарили. Раньше он не доставал свой талисман при посторонних.
Орвехт перевел взгляд на ящериц. Ему сейчас только одно поможет вернуть душевное равновесие – информация о Зинте, а там все без перемен: ответы Шеро Крелдона бодры, но уклончивы.
Зинте давно не приходилось видеть, чтобы Эдмар из-за чего-нибудь так переживал. Почитай, уже с год, с тех самых пор, как он искупался в Лилейном омуте и отыскал руины своего дворца в Олосохаре. А сейчас места себе не находит, она знала его достаточно, чтобы это заметить.
– Боишься, что нас не пустят в гости? – поинтересовалась она в лоб, хотя, наверное, деликатней было бы смолчать.
– Тебя-то пустят, – он выжал кривую усмешку. – Другой вопрос, как там встретят меня. Зинта, этот человек способен без ножа меня зарезать. Словом. Взглядом. Отсутствием улыбки. По-твоему, это не страшно?
Лекарка неопределенно покачала головой, опасаясь сказануть что-нибудь невпопад.
– И еще мне кошмар приснился. Не такой, как обычно. Мне порой снятся кошмары самого разного толка, но в этот раз было нечто невообразимое… Брр, до сих пор содрогаюсь. Зинта, ты можешь представить меня – стриженным под сумасшедшего ежика, в затрапезной растянутой фуфайке и неприглядно истрепанных джинсах? И в довершение у меня разные ботинки: на правой ноге черный, на левой желтый.
Припомнив, что такое джинсы – так называются штаны, которые носят в этом мире, – лекарка машинально кивнула.
– Спасибо, – горько ухмыльнулся Эдмар, истолковав это на свой лад. – Не ожидал! У тебя, оказывается, извращенное воображение. Завершающий уничижительный штрих: ботинки были разные, потому что я будто бы купил их на дешевой распродаже – ни тому, ни другому не нашлось пары, зато с приличной скидкой. Тихий ужас! В этом чудовищном сне мы с коллегой Орвехтом находились в пирамиде мезрийского Накопителя, и с нами происходило то же самое, что было наяву, причем Суно там выглядел вполне пристойно, с поправкой на окружающий экстрим, а я был этаким бредовым персонажем, и меня снедала мучительная неловкость за свой облик. С чего бы мне такие сюрреалистические страсти в голову лезли…
