Трое лоботрясов лет восемнадцати поджидали его с ехидными усмешками. На поясе у каждого висел нож, а в руках были короткие дубинки. Паренек заметался, не в силах определить, кого из нас он боится больше. С одной стороны, я был один, а их трое. Но с другой – я довольно легко его выследил, и воришка не представлял, чего еще от меня ожидать, а те, кто поджидал его, были старыми знакомыми. Видимо, это перевесило, и он обреченно, на деревянных ногах поплелся к ним.
– Эй, малый, как жизнь? – Один из троих сплюнул ему под ноги.
– До сих пор было нормально, Лют, – тяжело вздохнул подросток.
– До нас тут слушок добрался, что ты на рынке какого-то заезжего обчистил. Это он? – Юноша кивнул на меня.
– Он, – согласился карманник.
– Убого выглядит. – На меня парни внимания не обращали, словно я был пустым местом.
Лишь у одного во взгляде появилось удивление, когда я не поспешил уйти, а двинулся к ним. Такое поведение оказалось им в новинку. Городская стража здесь не появлялась. Любой чужак, зашедший на их территорию, считался вполне законной добычей грабителей. Конечно, взять с меня можно немного, в этом их вожак был прав, но в маленьком городке и развлечений мало. Никто не упустит случая поучить наглого заброду уму-разуму с помощью тех же дубинок.
– Ты зашел в наши владения, малый. – Предводитель все так же не обращал на меня внимания. – Значит, надо делиться.
– Лют, одна монета на четверых не очень делится, – попытался поспорить парнишка и тут же был наказан. Дубинка одного из местных заправил врезалась в его живот, бросая тщедушное тело на землю, прямо в лужу. – Лют, я отдам потом, – просипел подросток, даже не пытаясь подняться. – У меня сейчас в карманах ветер гуляет. Я три дня ничего не ел.
– Неудачное время? – Тот, кого он назвал Лютом, присел на корточки и сочувственно закивал. – Бывает такое, знаю. Только когда тебе улов попрет, ты же про нас и не вспомнишь. Не люблю давать в долг, малый. Выкладывай монету, у нас есть чем дать сдачи.
Я подошел уже совсем близко, и один из грабителей шагнул навстречу, преграждая мне путь.
– А тебе чего надо, дядя? – довольно осклабился он. – Шел бы отсюда, пока мы на тебя внимания не обращаем.
– Шел бы. – Я развел руками. – Да вы тут без меня делите мою последнюю монету.
– И у тебя неудачное время? – Лют перевел взгляд на меня. – Что же мне сегодня так везет на нищих оборванцев?
Теперь внимание всех троих было приковано ко мне. Дубинки красноречиво покачивались в руках. Пора.
– Ну же, ребята. – Они не заметили, как изменился тембр моего голоса, интонации. – Всем сейчас трудно. Но это не повод быть столь негостеприимными. Я-то по вашим лицам вижу, что вы не голодаете. А как же мне, одному, в чужом городе, без денег?
– Да, нехорошо выходит. – Лют даже покраснел от стыда. Остальные стояли молча, потупив взгляды. – Малый, отдал бы человеку его деньги. Что же мы, изверги – последнее отбирать.
Он замахнулся ногой, чтобы подкрепить свои слова крепким пинком в живот.
– Стой! – Мой приказ заставил Люта замереть.
Одно это слово, произнесенное с правильной интонацией, ударило уже не по остаткам совести – оно вызвало беспричинный страх. Двое других даже отпрянули назад, но я уже вернулся к прежнему тону:
– Стоит ли его бить? Взгляни, смотреть ведь не на что, кожа да кости. Еще пришибешь ненароком. Зачем тебе вешать его смерть на себя? Идите, ребята. Я вижу, вы люди серьезные, важных дел у вас и так хватает. Мы уж сами как-нибудь договоримся.
Лют полез в карман.
– У нас тут серебришка немного осталось, – смущенно произнес он. – Может, возьмешь? А то мы действительно… Ну не знаю, нехорошо как-то все выходит.
– Спасибо, Лют, не надо, – отказался я. – Просто идите, оставьте нас, мы сами все решим.
– Ну хорошо, – вожак кивнул с пониманием. – Ты, ежели помощь нужна будет, приходи, – добавил он напоследок. – Мы же не изверги какие, понимаем, что к чему.
Они ушли, словно их и не было. Я присел над карманником. Щуплый парнишка лежал в луже, скорчившись, подтянув колени к груди.
– Вставай, – тихо сказал я.
Он съежился, ожидая нового удара.
На миг мне стало его жалко. Вся его жизнь была передо мной, словно на ладони. Жизнь затравленного одиночки. Он не знал ничего, кроме человеческой жестокости, а если и знал когда-то, давно забыл. На каждого он смотрел, как на врага.
– Раз уж ты из нас двоих самый богатый, тебе и платить за угощение.
– Какое угощение? – Он поднял голову и посмотрел на меня. Злобы в его взгляде хватило бы на десяток человек.
– Обычное, – ответил я, не меняя тона.
– Чего тебе от меня надо, дядя? – Он встал, держась за живот. Сейчас ему было больно. Подручные Люта не церемонились – удар, доставшийся подростку, свалил бы и взрослого мужчину.
Я протянул к нему руку, но он отпрянул, словно зверек.
– Не дергайся, – сказал я.
Он нахмурился, но, когда я вновь попробовал прикоснуться к нему, уже не пытался отстраниться. Привычно быстро я нашел несколько точек на его теле, несильно надавил. Парнишка убрал руку с живота.
– Что ты сделал? – Теперь в его голосе звучало удивление.
– Убрал боль, – пояснил я.
– Ты колдун?
– А ты веришь в колдунов?
– До сих пор не верил, но ты прогнал Люта. Я знаю его давно. Он не привык упускать добычу из рук. И вот сейчас – как ты убрал боль? Это колдовство.
– Нет, просто знания, – покачал я головой. – Как тебя зовут?
– Жданом родители нарекли, – хмуро ответил он.
– Ты сирота, – сказал я. Это был не вопрос – я знал, что так и есть.
– С чего ты взял?
– Ждан – значит долгожданный ребенок. Будь твои родители живы, разве допустили бы они, чтобы ты так жил?
Он вытер рукавом нос и с вызовом посмотрел на меня.
– Мои родители были хорошими.
– Но они – были, – ответил я. – Так ты идешь?
– Ты ведь можешь заколдовать и меня, – насупился он.
– Хорошо, – не стал я спорить, – можешь пока считать это колдовством. Могу, но не хочу.
– А Лют поймет, что ты его облапошил?
– Не знаю, может, да. Но на меня он руку больше не захочет поднять.
– А на меня?
– Не знаю. Пока ты со мной, он тебя не тронет. А потом может отыграться за все.
– Значит, дядя, ты мне и выхода не оставил? – В голосе его прозвучала слишком уж едкая ирония.
– Отчего же? Можешь больше не соваться в те места, которые он считает своими.
– Не пойдет, дядя. Я и сегодня сюда не собирался, да видишь, как кривая вывела.
Я повернулся к нему спиной и пошел прочь. Теперь выбор был за ним. Ждан встал и поплелся следом. Даже спиной я чувствовал все ту же обреченность. Его мысли были мне понятны. Убежать он уже не надеялся, как и справиться с человеком, обладающим моими способностями. Так ли это должно быть? В свое время некто, называвший себя Экспериментатор, точно так же повернулся спиной к одному бродяге, и бродяга тоже поплелся за ним, кляня судьбу. Этим бродягой был я, хоть, честно признаться, промышлял не воровством, а разбоем. Словом, как и Ждану, гордиться в прошлом мне было нечем.
Рыночная площадь опять приняла нас в свои шумные объятия. Мой новый знакомый слегка приободрился, когда наш золотой был потрачен на то, чтобы купить ему добротный шерстяной плащ и новые сапоги. Его стоптанные башмаки, подошва которых давно просила есть и уже не подлежала никакой починке, тут же отправились в мусорную кучу.
На остаток денег я приобрел немного вяленого мяса, несколько луковиц и три большие морковки, десяток крупных картофелин и горячий каравай ржаного хлеба. Скудный запас. По воровской привычке Ждан рыскал глазами по толпе, а один раз мне даже пришлось взять его за руку, которой он потянулся уже к кошельку толстого и, судя по одежде, весьма зажиточного горожанина.
– Забудь об этом даже думать, пока находишься рядом со мной, – строго произнес я.
– Так деньги закончились, – попытался возразить он.
– Это – наши заботы, не стоит перекладывать их на плечи и кошельки других людей.
– Ты видел его пузо? – возмутился мой спутник. – Бьюсь об заклад, он даже не заметит, ежели у него пропадет пара серебреников.
– Зачем тебе сейчас деньги? – спросил я, выходя из толпы.
Он даже задохнулся, настолько этот вопрос показался ему нелепым.
– Деньги всегда нужны. Я уже забыл, когда нормально ел.
– Вот скоро и поешь.
Он удивился, когда мы вышли из города. Какое-то время воздерживался от вопросов, просто плелся следом, наслаждаясь тем, что ноги в тепле, а шерстяной плащ спасает от холодных порывов ветра с гор. Но чем дальше мы отходили, тем больше проявлялась его растерянность. Я вдруг понял, что Тихая Замуть – единственное место, которое Ждан видел в своей недолгой жизни. Город был для него всем миром. То, что лежало за его чертой, казалось неведомым, а потому страшным.
– Дядя, мы куда? – спросил он. – Ты еду обещал.
– Вот за ней мы и идем, – ответил я невозмутимо.
