Оземь он приложился сочно. Скверно упал. Трудно приземляться, когда ты ни хрена не видишь. Что-то хрустнуло, треснуло, в позвоночнике вспыхнула боль… Но подготовка всё же помогла. И еще – замечательный скаф. Пара кувырков – и вот Санёк лежит, распластавшись, прислушиваясь к ощущениям в организме. Вроде нормально. Ничего не сломалось. Даже испугаться толком не успел. Хотя чего бояться? Это же тренажер. Но какой классный! Ощущения, натурально, как в реале. Даже горло дерет от дыма горелого пластика…
Внутренность скафа «отпустила» тело, очки, маска, наушники отошли, и Санёк снова обрел зрение и слух. Нормальное зрение и нормальный слух. Санёк с удовольствием вдохнул и выдохнул, освобождая легкие от гари. Надо же! Не поленились встроить этакую штуку в дыхательный аппарат.
– Вылезай, хобо! Чего разлегся! – услыхал Санёк резкий голос инструкторши-азиатки.
Санёк вылез, потянулся, прислушиваясь к ощущениям. Ощущения были классные. И никаких травм.
– Это всё? – не без надежды поинтересовался он у девушки.
– Плати – и развлекайся дальше, – проворчала азиатка. – А сейчас марш в душ! Твоя шкура нужна другому! – И уже вдогонку: – А ты ничего… Шустрый.
Покинул обучающий центр Санёк изрядно охреневшим. Пережитое на тренажере казалось абсолютно реальным. Включая и выстрел из загадочного оружия, который сшиб Санька во время полета. Очень яркие ощущения.
И всё-таки у Санька не было острого желания повторить. Круто, да. Бесспорно. Но был в этом какой-то подвох… Вспомнился анекдот о пейнтбольном поле рядом с парашютной вышкой. И объявление: «Стрельба по парашютистам карается штрафом в пятьсот рублей».
Вот оно. Ощущение себя мишенькой-парашютистом. Одни прыгают, другие бабахают…
Гучко ждал Санька на выходе.
– Где ты шлялся? – бросил он раздраженно, и у Санька сразу пропала охота рассказывать о том, что он узнал. – Двигай поршнями, время оплачено! Моим баблом!
У Юрия Игоревича были причины для недовольства. Давно уже его так не унижали. Тут вообще всё было неправильно. Правильно же – это когда стоит Гучко нахмурить брови, и всякую шушеру враз на дрожь пробивает. Гучко всегда был крут. Крут и страшен. Люди чувствовали в нем зверя – и боялись. Мужики – сразу в слив. А бабы… Многие бабы от этого чуть ли не кончали. Словом, если взгляд Гучко падал на телку, это уже без вариантов. Особенно позже, когда к физической силе прибавилась сначала поддержка братвы, а потом – серьезное бабло. И если среди мужиков еще попадались такие, что не робели перед нахмуренным Юрием Игоревичем, – тот же Фёдрыч, к примеру, – то бабы все как одна мочили штанишки. В хорошем смысле этого слова.
А тут Юрия Игоревича за каких-то полдня уже дважды опустили. Сначала «сиськи» на базаре, потом блондинистая шлюха в здешнем кабаке. Запросто так, будто Гучко – не конкретный мужик при силе и бабках, а какое-то мелкое чмо. И что еще более обидно – в этом была какая-то дикая логика. Вот та же блонда… Чего ей бояться, если на крутом бедре у нее – ствол. Причем с первого взгляда – по обмотанной лентой рукояти, потертой кобуре – уже понятно, что не пугач, а конкретно рабочая плетка. И кто она по ту сторону скал – опять-таки непонятно. Может – жена какого-нить президентского кореша. Или сама, типа, кореш… А если так, то грозный вид и внушительные габариты Гучко – сразу пролетают мимо кассы. Чисто по уровню. Как сказал один из старших в те времена, когда Юра Гучко, молодой и резкий пацан, кошмарил коммерсов на «Юноне»: «В большого человека попасть проще».
Хотелось дать кому-нибудь в рыло. Вот хотя бы сопляку этому с восторженно выпученными глазищами. Но Гучко понимал: сопляк не при делах. За что его бить? Ничего! Гучко всегда поднимался. Поднимется и здесь. Потому что по жизни не только кулаки решают, кто круче, но и характер. А характер, особенно такой, как у Гучко, не спрячешь и не пропьешь. Он свое возьмет.
И еще: Гучко нюхалкой чуял: здесь заваривается нечто особенное. Типа не для всех, а только для самых крутых. Может, этот тур – не развлекуха очередная, а конкретный шанс. Вроде как в баньке с Сечиным оказаться. Там, в Питере, Гучко знал: он достиг своего жизненного потолка. А вдруг отсюда можно и повыше вскарабкаться? От таких мыслей Гучко сразу взбодрился и повеселел.
Глава шестая
Свободная территория. Осмотр достопримечательностей
Хохочущая компания человек из десяти: парней и девушек, одетых с тропической пестротой и тропической же легкостью – высыпала на улицу, закружилась хороводом… Кто-то чмокнул Санька в губы, обдав цветочным ароматом, кто-то накинул на Фёдрыча «косу» синих и белых цветов…
– С днем рождения, Маленькая Смерть! – дружно завопили все сразу, и девушка с черными распущенными волосами с визгом взлетела вверх на добрых полтора метра. И еще …
Остальные – хлопали в ладоши и считали:
– …два… три… четыре…
Санёк тоже захлопал.
– …Одиннадцать… Двадцать шесть! Ура!!!
Саньку сунули в руку бумажный стаканчик с вином, тоже цветочным, судя по запаху. Поднесшая его девушка обняла Санька, прошептала ему в ухо пьяно и жарко:
– Я – Любка Белая из Добрых Чистильщиков. Заглянешь к мертвякам – спроси. Меня на Зоне все знают…
– Классные телки, – причмокнул Гучко. – Ядреные, эх!
– Ты лучше на другое глянь, – проворчал майор. – На тех пацанов, к примеру.
– А что пацаны? Чё за намеки, Фёдрыч? Это типа я – кто по-твоему?
– Ты больной, Юра? На рожи их посмотри. На руки. Вон у того – шрам от пулевого ранения. А у этого на шее – резаная рана. И зашита криво. Видать, прямо в поле и зашивали. А у девки, которая мне цветы подарила, на виске – конкретный шрам от ожога. Она его волосами прикрыла, но, когда головой мотнула – открылся.
– И на хрена ты мне всё это говоришь? – осведомился банкир.
– А чтоб ты клювом не щелкал и на чужих баб его не разевал! – отрезал майор.
– Да нах они мне нужны! – Гучко выдавил фальшивую улыбку. – Чё, у меня мало их? И тут – тоже будут. Дай срок, Фёдрыч, и я тут всех поимею!
Фёдрыч комментировать не стал.
– Вон Санёк наш идет, – сказал он. – И похоже, с прибавкой. А… уже нет.
Девушка, обнимавшая Санька, отпустила его и побежала к своим.
– Тут классно! – искренне заявил Санёк, присоединяясь к спутникам. – Спасибо, что взяли меня с собой! Юрий Игоревич, а может, тут и останемся?
– Это, молодой, не тебе решать! – отрезал банкир. – В стакане – что?
– Вино. Хотите?
– Компот не употребляю. Главное, чтоб без дури. А то у этих вид – чисто закинулись.
– Вы думаете?
Санёк поразмыслил и выплеснул остатки цветочного напитка в канавку у обочины.
– Куда теперь? – спросил он.
– Винтик откручивать.
– Э-э-э?..
– Анекдот такой, – пояснил Фёдрыч. – О мальчике, у которого вместо пупка был винтик, а он его открутил. Не знаешь, что ли? Совсем древний анекдот.
– Нет, не слыхал. И что дальше?
– А дальше попка у мальчика отвалилась, вот что. Пошли босса нашего догонять. Чует мое ретивое: Юра – в скверном настроении. А я его «безопасность», как-никак. Должен оберегать.
Два внушительных, по местным меркам, дома – аж по четыре этажа в каждом – стояли друг напротив друга.
На фронтоне одного строения было начертано загадочное: мбнфеЯп. Двери были открыты. Из них ощутимо тянуло благовониями.
На втором здании, куда более помпезном, сияла на солнце роскошная злато-мозаичная вывеска. «Дом невообразимых наслаждений», – гласила она.
Как раз когда Санёк ее читал, двери здания распахнулись, и наружу вывалился расхристанный всклокоченный мужик. Захохотал дико и прыгнул со ступенек вниз. Будто в бассейн с тумбочки нырнул. Очень ловко прыгнул (Санёк, профессионал, заценил), упал на четыре точки, спружинил… И тут же растянулся на земле, ухая и подергиваясь. Но вряд ли – от боли. Скорее, наоборот. Еще: в момент приземления поясная кобура мужика расстегнулась, и оттуда выскочил занятный пистолетик: хромированная такая игрушка, от рукояти которой в кобуру уходила гофрированная трубка с палец толщиной.
– Оба-на! – Юрий Игоревич остановился рядом с мужиком. Поглядел на него, отдельно – на неформатное оружие, потом – на вывеску.
А Санёк уже разглядывал окна.
Чтобы ни у кого не возникало сомнений, какие именно наслаждения имеются в виду, на окнах вместо стекол – витражи с картинками. Впечатление картинки эти производили жутковатое. По крайней мере половина участников была… как бы не совсем людьми.
– Бордель, – озвучил очевидное банкир.
Из дверей «Дома удовольствий» вышли двое: мужчина и женщина. Оба – в камуфляже, бритые наголо.
– О, как Павлика вштырило! – констатировал мужчина, глядя на сотрясаемого судорогами лохматого.
– Перезагруз нужен, – деловито произнесла женщина. – Я сделаю. Только не здесь.
– Уж да! – согласился мужик, наклонился, вернул загадочное оружие в кобуру, а его хозяина без особого напряга закинул на плечи. Как мешок. И зашагал по дороге. Груз его, что характерно, трястись не перестал.
