Надо мной возвели целый бастион из четырёх щитов, но в излишней спешке, поэтому секунду спустя в ромбическое отверстие всё-таки просочилось тельце одного такого существа. Я поймал его на «коготь» и швырнул о нагрудник сотника – никакой другой подходящей цели вокруг не нашлось. Не считать же подходящими для этой цели кожаные нагрудники рядовых или их же кольчуги! Отдача сшибла командира с ног, но, прежде чем тонкие длинные когти и юркие конечности смогли добраться до его горла или лица, в дело вступил второй мой «коготь».
С этой мерзостью вживую я до сего момента не встречался, но в своё время прочитал достаточно, и потому сработал, как на учениях.
Сотника подняли совместными усилиями. Грохот ударов по щитам оказался одномоментным, и я взял на себя ответственность дать знак, чтоб опустили руки. Моё распоряжение выполнили беспрекословно и по цепочке.
– Это тоже был приказ – насчёт щитов? – хрипло спросил командир, встряхиваясь, как собака, выбравшаяся из пруда.
– Моя инициатива. Не боись, приказ на отступление реально давался! Тут я ничего не придумал.
– Смотри! Тут не шутки! – но, выговаривая это, продолжал пятиться со всеми, не делая попыток остановить это движение.
Я дал себе труд задуматься, откуда такое доверие. Ведь здесь ставкой была не только репутация, но и жизнь. За невыполнение приказа известно что бывает, и вряд ли вышестоящих озаботит, действительно ли сотник не понял распоряжение, или почему понял неправильно. Потом я слегка стиснул ладонь и ощутил, как в ладонь врезается печатка перстня. Можно предположить, что штуковина очень авторитетная. Аштия позаботилась о том, чтоб мои слова: «Свой, вот ей-богу!» были подкреплены весомым доказательством, но при этом, получается, дала мне в руки реальную власть. Интересно, это сознательно или просто в растерянности?
Наш отряд едва успел отступить, как по ринувшемуся следом за нами стаду демонов промчалась конница, топча без разбора то, что попадалось под копыта. Разумеется, не всё так уж радужно обстояло у конников, кого-то из них сдёргивали с седла особенно бойкие демоны, и схватка продолжалась на земле – дикая резня, из которой человеку мало было шансов выбраться живым. Я не мог видеть этого всего в подробностях – не до того было. Передние ряды нашего отряда, выставив щиты, с огромным трудом работали чем-то вроде стенки, о которую должны были разбиться панические попытки демонов разбежаться от конной атаки.
И, соображая, почему и как именно был продуман командованием этот маневр, я невольно порадовался, что не стою в первом ряду.
Конница смела и втоптала в остатки травы тех демонов, которым не повезло, а заодно и кое-кого из своих – неудачников. Прижимавшихся к щитам дорезали пехотинцы. Но не успели они расправиться с остатками растоптанного стада, как по строю тяжёлой пехоты прошла волна, отряд двинулся вперёд – и выпустил с флангов ещё одну порцию врага.
– Вперёд! – крикнул я, и сотник подтвердил своим утробным рёвом:
– Вперёд!
Горы, казалось, медленно врастали в небо, поспешно укутывающееся в облака. Наверное, я был единственным в этом отряде, кто так часто смотрел наверх. Потом, перебравшись поближе к безопасному левому флангу, велел ребятам поднять меня снова. И, спрыгнув, откомментировал:
– Отжимают демонов от пещер, если я верно понял.
– О! – расцвёл мой неизменный собеседник. – Значит, дело идёт на лад.
– Щиты поднять! Воздух!
Бойцы, наученные предыдущим случаем, немедленно вскинули левые руки. Сдавленный вой прокатился по щитам, словно порожняя телега по булыжнику. Магия, если я что-нибудь в этом понимаю. Причём то ли действие такое, то ли отдача, но не каждый смог выдержать этот краткий напор, а те, кто выдержал, побагровел от натуги так, что было видно, несмотря на шлемы и бороды. На миг я ощутил собственную беспомощность – ведь своего щита у меня не было.
К счастью, удар был коротким.
– Что значит «воздух»? – крикнул сотник. – Ты уже второй раз это говоришь.
– Ну, удар сверху. С воздуха.
– У нас в таких случаях командуют «небо». Или «крыша».
– Буду иметь в виду… Вперёд, сохраняя порядок.
– Вперёд, увальни! Сохранять порядки! Порядно, мать вашу!
Прямоугольник таял постепенно, но неудержимо. Прямо как кусок сахара-рафинада – только по краям. Прорехи немедленно затягивались – ряска на болоте не способна на такую стремительность. Упавший раненый мог лишь молиться, чтоб его не дотоптали сапогами свои же товарищи, но что поделаешь – ещё способные держаться на ногах хотели жить никак не меньше упавших. И имели к тому чуть больше возможностей.
Но так уж складывалось, что спасение каждого отдельного солдата было в том, чтоб ощутить плечами соседей, упереться либо во врага, либо в товарища, почувствовать спиной чей-нибудь щит. Потому, теряя человека за человеком, сам отряд упрямо продолжал существовать и ползти по испаханному сапогами и копытами полю с упорством бессмертной черепахи.
По сути, панцирная пехота здесь нужна была для того же, для чего по полю битвы наворачивали зигзаги конница и отряды ящероподобных животных с наездниками – разбить монолитность вражеских построений на отдельные боевые единицы. Лёгкой пехоте уже приходилось иметь дело с пригоршнями этих единиц, храня при этом стройность своих рядов. В этой стройности, в слаженности движений была наша сила, поэтому, постоянно меняя положение в прямоугольнике, я не ленился выныривать сверху и уточнять наше положение относительно соседей и, конечно же, самые свежие сигналы, подаваемые с командной стороны.
Разрыв между тяжёлой пехотой и нашим отрядом в какой-то момент увеличился, и последствие не за ставило себя ждать – на нас налетело теперь уже не стадо, а нечто, вполне годящееся под определение «боевая группа». Причём выстроившаяся не прямоугольником, а скорее клином, нацелившимся в один из наших флангов. В правый.
Я снова поднялся над лесом шлемов, нырнул вниз от брошенной кем-то помеси бумеранга и топорика и изумлённо спросил:
– А что – у демонов есть оружие?
– С луны свалился, что ли? – прозвучало в ответ. – А ещё офицер!
– Я говорил – не офицер!
– А что ты тогда у госпожи Солор делаешь?.. Держать ряды! Стоять, вашу Машу!
Поразившись фантазиям висящего на мне лингвозаклинания, я снова поднялся над строем, готовый прыгать вниз в любой момент. Но в первые мгновения насевшему врагу оказалось не до меня.
«Клин» налёг; сзади его уже подпирало какое-то другое подразделение – я не успел увидеть. Наш отряд, и так уже потрёпанный, за несколько минут раскололо надвое. Те, кто успел, развернулись, выставили щиты, те, кто не успел, полёг от удара в спину.
– Поставить щиты! – сотник заревел так, как не заревёт, наверное, даже дракон, которому скала прищемит что-нибудь очень нежное. – Сдвинуться! Стоять, черти! Пошли клещами! Шагай, кто жить хочет!
Его, наверное, услышали и в той части отряда, которая оказалась отрезана. Между щитами двух частей вскипело дикое, страшное в своей неправдоподобности месиво из металла, демонских конечностей и ещё бог знает чего. Шум и вопли достигли запредельного уровня выносимости, но не спешили стихать. В какой-то момент мне показалось, будто я оглох, потому что эти вопли перестали резать ухо. Потом сообразил, что просто привык. Есть ли на свете хоть что-нибудь, к чему человек не привыкнет?
Разошедшиеся части отряда сходились трудно, рывками, с такой натугой, что мне почти послышался скрип небесных шестерёнок, поворачивающих ход событий вспять. Сошлись, но не до конца, потом поднатужились и сдавили врага, не успевшего деться из смыкающихся клещей, растерзали, растоптали.
Я ощутил, как болят стиснутые изо всех сил челюсти, как похрустывают зубы.
– Что там велят? Вперёд шагать? – сотник повернулся ко мне всем телом.
– Стоять! – рявкнул я. Оказывается, и меня судьба не обидела голосом – прямоугольник, искусанный предыдущими налётами, но снова цельный, замер на месте, отбиваясь от демонов.
– Чего стоять-то?
– Подают команду лучникам, – я поспешил спуститься со своего импровизированного «возвышения».
А через миг воздух взвыл потоком стрел. Оглядываясь, я видел лишь напружинившихся в готовности вьючных ящеров, и потому заподозрил, что не обычные лучники выпускали эти стрелы таким густым потоком, да и не из обычных луков. И стрелы явно были с секретом. Они в несколько минут выкосили на пространстве перед нами почти всё, что до того имело возможность двигаться, а избегших сей участи дорезали первые ряды отряда.
Вычищенное лучниками пространство мы преодолели за считаные минуты, разумеется, после того, как я убедился, что сигнал «стоять» сменил сигнал «наступать».
Мне казалось, уже десятки и сотни часов длится это несусветное действо под названием «сражение». Странное дело, даже на учениях так не уставал. Естественный страх смерти сменился подобием пофигизма, подкрепляемого равнодушием. Уже не было никакого интереса к происходящему – главное, чтоб наш квадрат не разметали, остальное – ерунда. Если не разметают, то и я пребуду в безопасности.
