Она спросила ядовито:
– Но похоже, ваш суд решил, что вся эта страна, весь народ – неполезны?
Он поморщился:
– Лапушка, мне это ниже пейджера, как они называются. Но все знают, что для развития общества необходимо создавать добавочные требования, которые не только отсутствуют в кодексе выживания отдельной особи, но и противоречат ему. Это образование людей, которое называется США, опасно миру не столько тем, что в силу уникальных особенностей его возникновения у них этих качеств и не было, а тем, что они уже экспортируют разрушительное действие в те регионы планеты, где эти качества еще остались. Посему активность этих людей… людей из того региона надо уменьшить. Если не удастся терапией, что ж…
Она похолодела. Его голос стал деловым, она словно воочию увидела сотни ядерных грибов, что растут над цветущими долинами США, над ее сказочно красивыми городами.
– Почему, – прошептали ее холодеющие в ужасе губы, – почему?
– Если на пальцах, то… не сдерживаемая идеологией, запретами людская масса по ту сторону океана легче других поддалась… реверсу.
– Ни фига себе на пальцах! Какому реверсу?
– Лапушка, – сказал он, извиняясь, – мне трудно это объяснить… Представь себе, идет ломка. Как после запоя… или когда наркотики уже слабеют…
– После запоя тоже так?
– Да это одно и то же. Любой организм страшится разумности… И человеческий – тоже. Потому так инстинктивно тянется ко всему, что способно заглушить хоть на время: алкоголь, наркотики. А в каких это масштабах – достаточно посмотреть, сколько выпивается и выкуривается!.. Животные счастливы, ибо не знают той бездны страхов и неуверенности, что открывается перед мыслящим существом. Даже если это мыслящее – полуграмотный грузчик. У него свои сложности, свои страхи, которые исчезают, когда прикладывается к бутылке.
– Когда-то подсчитали, – сообщила она, – что человек в среднем мыслит четыре минуты в сутки. А остальное время пользуется бездумно готовыми алгоритмами. Ну, как иной раз едешь в транспорте не в ту сторону, потому что садишься привычно, бездумно, а сегодня надо было как раз в другую сторону. Так же пользуется готовыми шаблонами приветствий, улыбок, разговоров о погоде и здоровье…
– Это облегчает жизнь, – согласился он, – когда знаешь заранее, что тебе ответят и что ты ответишь… Это даже не шахматная партия, где наперед известны только первые ходы! Это дуэт на два голоса, когда всю песню знаешь до конца. Но в глубине этого лежит все то же стремление нашего организма обходиться без привлечения разума. Мол, вполне достаточно и того, что в подкорке!.. А то и в спинном мозге. Так что это хоть и не болезнь, но такая опасная леность ума и воли, что допустить распространение на весь мир – это погубить род людской. А я людей люблю, если честно. И за то, чтобы выжил весь организм, я готов язвочку прижечь каленым железом… Вон как Господь Бог прижег две язвочки по имени Содом и Гоморра, дабы зараза не расползлась по всему роду людскому!
Она сказала победно, вспомнив где-то прочитанную фразу:
– Любить человечество легко! Труднее любить отдельных людей!
– Ни фига, – возразил он. – Как раз отдельных проще. А человечество… Я бы его за тупость и лень… Эх! Но другого нет, увы. Приходится работать с этим.
Елена прерывисто вздохнула. Мрак насторожился:
– Что-то случилось?
– Да нет, – ответила она слабеньким голосом. И вздохнула. – Просто подумала…
Мрак погладил ее детское колено:
– О чем? Ты ни о чем не тревожься!.. И… давай чеши, чеши.
– Да я не о себе… Где мой Лохмач?.. Куда он делся, бедный? Он только с виду страшный, а так очень добрый и ласковый. Я его очень любила.
Она прерывисто вздохнула. Большие глаза стали печальными, заблестели влагой. Мрак в полном бессилии оглядывался по сторонам.
Олег сказал сердито:
– Мрак, что за трусость? Да скажи все. Или покажи.
Женщины насторожились, смотрели то на Олега, то на Мрака. Мрак нахмурился:
– А ты сказал?
– У меня не было необходимости, – отпарировал Олег.
– Да? Так вот и у меня… по крайней мере острой, пока нет.
Олег покачал головой:
– Ты зря трясешься! На самом деле, этот мир все еще тот… древний. Это в прошлом веке прошла волна увлечения наукой, а сейчас снова везде гадалки, колдуны, экстрасенсы, шаманы… вся эта шушера, всех бы связал в одну кучу – да в самое глубокое место в море! Скажи, никто даже не удивится.
Мрак сказал язвительно:
– Да уж…
Юлия спросила настороженно:
– Мужчины, что у вас за тайны?
– Мрак засмущался, – ответил Олег. – Страшится Елену напугать. Дурень! Да ты ей таким еще больше понравишься.
Елена переводила непонимающий взгляд с одного на другого, наконец сказала решительно:
– Я не знаю, о чем вы говорите, но Мрак может мне сказать все… Это что-то очень неприятное? Сейчас сюда вломится его жена?
Мрак зарычал, но все ясно услышали в его рычании стон.
Олег сказал Мраку злорадно:
– Вот видишь?
Елена спросила Олега:
– Я что-то не то сказала?
– То, – заверил Олег. – Самое то! Лучше не сказать.
Мрак нехотя, борясь с собой, поднялся с ее колен. Вздохнул, отошел на пару шагов. Лицо его стало землистого цвета, он посмотрел на Елену долгим взглядом, из груди вырвался тяжелый вздох, похожий на стон раненого зверя.
– Давай, – сказал Олег настойчиво.
Мрак метнул на него злобный взгляд. Елена ахнула, сделала движение броситься к Мраку, ибо он вдруг просто рухнул на землю.
Елена все-таки вскочила, под ногами дрогнуло от тяжелого удара. Мрак скрючился, застонал, руки и ноги подтянул под себя, словно прятал их от огня…
Через мгновение из груды одежды поднялся огромный черный пес. Елена мгновение стояла, оторопев, затем с радостным воплем: «Лохмач! Ты нашелся!» – бросилась к нему, упала на колени, обхватила за шею, запустила пальцы в густую черную шерсть, прижималась к его огромной, как башня танка, голове.
Елена отшатнулась, Олег ухватил ее в объятия, придержал, успокаивая. Черный пес нерешительно лизнул Елене руку, а затем, расхрабрившись, лицо. Она счастливо смеялась, теребила, щупала, целовала в морду, тоже лизнула в нос, пес неуклюже уворачивался, она верещала и хватала его за уши…
…как вдруг ее руки отпрянули, а глаза стали медленно округляться. За ее спиной Олег повернул Юлию к себе лицом, сказал настойчиво:
– Мрак, для начала довольно.
Пес упал на пол точно так, как падал Мрак, пол загудел, словно рухнул шкаф. Дыхание остановилось в груди Елены.
С пола поднялся… Мрак. Он торопливо схватил брюки, надел, от спешки не попадая голыми ногами в ботинки, человеческие пальцы спешно застегнули кожаный пояс.
– Лена, – проговорил он тихо. – Я дурак, мне так делать не следовало…
Она пролепетала:
– Ты… а где же Лохмач?.. Нет, что это я… Ты и есть Лохмач?
– Ну да, – ответил Мрак. – Понимаешь…
Он запнулся, а Олег сказал громко:
– Лена, любовь способна делать чудеса. Был кобель как кобель, да не простой, а черный, которого не отмоешь добела. Но вот он встретил вас и… все в нем переменилось.
Лена перевела с него недоверчивый взгляд на Мрака:
– Это правда?.. Я что, в самом деле тебе нравлюсь?
Олег сказал Мраку с мягким упреком:
– Вот видишь? Она нисколько не удивилась. В этом мире все готовы если не к нашествию инопланетян, то к чудесам хилеров или гондванских йогов.
Елена пролепетала беспомощно:
– Нет, не могу… Это глюк! Я тронулась, да? На самом деле я сейчас сижу в психушке со связанными рукавами?
Олег вздохнул:
– Еще один парадокс этого времени. Все наперебой толкуют о чудесах, но, когда им самим что-то невероятное, тут же рациональное объяснение… с позиций своего времени, развития, образования, менталитета… Нет, Лена… вы простите, что я вас так называю, но это не глюк. Это в самом деле ваш Лохмач, что на некоторое время стал человеком. От вас, ессно, зависит, останется ли он человеком… гм… человеком еще… на некоторое время.
Мрак обнял ее, она жадно прильнула к его необъятной груди, спряталась, он укрыл громадными лапами, на Олега и даже благополучную Юлию сердито зыркали злые глаза.
Юлия тоже уткнулась лицом в грудь Олега, он гладил ее по спине, она чувствовала его широкую ладонь на ее затылке. Проговорила осевшим голосом:
– Я все еще дрожу?.. Нет? Во даю… Олег, ваши шпионские перевоплощения меня рехнут. Как вы это делаете?.. Какие-то особые спецтренировки?
Олег поцеловал ее в лоб:
– Вот видишь, какая ты умненькая. Сама и ответ нашла. Да, конечно. Только он не должен вот так, на людях… Но после одного задания он… гм… впал в депрессию. Жить ему стало тошно, от страха перед невыносимыми реалиями жизни из экстраверта перешел в стадию эндоверта, то есть спрятался от реалий той жестокой жизни, которой живем все мы. Ну, некоторые взрослые дяди впадают в детство, начинают сюсюкать и какать в штанишки, а этот… этот просто перешел в пса, за которого принимают решения, чешут, гладят, кормят, купают…
