Интересно, кто мог услышать их разговор? В зале тогда не было никого, кроме них, меня и моего противника. Ну, еще слуги… И того офицера, который нос в дверь совал, а внутрь шагнуть не решался… Блин! То есть в этих краях каждый пук правителя наделяется каким-то особым значением?! Слава ему, что он меня не обозвал задницей или чем-нибудь похуже.
Я отступил назад и переглянулся с тем бойцом, который тоже не полез вперед. Видимо, это и есть Гунвилль. Можно кивнуть ему и получить ответное приветствие. Наверное, он тоже не любитель выпивать накануне боя, поэтому попал в первый состав вместе со мной.
– Все кинули жребий? – еще раз гаркнул Хунайд. – Те, кто вытянул белые камни, бросают их в эту чашу и ждут своей очереди в жребии на время, остальные ото шли назад. Серт и Гунвилль тянут первыми. – Он сунул мне мешочек прямо под руку, и я ощутил внутри гладкие, обточенные водой голыши с рельефными вставками на каждом. На ощупь они ничем не отличались, поэтому я хватанул какой-то и вытянул. В середину серого окатыша была вставлена молочно-белая искорка.
– Серт – первый! – объявил Хунайд и неожиданно подмигнул мне: – Одно слово – Хитрец.
Глава 4
Бой ярости и бой надежды
– Тебе лучше ждать своей очереди здесь, – сказал Хунайд, приведя меня в небольшую комнатку со сводчатым потолком. Здесь имелось окно, забранное решеткой, и выходило оно как раз на арену. – Тебя заблаговременно предупредят и позовут. Прислать массажистку?
– Куда мне сейчас еще женщину?
– Тебе решать, но бодрящий массаж не помешает. Вот бойцы пошли – только о развлечениях и мысли, не о деле! Болван ты…
– Меня зовут Серт. – Я испытал вдруг вспышку легкого раздражения – достало однообразие его замечаний. – Так решил ваш император. Можешь звать меня так.
Помощник мастера как-то сразу сник, пробурчал что-то неразборчивое и убрался. «Вот, – с удовлетворением подумалось мне. – Будем бить врага его же оружием».
Снаружи разноголосо взревели трубы, засияли под солнцем всплеснувшие под ветром флаги, и на арене появилось множество девичьих фигурок, увешанных не столько тканями, сколько цветочными гирляндами. К беззвучно прокравшейся в комнату массажистке я повернулся в недоумении, но ненадолго – зрелище стоило того, чтоб не отводить от него глаз.
– Разве у вас считается приличным появляться в таком виде? Я решил было, что ваши традиции предписывают женщинам кутаться…
– Это представительницы цеха танцовщиц, – коротко отозвалась девушка, оправляя на себе широкий белый балахон. – Им грех публичного обнажения прощается еще при принесении цеховой присяги. Недостатка в женихах после выхода из цеха ни одна из них не испытывает – многие мужчины желают получить танцовщицу в единоличное свое владение… Господин Серт ляжет или предпочитает, чтоб его массировали сидя?
Я уже не изумлялся подобному обращению – такова уж была местная форма вежливости. «Вы» здесь никогда не произносили при обращении к одиночке.
Девушка покропила руки маслом и взялась растирать мне плечи.
Это было приятно, а еще приятнее оказалось наблюдать за происходящим снаружи. Даже танцем сложно было назвать это великолепное многолюдное действо, где двигающиеся женщины образовывали, казалось, единый организм, завораживающий зрителя своими трансформациями. Каждая танцовщица к тому же искусно манипулировала двумя огромными цветными платками, и потому их жесты обретали многоцветие.
Воздух снаружи сотрясался от музыки, которую образовывали только барабаны, трубы и голоса – ничего больше. Варварская музыка, но, боже, до чего захватывает! Мне показалось, я не живу, а следую этому ритму, в резонансе с ним, как вся человеческая жизнь звучит в унисон сердце биению. Блеск золотой парчи в руках танцовщиц сменялся шелковым разноцветием, а потом на арену вступили ряды бойцов, двинувшиеся в массу танцующих девушек, словно на штурм вражеской твердыни. Лишь в самый последний момент танец рассыпался, и танцовщицы кинулись в разные стороны, ловко уворачиваясь от мужских рук. Ритм взвился в последний раз и оборвал мелодию.
Трибуны приветствовали два строя гладиаторов восторженным мощным гулом. Удивительно, как там никого не сдуло. Я запрокинул голову, расслабляясь под пальцами массажистки. Теперь мне как-то понятнее было желание императора и его наложницы наслаждаться любовью и зрелищами одновременно. Все тридцать три удовольствия – это по-настоящему круто!
Строй разбился на пары, и началось представление. Впрочем, дрались они всерьез и – как я внезапно обнаружил – отнюдь не только друг с другом.
Вероятность того, что с тобой вдруг без предупреждения вступит в схватку соседняя пара или кто-то один выживший, как выяснилось, существовала в практике любого гладиатора, выступающего в общих боях. Причем произойти это могло буквально в любой момент. Только теперь я начал понимать слова более опытных товарищей, втолковывавших мне, что мое счастье – в судьбе привилегированного бойца, который сразу начал с парных боев. Удел элиты, это ясно, достаточно взглянуть на творящийся снаружи «разогрев».
Девушка закончила массаж сильными тонизирующими нажатиями и щипками, полотенцем сняла с плеч излишки масла и, собравшись, ушла. Чуть погодя в комнату заглянул один из младших помощников Исмала.
– Сейчас, после общей схватки, будут выступать три пары женщин, потом – бой верхами, а потом – твой выход. Сейчас выпей вот это. Давай.
– Я бы лучше съел чего-нибудь. – Только теперь вспомнилось о том, что сегодня нас не покормили завтраком.
– Ну ты даешь! Если тебя при полном желудке ранят в живот, спасти будет труднее.
– Если думать о такой вероятности, то перед боем надо не поститься, а ставить клизму.
– Да ладно, ты ж чужак, что ты в подготовках к бою можешь понимать?! Вот, выпей это, и тогда в случае чего лекарю будет проще с тобой возиться. Глядишь – и выживешь.
– Оптимистично, – пробормотал я, осушая кубок. Зелье отдавало мятой, но в целом было противным, как почти любое лекарство.
Допив, вернул посудину и вновь уселся к окну. Общий бой шел полным ходом, постепенно из совокупности пар превращаясь в одну общую массу. Кто там с кем дрался, понять уже было нельзя, но бездыханные или едва шевелящиеся тела под ногами множились в геометрической прогрессии. Через пару минут над ареной взвыл рог такого тона, что при должном упорстве способен пробрать до печенок. Выжившие прекратили наскакивать друг на друга, опустили оружие, поклонились примерно в одну сторону. После чего побрели прочь, а мимо них уже неслись стадионные работники, утаскивающие тела и раненых, засыпающие песком пятна крови.
Девицы, вышедшие на арену следующими, интересовали меня еще больше, чем их предшественники. Правда, ожидания они обманули. Их выход не предваряли танцы и ликование, да и амуниция не напоминала традиционно-фэнтезийное мини. Никаких голых животов, декольте до пупа, ног, обнаженных аж от промежности. Кожаные брони, брючки, длинные рукава. Видимо, только мужчинам в этом мире прилично было выступать полуголыми. Припомнив гладиаторш на вечеринке леди Миралей, я был вынужден сделать вывод, что да.
Пожал плечами и стал натягивать подкольчужник. Будет жарко, зато шансы выжить чуть увеличатся. Судя по всему, бой этих трех пар будет малоинтересным и непродолжительным. Схватка конных вызывала теперь большее любопытство. Но после нее уже и мой черед, так что лучше заблаговременно подготовиться, а потом смотреть себе спокойно.
– Давай помогу, – предложил заглянувший в комнату младший помощник Исмала. Поднял кольчугу. – Доспех должен лежать, как вторая кожа, тогда он не будет мешать. Поэтому его надо правильно надевать. А ты ж чужак… И вот эти ремни затяни, но не так, чтоб впивалось. Подвигайся… Удобно? Пояс чуть ниже сдвинь.
– Мне так удобно.
– Это тебе сейчас удобно, а потом, когда придется резко нагибаться? То-то. Ну, готовься.
– А шлемы почему не предлагают? У меня на родине гладиаторы всегда были в шлемах.
– У каждого мира свои традиции.
И ушел. Снаружи уже не размахивали мечами женщины, зато разворачивались к атаке две ездовые крупные рептилии, на каждой из которых сидело по двое – видимо, возница и боец. При мысли о том, что от смерти меня, возможно, отделяет не так много времени, внутри все свернуло короткой судорогой. Я закрыл глаза и вдруг понял, почему обычно перед боем молятся. Не столько от того, что надеются за короткое время выхлопотать себе заступничество, а для успокоения. Ослабив свои связи с землей, подняв глаза к небу, проще рисковать.
– Серт, пора! – окликнули из двери. – Спускайся!
На арену, впрочем, я ступил далеко не сразу. Исмал лично проверил, как закреплены у меня на запястьях «когти», после чего с улыбкой кивнул на арку, за которой уже начинались песок, солнце и вопли толпы:
