Подождите, вы ещё не знаете Хаттафа — его амбиций, его терпения, его рассчетливости и его… злопамятности!
Он сможет пролезть наверх. Он изворотлив. Хитёр. Умеет выбрать время и место для удара. Подстроить смертельную ловушку… А как он умеет заметать следы! И, в конце концов, он очень силён физически, вынослив, и отлично владеет любым оружием. С детства это было для него необходимым условием выживания, чтобы уцелеть в постоянных стычках и набегах враждующих между собой, да и со всем остальным миром, маленьких, но гордых и независимых зачастую даже от номинальной власти султана, горных кланов.
Правда, в сардары столичного гарнизона слабаков и не берут. Но и здесь у него преимущество: кроме силы у него есть ещё и мозги. И он твёрдо знает, чего хочет добиться. В настоящее время первую ступеньку на лестнице его грядущей карьеры загораживает унбаши. Значит, придётся его убрать. Способ, как это сделать, у Хаттафа давно продуман. И — он уверен — никто из подчинённых этого бездарнейшего ничтожества не будет расстроен его преждевременной и «случайной» кончиной.
Нет, сама ликвидация унбаши — не проблема…
Но вот как сделать, чтобы именно Хаттафа, а не какого-нибудь глупого, пропившего последние мозги в кабаках Ферхема, но заслуженного ветерана гвардии поставили на освободившееся место — это действительно проблема. Причём — серьёзная. Ведь он служит лишь второй месяц.
Значит, нужно дискредетировать других членов своего десятка в глазах вышестоящего начальства, а себя — как-то проявить: доказать свою силу, находчивость, расторопность. И, главное — верность и лояльность. А для этого нужно что-то такое организовать. Ведь не может же он и вправду ждать счастливого случая выделиться — так может уйти и молодость, и сила… И, главное — желание.
Слишком хорошо он видел на примере стариков, как долг — кровной мести, или чего-либо другого, так же важного для чести клана или его отдельных людей, постепенно терял своё значение, а затем и смысл — из-за долгого промедления.
Нет, он не должен медлить со своими амбициями. Нужен случай.
Счастливый случай. Вот, если бы была война…
Сейчас, хотя его служба и престижна — охрана Царской сокровищницы! — но это не то, что в боевых частях. Не попасть ему на войну… Да и нет войны.
Ограбление?..
Вряд ли. Здесь можно годами плесневеть и покрываться пылью от скуки, а ничего так и не произойдёт. Вряд ли найдётся много идиотов, желающих штурмовать неприступный замок-дворец с высоченными стенами пятиметровой толщины, кучей часовых на них, и запасным полком личной гвардии султана, а расправившись с этими крутыми воинами, после часами блуждать в запутанном лабиринте подземелий скального основания, в поисках засекреченной и замаскированной пещеры-сокровищницы. Нет.
Нет, на эти варианты лучше не рассчитывать. Он должен всё организовать себе сам. То, что задача трудна, лишь подстёгивало его в составлении изощрённых проектов и планов. Он хитёр и находчив — его не может не осенить что-то оригинальное!
Амбициозные мысли новобранца-карьериста ни в коей мере не волновали его ни о чём не подозревающего начальника: под новые шутки и взрывы хохота тот продолжал выдавать очередному проигравшему его проигрыш натурой — очередную порцию увесистых оплеух! Играть на деньги с ним его подчинённые уже не могли. Они и вправду задолжали так, что уж и забыли, как выглядят монеты султаната Турфан — небольшого и формально независимого государства, расположенного между Шемом, Кофом и Аргосом, в предгорьях карпашских гор. Поэтому им приходилось терпеть: азарт шефа всё не проходил, а отказываться, или (не дай Мирта!) спорить с унбаши — нарываться на неприятности. Унбаши хотел всегда быть в форме. Ну правильно — руке нужна тренировка!
Хаттаф с напарником у двери в сокровищницу, и ещё трое, расположившихся у входного отверстия подземелья, не без злорадства наблюдали за экзекуцией тех, кто, по-идее, должен был отдыхать на скрипучем деревянном топчане, всунутом в одну из ниш возле горловины потайного туннеля, а вместо этого ублажали трезвого, а потому особенно придирчивого и старательного унбаши.
Двое сардаров играли с ним прямо на бочонке с питьевой водой, а ещё трое ворочались на прелой соломе топчана, пытаясь если не уснуть — такое вряд ли было возможно под смачные звуки затрещин и лошадиный гогот! — то хотя бы дать отдых уставшим от ненужного никому, но вынужденного стояния у входа в казну-сокровищницу, ногам.
Переведя скучающий взгляд на массивные, окованные железными полосами десятифутовые створки, о которые он иногда обтирался задом, Хаттаф с раздражением подумал, что вряд ли там, в действительности, есть что охранять. Бюджет крохотного государства, наверное, полностью уходил на обжору рангом повыше унбаши — самого султана, и дань королям Аргоса — независимость, пусть и формальная, стоила недёшево. Да и нужна была только тому же султану — чтобы самолично обдирать своих подданных разными (и весьма многочисленными) налогами…
Что-то упало с потолка пещеры. Кажется, маленький камушек.
Хаттафа это насторожило. Но его напарник, прикрывшись секирой и прислонившись к косяку дверей мирно дремал, пользуясь «занятостью» десятника. Остальные его коллеги по караулу даже не почесались: похоже, вообще ничего не заметили. А если и заметили — не придали значения. Ну, камушек, и камушек… Мало ли.
Обычное дело в пещере. Плевать!
А зря. Хаттаф каким-то шестым чувством почуял и понял, что что-то началось.
И началось здесь, в этом подземельи!
Какая-то концентрация невидимой энергии. Возникновение и присутствие злой силы.
Сколько раз такое ощущение помогало ему избежать засад и ловушек!
О, да. Эта сила явно не добра! Смутное ощущение угрозы, злобы и невероятной силы будущего противника наполнили душу Хаттафа странным чувством: одновременно и дикой паники, и невероятного восторга! Преклонения! Перед такой силой.
И это ощущение, дар предвидеть и чувствовать опасность, лишний раз показывает, что он и впрямь создан для чего-то куда большего, чем должность простого сардара — ведь ни один из этих недоумков не почуял ровным счётом ничего, и, значит, не готов к неприятностям.
А в том, что они последуют, Хаттаф не сомневался. Чутьё горца не подводило его никогда. И мозгов — прислушаться к нему! — у него хватало!
Поэтому когда возник странный звук, он один держал оружие наизготовку, и был готов ко всему: драться, если противник по силам, или… Бежать, если одолеть врага окажется заведомо невозможно.
Ну уж теперь вздрогнули и загудели все его коллеги. Вскочили на ноги даже те, кто уминал боками и задами солому. Звук был и впрямь слишком необычен для погребённого под могучей многометровой толщей скалы необитаемого подземелья — низкий и громкий не то рык, не то вздох. Так мог бы зевнуть огромный слон, или носорог, про-снувшись, или завидев врага, вторгшегося на его территорию. И — что самое странное — шёл этот звук из-за запертых и опечатанных дверей сокровищницы.
В недоумении все уставились на них, словно надеясь проникнуть взором сквозь трёхдюймовые доски и железные полосы. Коллеги-сардары Хаттафа опасливо переглядывались.
Ещё раз Хаттаф убедился в глупости и бездарности своего прямого начальника. Поколебавшись, и промедлив несколько драгоценных секунд, которые могли бы, может, спасти несколько жизней вверенных ему людей, он отнюдь не отослал никого за подмогой. А лишь сбивчиво, но громко, и с руганью, приказал всему десятку окружить злополучную дверь.
И с полминуты все, как бараны, пялились на неё и друг на друга.
Хаттаф, чутко прислушивавшийся, первым уловил угрожающую им теперь опасность, и, без спросу подскочив к дверям, подпёр массивный засов лезвием своей тяжёлой секиры, уперев толстое древко в щель между камнями пола.
— Ты что делаешь, дурья башка! — заорал перепуганный явно больше всех, унбаши, «смело» расположившийся позади полукруга настороженно сжимавших свои секиры сардаров, — Немедленно подбери оружие! И — в строй!
— Резван-бек! — тон Хаттафа был категоричен, — Нам нужна подмога! Пошлите…
— Заткнись, сопляк! Кому ты указываешь?! Сами справимся! Взять секиру, живо! — злой тон не совсем соответствовал ятагану, трясущемуся в руке, и бегавшим глазкам унбаши, — Ты у меня под трибунал пойдёшь! На галеры до самой смерти!..
— «Да, придурок, пойду, если останемся живы, и если найдёшь в Турфане — галеры!» — хотел ответить Хаттаф, вынимая из ножен на поясе кривой и остро отточенный клинок ятагана, но не успел. Зато успел отодвинуться подальше от дверей.
Тяжёлая устрашающая поступь кого-то огромного, находившегося теперь в сокровищнице, достигла дверей. И внезапно на них обрушился страшной силы удар!
