«Плохо дело, надо бежать», – решил я, и тут из-за угла соседнего дома вышли двое милицейских в мышастой форме нового фасона.
– Кто стрелял?
– Вы что, издеваетесь? – пришлось крикнуть мне в ответ. В столицы Колонии палят из пулемётов, а эти дебилы ко мне пристали. – Я стрелял.
Милицейские быстро подбежали ко мне.
– Лейтенант разведбатальона Виктор Ахромеев, – представился я. – Шпана пыталась магазин ограбить. Я их успокоил, одного навсегда. Блин, мужики, что в городе происходит?
Удостоверение я доставать пока не стал, а то ещё пальнут с перепугу.
Двое милицейских переглянулись друг с другом весьма характерно. Тут я насторожился.
– Сержант Барулин, удостоверение, пожалуйста, – попросил один из них.
Милицейские встали по бокам, но не как шпана, а грамотно – ни дать ни взять конвой.
– Сейчас, – ответил я и полез во внутренний карман за документами. – Только и ваши можно увидеть?
– Ну разумеется, – сказал Барулин и тоже полез за пазуху.
Я сделал вид, что копаюсь во внутреннем кармане, но не выпускал из поля зрения сержанта, тот тоже рылся у себя под мышастой курткой и косился на меня. Пауза затягивалась. Второй милицейский подошёл ко мне совсем близко, и я поймал знак глазами, который подал ему напарник.
Есть такое упражнение: правая нога сгибается, левая рука поднимается и тоже сгибается в локте, а правая рука опускается и совершает хватательное движение. Его-то я и выполнил.
Первый милиционер взлетел вверх с переломанной челюстью, второй, представившийся сержантом Барулиным, согнулся и завыл тонким голосом.
«Стечкин» снова был у меня в руке. Я успокоил Барулина парой оплеух, тот плюхнулся на асфальт.
– Ты чё, мужик, охерел? – простонал сержант.
И получил берцом по рёбрам, не сильно, но опрокинулся на спину. Я быстро его обыскал, нашёл внутри кошелёк почти без денег, револьвер и липовое удостоверение на имя сержанта Барулина.
– Отвечаем быстро, чётко: кто, откуда, зачем?
– Ты чё несёшь? – простонал «сержант», держась за пах.
Невежливо отвечать вопросом на вопрос, тем более в такой ситуации. «Сержант» это понял, когда я врезал ему пяткой по щиколотке.
– Слушай, тварь, – прохрипел я, тыкая ему пистолетом в лицо, – мне возиться с тобой некогда, я сейчас тебя грохну, и всё.
– Ннне надо. Я всё скажу. Я из ДОАРа, – промямлил сержант.
И получил ещё одну оплеуху.
– Какого на хрен ДОАРа?!
– Добровольческой освободительной армии рабочих, – вымолвил «сержант», – я там состою. То есть не в армии, а в партии рабочего профсоюза.
«Ну ни хрена себе?» – подумал я, а вслух сказал:
– Как ты в армию попал, усос?
– Я был разнорабочим на артзаводе. Два месяца назад мне предложили вступить в партию. А неделю назад куратор сказал, что есть дело. Специально для меня и Лоханкина. И велел прийти в штаб.
– Где штаб?
– У Северных Развалин.
– Кто куратор?
– Алёхин Дмитрий Сергеевич, он у нас в партии занимался связями с общественностью. Неделю назад он передал мне удостоверение, объяснил, как себя вести, чтобы на милицейского походить. А сегодня вечером вызвал в штаб, выдал форму. Велел ходить по городу, стараться задерживать офицеров.
– Хватит, – оборвал я «сержанта». – Шпана ваша?
– Ненне знаю. Ничего об этом не слышал.
– Эт ты, юродивый, жаль, некогда с тобой возиться, – вздохнул я.
– Не понял, вы о чём? – последнее, что спросил «сержант».
Два выстрела и два новых трупа на асфальте. Я обыскал второго липового сержанта, у него оказался ИМ и тощий кошелёк, у главаря шпаны под коричневой курткой тоже обнаружился револьвер. Какая-то ночь револьверов. Пока я обыскивал трупы, пришёл в себя щекастый сопляк из шайки грабителей, посмотрел на меня мутными от ужаса глазами. Но я сегодня добрый, да и просто патроны тратить неохота.
– Вали! – приказал я.
Щекастый поднялся и пулей полетел по улице. Жить всем хочется.
А я, спрятав стволы за мусорный бачок (оружие так себе, но потом продать можно будет), побежал в другую сторону, туда, откуда слышались выстрелы.
А мне нисколечко не страшно.
Ведьмачка я, и всё смогу,—
звонко пропела белокурая девочка со сцены.
– Да ты кто есть?
Девчонка и гордячка…
– Стоп, стоп! – закричал из глубины зала главный режиссер. – Лика, ты что, не видишь, что у тебя стеклянный шар погас. Что ты поёшь? Аглая! – снова закричал режиссер, его голос эхом отскакивал от стен.
– Аглая! – тоже крикнула Лика.
Девушка выглянула из-за кулис:
– Что случилось?
– Шар не работает, – Лика приподняла на ладони стеклянную сферу.
– Ой, извините. Сейчас исправлю.
– Так, перерыв пять минут, – сказал режиссер.
Катя Завольская, девушка, играющая Цири, спрыгнула со сцены и направилась в зал к Лопухину, который разминался с мечом. Лика протянула Аглае стеклянный шар, который, по замыслу постановщика, должен гореть алым светом.
Вдруг в зал вошли вооружённые люди. Лика заметила их боковым зрением и осторожно подтолкнула Аглаю за кулисы, та вскинула голову:
– Что такое?
Лика прижала палец к губам.
– Что вам здесь надо? У нас репетиция, выйдите отсюда, – возмутился режиссер.
Вооружённый человек, шедший первым, жестко скомандовал:
– Всем стоять! Никому не двигаться.
– Бежим! – крикнула Лика и дёрнула Аглаю за руку.
Девушка упёрлась.
– Вы что, я не могу, – ответила она.
– Что вы несёте? – крикнул режиссер. – А ну пошли вон!
Налётчик, что приказал не двигаться, вынул пистолет из разгрузки. Грянул выстрел, и голова режиссера лопнула, обрызгав все вокруг красными брызгами.
– Бежим, дура! – рявкнула Лика и дёрнула Аглаю за руку.
Девушка поддалась и уронила стеклянный шар, грохот выстрела перекрыл звон разбитого стекла, а автоматные очереди взорвали зал с его идеальной акустикой.
– Стоять! Не двигаться! – снова разнеслось над залом, перекрывая поднявшиеся крики и визг.
А две девушки уже рванули в темноту кулис, пробиваясь через разный хлам, наступая на провода и лавируя между старых декораций – Лика знала, куда бежать, и тянула за собой Аглаю. Заметив свою сумку с рисунком, висящую на стуле, она на бегу подхватила её свободной рукой и повесила на плечо. Девушки бросились в тёмный служебный коридор, а за их спинами слышались крики и выстрелы.
Аглая толком не понимала, что происходит, но покорно бежала за подругой. Та уверенно петляла в тёмных коридорах.
«Хорошо, что надела кроссовки и джинсы», – подумала Лика.
Ей повезло, что актеры репетировали в обычной одежде, а не в сценических костюмах.
Они бежали прямо, потом вниз по лестнице, снова вверх и налево. Наконец девушки подбежали к неприметной обшарпанной двери, куда Лика быстро втолкнула Аглаю, сама вбежала следом, закрыла дверь и включила свет. Комната была очень маленькой, с лежанкой, занимавшей треть площади, и тумбочкой. Скорее всего, это была какая-то вахтёрка.
– Что происходит? – спросила Аглая, тяжело дыша. – Там же наши остались.
– Ну и что, что остались? – рявкнула Лика. – Лишние два трупа ничего не изменят. Хочешь сдохнуть?
Молодая девушка была ошарашена: такой Лику она еще никогда не видела и даже не могла себе такого представить.
А Лика тем временем вытащила из своей разрисованной сумки старенькую плоскую тэтэшку. Повертев оружие в руках, она ловко передёрнула затвор. Пистолет древней конструкции, без предохранителя, его не рекомендовалось носить на взводе.
– Эй, погоди, – сказала Аглая, – мы что, здесь так и будем сидеть?
– Да, – ответила Лика. – Надеюсь, долго сидеть не придется. Гарнизон рядом, скоро этих уродов на фарш пустят. Если хочешь, можешь лечь, – она показала пистолетом на лежанку.
– А как же наши там, что с ними будет? Им надо помочь.
Аглая, наконец, собралась и решила что-то предпринять. Она встала и пошла к двери.
– Стой где стоишь, – резко одернула ее Лика.
Аглая смешалась под взглядом подруги, но она была смелой и решительной, и смогла взять себя в руки.
– Ты мне не мать и не отец! – крикнула она. – Ты не смеешь мне указывать!
– Не кричи! – прошипела Лика и злобно глянула на Аглаю. Её ладонь сжала рукоять пистолета, но певица успокоилась. Она сделала шаг и обняла подругу, та была на полголовы ниже, её лоб упирался в щёку певицы.
Рука с пистолетом легла на затылок, прижала распущенные волосы.
– Прости, – зашептала Лика. – Да, я не могу тебе указывать. Но и за дверь не выпущу. Ты ничего не сможешь сделать, только помешаешь. Скоро придёт помощь, тогда мы что-нибудь придумаем. Поможем освободить наших, а пока сиди тихо. Хорошо?
Аглая замолчала, она понимала, что подруга права, но сидеть здесь, когда там…
– А наш режиссер, он что, умер? – вместо ответа спросила она.
Лика только крепче обняла её. Аглая изо всех сил старалась не заплакать, но не сдержалась и заревела.
