Кровь брызнула во все стороны, залила глаза. Вытирая ладонью лицо, Кар полупрокричал-полупрохрипел медленно падавшему телу:
– За императора!
Миг злорадства чуть не стоил ему жизни. Всадник в ярко-голубом плаще на скаку ударил копьем его лошадь. Кар не успел высвободить ноги. Рухнул вместе с лошадью. Отчаянно пытаясь выбраться, посмотрел вверх. Увидел на фоне голубого неба голубой плащ, и – прямо над головой – занесенное для последнего удара копье. Зажмуриться не смог, глаза упрямо расширились навстречу смерти. За миг до нее в горло рыцаря, над меховой оторочкой воротника, вошел аггарский нож. Копье дрогнуло и ударило мимо, увлекая за собой тело в окрасившемся кровью плаще. Калхар спрыгнул на землю, не обращая внимания на бой кругом, помог Кару освободить придавленную ногу.
– Спасибо, брат, – только и смог выдохнуть Кар.
Вместо ответа аггар поймал за повод коня, в чьем стремени еще оставалась зацепившаяся нога убитого рыцаря. Калхар ударом отбросил его на землю. Кинул поводья Кару.
– Держи!
В следующий миг оба уже были в седлах. Рыцарский конь храпел и тряс головой, Кар резко натянул поводья, осаживая его. Плох тот аггар, что не совладал бы с конем. Несколько мгновений борьбы, и животное признало нового хозяина. Вслед за Калхаром Кар помчался назад, туда, где рухнул под натиском ненадежный частокол и враги с криком ворвались в селение. Впереди всех алыми посланцами смерти скакали жрецы.
Теперь сражение шло на улицах, у каждого дома. Кричали женщины, с мечами и топорами встречавшие незваных гостей. Плакали дети. Священная война на то и священная, чтобы не щадить ни тех, ни других. Тонкие голоса срывались на визг, заходились хрипом – и смолкали навсегда. Аггары сражались как обезумевшие, не чувствуя ран, не замечая текущих слез. Медленно, шаг за шагом, оттесняли врагов обратно за порушенный частокол. Те отступали. Их целью было нанести урон и изгнать, а не уничтожить, аггары – не колдуны, чтобы истреблять их под корень. Империи нужны еретики, чтобы воевать против них, чтобы читать гневные проповеди и поднимать налоги для нужд священной войны, чтобы содержать тысячи препоясанных черным воинов-жрецов. Потому имперские солдаты сейчас отступали, позволяя истрепанным еретикам перетянуть раны и уйти, чтобы потом вернуться и снова быть изгнанными.
Аггары преследовали врагов, пока селение не скрылось за гребнем холма. Потери были велики у тех и других, трупы всадников и коней усеяли землю. Возвращаясь шагом, аггары подбирали своих раненых и без сожалений добивали солдат Империи. Равнодушное к людским бедам солнце едва миновало полдень, когда все закончилось. Селение Круглого Озера встретило своих воинов – еще разгоряченных от крови, еще не ощутивших боли ранений. Еще не осознавших тяжести потерь.
Страшное зрелище предстало их глазам. Среди опрокинутых шатров и порушенных хижин, разбитой посуды и затоптанных в грязь войлоков – людские и лошадиные, неподвижные и слабо шевелящиеся, бьющиеся в агонии, тщетно пытающиеся подняться тела. Не только мужские. Воины твердили проклятия вперемешку с молитвами. Кар молчал, онемевший от ненависти. Молчал и смотрел.
Вот мальчишка сжимает в мертвой руке не по росту длинный меч – видно, бросился на помощь отцу. Хотел быть мужчиной и как мужчина принял смерть. Там кроху-девочку попросту затоптали копытами, дай Бог, чтобы не свои – в свалке разве разберешь? Рядом обезумевшая мать. Слез уже не осталось, женщина тихо раскачивается над телом дочери, пугающе спокойными движениями вырывая у себя клочья волос. Другая рыдает над мужем, не замечая, что у самой поперек спины густо кровоточащий разрез – полоснули мечем на ходу, просто так, раз подвернулась под руку.
Если найдется тот, у кого достанет сил призвать Империю к ответу – пусть он приходит. Пусть берет власть, объединяет аггарские племена. Пусть топит землю в крови.
В центре селения, у дома вождя, столпился народ. Оставив покорного уже коня, Кар пошел туда. Панический, животный страх охватил его – впервые за весь день. Почему люди стоят, словно в ожидании, почему не расходятся, не идут хоронить мертвых и выхаживать раненых? Почему двое стражей перед закрытым входом замерли, глядя поверх голов? Дингхор ранен? Убит? Или… Аррэтан? Кар пробился вперед, расталкивая аггаров локтями, не обращая внимания на удивленные взгляды. Остановился, наткнувшись на запрещающий жест воина у входа.
– Скажи мне… – взмолился Кар, но страж прервал его, повторив, наверное, не в первый раз:
– Ждите, – и опять устремил взгляд в никуда.
Кар в отчаянии стиснул кулаки. Приготовился умереть от волнения, но полог чуть отодвинулся и показалось бледное лицо Аррэтан.
Жива! От облегчения Кара затрясло.
Девушка смотрела, словно ища кого-то в толпе. Кар быстро шагнул вперед.
– Аррэтан!
Она коротко вдохнула, махнула рукой.
– Проходи.
– Аррэтан, погоди! Что с вождем? Надо уходить! – послышалось сзади, но Аррэтан уже задернула полог. Прозвучал ровный голос стража:
– Ждите.
После солнечного света в хижине казалось совсем темно. Перед глазами поплыли пятна. Знакомо пахло заживляющей мазью и кровью, теперь везде пахло кровью. Когда глаза чуть привыкли, Кар разглядел Аррэтан, в мужской одежде, с темными пятнами крови на рубашке и длинным ножом на поясе. И два тела на низких постелях.
Подошел ближе. Налмак. Голова перевязана, из-под повязки торчат слипшееся от крови волосы, широкая повязка пересекла грудь. И Дингхор.
Кар склонился над вождем. Лицо его в полумраке выглядело бледным пятном. Глаза были закрыты. Нехорошее, со свистом, дыхание вырывалось из груди.
– Он ранен?
Аррэтан встала рядом.
– Нет. Ему стало плохо, как затрубили тревогу, я хотела не пустить его, Налмак и сам бы справился… Но ты же знаешь отца. А когда сражение началось, он упал с коня. Сердце. Я думала, умрет…
Она тихо всхлипнула. Вытерла слезы, продолжила:
– У Налмака плохая рана. Его приняли за мертвого, принесли сюда… Он без сознания. Не знаю, выживет ли. Я сделала, что смогла, но крови очень много. Если бы отец…
Такая усталая пустота звучала в ее голосе, что Кар, не думая, потянулся – обнять, утешить. Он и не помнил сейчас, что перед ним чужая невеста. И Аррэтан легко прижалась, уткнулась лицом в его плечо. Но тут же отстранилась.
– Я напоила отца сонной травой. И никого к нему не подпущу. Там люди, надо им что-то сказать, а я… Кар, ты ранен?!
На рубашке девушки расплылось новое пятно. Кар оглядел себя, только сейчас ощутив боль и сообразив, что кровь на груди – его собственная.
– Я… не заметил, – с удивлением признался он.
– Мужчины! – Аррэтан то ли усмехнулась, то ли всхлипнула, а руки ее уже разворачивали Кара к свету коптящего в заполненной жиром плошке фитиля, избавляли от разрезанного доспеха, отделяли от раны прилипшую ткань. – Не шевелись…
Наполнив миску чистой водой, Аррэтан стала бережно промывать рану. Кар стиснул зубы. Не от боли, боль утонула, растворилась в нахлынувшем желании. Руки Аррэтан, уверенные, легкие; лицо склоняется к нему, от волос пахнет травяной настойкой. Продлить эти минуты навечно, заработать еще сотню ран, прижать ее к себе, ощутить всем телом…
– Кар!
Одно слово, и он замер, словно почуяв удила. Нельзя. Не смей. Она позвала тебя. Ты нужен ей сейчас – как друг, как тот, кому она доверяет, кому доверяет Дингхор. Не предавай ее, не делай все еще хуже.
– Ничего страшного, – Аррэтан отставила миску. – Просто кожу распорол.
Порез, длинный, но неглубокий, пересек грудь от левого плеча к животу.
– Я не в обиде, – улыбнулся Кар. – Тот жрец без головы остался…
– Глупый, – сказала Аррэтан, накладывая пахучую мазь.
– Я или жрец?
– Вы все.
Плотно закрыв горшочек с мазью, девушка поставила его на столик. Не слушая возражений, обмотала грудь Кара полосой ткани. Оглядев работу, вздохнула.
– Я не знаю, что делать, Кар. Люди ждут, а отец… и Налмак…
– Чанрет уехал, – торопливо сказал Кар. – Сказал… сказал дождаться его, не уходить. Аррэтан, я думаю, он знает, что делает. Ты не знаешь, он давно уже…
– Знаю, – прервала она. – Что ж, на него теперь вся надежда. Сделаем, как он сказал.
– Ты… правда, согласна с ним, Аррэтан?! Но… это решать твоему отцу, а он…
– Я не дам его беспокоить. Сделаем, как велел Чанрет. Кар… Кто-то должен сказать людям. Отцовским именем.
– Ты хочешь, чтобы это сделал я? Аррэтан…
– Нет, нет, – торопливо перебила она. – Ты прав, я этого хочу. Но отцу не понравится. Уж лучше я сама.
«Дочь одного вождя и почти жена другого… Да, тебе скорей всего поверят. Но что скажет Дингхор?»
– А что еще делать? – Аррэтан будто прочитала его мысли. – Отец не мог знать, что так будет, что нам останется только поддержать Чанрета!
