– Ты их отпускаешь? Обоих? Серафима! – выкрикнула Колобова, вскидывая кулак, словно готовая броситься на Машу с Игорем.
– Отпускаю, – Серафима не глядела на подругу. – Она не обманет. Она… как мы, Оль. Она вернётся.
– Вернёмся, – кивнула Маша. – Обязательно. Завтра, в крайнем случае послезавтра, когда успокоятся в городе. И вынем замки.
– Рехнулась ты, Угарова, – проговорил Игорь, как только Скворцов и главврач, доктор Мирцев, вышли из палаты и шаги их затихли в конце коридора. – Ты что, не понимаешь? Зиновьева сама ведь всё сказала! Это уже не «серафимы», не «чёрные ангелы», не фронтовая легенда. Это полусумасшедшие демоны! Ты как и на передовой не бывала, точно вчера родилась! Забыла, что с людьми война делает? И с одной из них уже сделала, кстати. Как с Александрой Швец поступить прикажешь, а? Ты эту нелюдь выпускать собралась!
– Я не знаю, Игоряш, честное слово. – Машка потрогала щедро залитую противоожоговой оливковой пеной щёку, придирчиво осмотрела повязку на руке. – Я только одно могу сказать: даже фрицев из плена поотпускали уже, предателям и пособникам, что из наших, прощение вышло. А Сима с девочками что ж, пожизненно? Лет на сто ещё, пока резервов магии хватит? Да за что же им такое? Сам посуди!
– А бешеных собак вообще пристреливают, – буркнул Игорь. – Хотя псы бедные ну совсем ни в чём не виноваты.
– Какие собаки? О чём ты? – рассердилась Маша. – Они герои!
– Герои, верно, – правдивый до мозга костей, Игорь никогда не отрицал очевидного. – Но… не мог Арнольдыч так поступить. Не мог, понимаешь! В толк не возьму, отчего ты в нём сомневаешься. Отца мы уже сколько лет знаем? Не такой он, чтобы «серафимов» бросать, мы ж оба слышали, как он про них говорил! Да как только узнает, что «ангелы» нашлись, – тотчас сюда примчится и уж что-нибудь придумает, будь уверена. А вот если ты ошибёшься, если выпустишь их, а «серафимы» кучу народу поубивают, – как думашь, что нам за это будет? За Кармановом и так уже госбезопасность приглядывает, из-за смерти магов. Может, из-за них Верховенский и приходил к Отцу, а тот запаниковал и за нами послал. Подумал, что не будет подозрительно, если мы, кармановские, в Карманов поедем работать. На нас вся вина будет, Машка, и никакие фронтовые заслуги, никакие добрые намерения не спасут. Да что там… как мы жить с этим сможем?! Так что давай дождёмся, пока Скворцов Отцу передаст про «серафимов»…
– То есть как – передаст? – недоумённо уставилась на него Машка. – Ты ему что, рассказал?
– Ну, да, хотя и не совсем, в общем, – смутившись, Игорь взял в руки перебинтованную Машкину ладонь. – И не рассказал, а доложил по форме. А он доложит выше. Арнольдыч его старый друг, Скворцов его известит, шурум-бурума не устраивая. А уж Отец точно найдёт выход, я не сомневаюсь.
– Простой ты, Игоряша, как полтинник. – Машка вскочила, вдевая ноги в туфли. – Думаешь, станут они Отцу отзваниваться, наивный! Никуда Скворцов звонить не будет, а просто доложит куда следует. Ты видел, как он трясся, когда про МГБ говорил? Ему своя рубашка ближе к телу. Ну и пришлют сюда команду, какую надо. Думаешь, пощадит Верховенский героев сорок первого? Болото зачистят, и конец «серафимам». А потом начнут разбирать и докапываться, как они там оказались. Ты этого добиваешься, что ли?
– Нет, – проворчал Игорь, краснея и опуская голову. – Не думай, мне их тоже жалко – и Симу, и девчонок, и Отца…
– Тогда самим Арнольдычу звонить надо. Он ведь тебе свой прямой номер оставлял, верно?
* * *
Телефонистка на почте долго возилась, принимая их вызов: в Москву из Карманова звонили нечасто. Забившись вдвоём в укромный уголок, маги минуту или две спорили, кому говорить. Наконец, когда девушка окликнула их, гордо объявив: «Москва, первая кабина, товарищи!» (первая кабина была и единственной) – Машка вырвала у Игоря трубку.
– Потёмкин у аппарата, – прорвался через треск и шёпот проводов голос Отца. – Слушаю вас.
– Виктор Арнольдыч, это Угарова, Маша, – затараторила Рыжая, словно кто-то в любой момент мог оборвать связь. – Мы здесь, в Карманове… Да-да, обжились. Виктор Арнольдыч, только я не потому, тут такое дело, тут… «серафимы» нашлись. Они на болоте. Заперты, понимаете? Магическими замками. Не знаю. Им помощь нужна, срочно!
Отец на том конце провода замолчал.
– Значит, нашлись… – проговорил, наконец. Сквозь помехи и шум интонацию было не разобрать. – Нашлись… А я-то, признаться… Ох, спасибо тебе, Маша, век помнить буду. Спасибо тебе, товарищ Угарова, от всего сердца спасибо. За вести. Ничего не говори больше сейчас, в лес не суйся. Ты и так всё сделала, что могла. Я приеду. Приеду и во всём разберусь. А главное – на болото ни ногой, понимаешь? Ни ты, ни Игорь… Ты – особенно. Девочкам вы не поможете, а навредить – очень даже легко, тут нужна группа лучших магов, со всех факультетов… Осторожность и предусмотрительность – прежде всего! Доступно?!
– Так точно, Виктор Арнольдович, – невольно в тон Игорю отрапортовала Маша. – Только… один вопрос, последний! Виктор Арнольдыч… А кто их там запер-то?
На другом конце провода раздался тяжёлый вздох. В ухо Маше что-то остро и неприятно кольнуло, словно декан пустил в ход какое-то тонкое, другим нечувствительное заклятье, закрываясь от любопытствующих без меры.
– Врать тебе не стану, товарищ Угарова. Я это сделал, для их же безопасности. Чтобы хоть какие-то шансы у них остались, понимаешь? По военному времени таких, как они, выходящих из-под контроля, могли без суда и следствия, военно-полевой комиссией… приговорить и приговор привести в исполнение. Вот и закрыл их там, и других убедил, что, мол, погибли, надеялся спасти, вернуть… когда соответствующие обстоятельства выйдут. Только не так просто всё оказалось, Машута. Не знал я, как им помочь. А теперь, раз они на вас вышли, на людей нападать стали, значит, всё, край, пора мне самому приезжать. Что, злы они там на меня небось? В клочья разорвать грозятся?
Новый укол, куда болезненнее первого. Машка не успела ответить.
– Как они там? Плохо? Трансформация всё идёт? – продолжил декан торопливым полушёпотом, так что Машке пришлось, чтобы разобрать слова, вдавить трубку в ухо.
– Остановилась трансформация. Стазис. И… мне кажется, вытащить их можно, – забормотала она неуверенно.
– Оставить, Мария, думать даже не смей! Не суйтесь с Игорем на болото. Приказ это! Всё поняли, товарищ Угарова? – совершенно иным, холодным и деловым тоном сказал декан. – Мои распоряжения – они вам с товарищем Матюшиным ясны?
– Да, – еле слышно ответила Машка, пока Игорь пытался прижаться к трубке у её уха и уловить хотя бы обрывок разговора.
– Ну, всё поняла? – Они вышли на улицу. Маша шла, едва передвигая ноги, в одно мгновение налившиеся невыносимой тяжестью, в висках стучали молоточками перепутанные обрывки мыслей: «Не было у Арнольдыча другого выхода! Прав он был во всем!»
– Э, Рыжая, ты чего?
– Помолчи, Игорёна.
– Ну, как скажешь. – Он пожал плечами.
– Иди, – Машка с неопределённым выражением махнула рукой, – отдыхай. Чует моё сердце…
– Что?
– Ничего. Отдыхай, товарищ Матюшин. Пока можно.
– Игорь, вставай! Игорь!
Он никак не мог понять, где находится. Потому что Машке в его общежитской комнате взяться было неоткуда, тем более ночью.
Но за плечо его трясла именно Рыжая и никто другой:
– Одевайся, Игоряш, там военные. И преподаватели из института. И…
– Откуда? Как? Почему? Так быстро? И Потёмкин тоже? Арнольдыч с ними? – Игорь сел на узкой койке.
– Нет, – зло отозвалась Машка. – Кощей! Собственной персоной!
– Может, что-то случилось? – засомневался Игорь, – Может, у него из-за нас теперь неприятности? Почему нас не позвали? И откуда ты всё знаешь?
Машка всхлипнула и отвернулась.
– Я полночи не спала, не могла просто. А потом вдруг как по голове стукнули – упала на подушку, и вижу – лес, болото, Карманку, наш городок… И вокзал, а на вокзале – огни, огни, огни, оцеплено всё, разгружается целый эшелон…
– Какой эшелон, что ты плетёшь?! Поезду от Москвы до Карманова полных семь часов тащиться! А ещё собрать всех надо, бумаги подписать, эшелон сформировать, вагоны получить, паровоз, чтобы «окно» предоставили…
– Тихо ты! – Машка швырнула Игорю на колени комок одежды, отвернулась к стене. – Одевайся. И слушай дальше. Я вскочила, штаны натянула – и на станцию. А там…
– Что, и впрямь эшелон? – Игорь прыгал на одной ноге, пытаясь попасть в штанину.
– Эшелон, – кивнула Рыжая. – И всё оцеплено, прямо как во сне.
– Экстрасенсорная прецепция, вариант…
– Сама знаю! Так вот, всюду часовые, охрана всюду, из теплушек солдаты высаживаются, из литерного вагона – маги. Меня не заметили. А я их узнала. И разговоры услыхала… Смотрю, профессор Преображенский, он у меня лабы вёл. Я к нему, мол, где Виктор Арнольдович? А он мне: ну что вы, Мария Игнатьевна, товарищ Потёмкин очень занят, к тому же серьёзно старая рана обострилась, ему сперва в ЦК на заседание, а потом в больницу; нас Иннокентий Януарьевич вызвал – консервировать «прорыв негативных энергий». А если не поддаётся консервации – ликвидировать. Ликвидировать прорыв, понимаешь?!
