– Кого убить? – нахмурился Аммар.
– Эсен-хана. Великого хана джунгар. Убить его тело, убить куст его души, разрубить на части и сжечь их великое белое знамя, сульдэ.
Халиф некоторое время помолчал и сказал:
– Сдается мне, Тарик, что об этом хане ты знаешь нечто такое, чего не знаю я.
И Тарик ответил:
– Помолись о помощи Богу, которого ты чтишь. Мы идем сражаться против демона, вселившегося в человеческое тело.
Закатное солнце стояло низко и больно било в глаза. Не спасали даже плотные шелковые занавески – небо горело каким-то предсмертным, прощальным блеском, оставляя на изнанке век черный ослепительный круг уходящего за горизонт светила.
Тарик сидел лицом к солнцу, не по-человечески широко раскрыв глаза, – сейчас они казались пустыми озерцами золотого света. Болезненно сморгнув – о, Всевышний, как он так может, там же огнем полыхает, – Аммар повернулся обратно, к гомону и крикам. Военачальники пожимали плечами и то и дело проводили руками по лицам, призывая в свидетели Всевышнего:
– О мой халиф, это безумие! Сейчас из степей вышла армия в сто тысяч сабель – а сколько там еще воинов? Они бесчисленны, подобно песчинкам на морском берегу!
Один из лучших военачальников, Мубарак аль-Валид, сидел, пощипывая свои роскошные парсидские усы:
– Ибн Ахмад прав и говорит дело, о повелитель. Всевышний указал нам путь к мужеству, а не к безрассудству. Идти в степь с пятнадцатью неполными тысячами воинов – безумие. Мы затеряемся среди холмов и трав, как камешек на дне пруда.
Тарик отрешенно таращился в окно – земля и небо торжественно хоронили солнце. Нестерпимое сияние спало, и небеса стало затягивать розово-фиолетовым. Сумерки здесь, в Фейсале, смыкались быстро – и так же быстро сменялись непроницаемой ночью. А сейчас уходящее солнце забирало с собой золото и аквамарин, редкие полосы облаков темнели на роскошном, необъятном полотнище небосвода.
Аммар пожал плечами и ответил:
– Вот он, – и кивнул в спину нерегилю, – говорит, что так надо. Надо идти в степь.
Посмотрев на неподвижную спину самийа, Мубарак аль-Валид нахмурился и снова провел ладонью по огромному усу – о таких женщины восторженно говорили, что здесь хватит места орлиному гнезду. Тарик казался языческой статуей – безмятежный, неподвижный, полы накидки лежат на полу ровными белыми складками.
– Хорошо, – устало кивнул командующий Правой гвардией. – Хорошо, мы пойдем в степь. А как найти, где стоит кочевье этого самого великого кагана? Опять за птичкой полетим?
Вокруг сочувственно покивали и даже начали посмеиваться. Аммар строго сказал:
– Тарик говорит, что нас проведут джинны. Точнее говоря, двое джиннов…
Военачальники обреченно переглянулись. Самийа даже не пошевелился на своем месте в проеме огромного, в пол, окна.
И тогда старый Тахир ибн аль-Хусайн сказал:
– О повелитель! Нет силы, кроме как у Всевышнего, единого живого, создавшего все! И если нам суждено есть хлеб живых – значит, так тому и быть, а если нам предначертан хлеб мертвых – то и тут ничего не изменишь. Но я заклинаю тебя разводом моих жен и освобождением всех моих невольников – останься в Фейсале.
– Не проси и не клянись, о Тахир, – улыбнулся Аммар. – Ибо решение мое утвердилось в моем сердце. Я должен идти во главе войска – таков мой долг эмира верующих и предстоятеля аш-Шарийа перед лицом Всевышнего. Это джихад, о Тахир. Кому, как не халифу, предводительствовать войском в священной войне?
Военачальники стали склоняться в покорных поклонах – один за другим.
Когда ковра коснулось перо на чалме Хасана ибн Ахмада – командующий Правой гвардией долго кривился, кусая ус, но наконец решился и он – Аммар обернулся к Тарику.
Темнеющий на фоне закатного окна силуэт чуть двинулся, показывая острый профиль. Аммару показалось, что нерегиль улыбается – еле заметно, едва изогнув губы. А потом Тарик снова застыл изваянием. Глаза, вперившиеся в залитое малиновым заревом небо, раскрывались навстречу сумеркам нездешними колодцами мрака.
– Да поможет нам Всевышний… – тихо сказал Аммар и распустил собрание.
Армия ашшаритов уже прошла ничейные земли, когда к войску на полет стрелы подъехали трое джунгар с белым полотнищем переговорного флага. Потом они съехались с ашшаритскими вестовыми. После недолгих переговоров гвардеец подскакал к едущим стремя в стремя Аммару и Тарику.
– О мой повелитель! Дикари хотят вести переговоры – но только с господином нерегилем.
Тарик очень серьезно осмотрел дальний горизонт – впереди, насколько хватало глаз, колыхалась трава – и кивнул:
– Так надо, Аммар, – и бросил вестовому: – Пусть укажут место.
Через некоторое время войско провожало Тарика глазами: сиглави мчал вперед, благородно распустив хвост. Из-под копыт летели комья земли. Когда всадник перевалил за гребень дальнего холма, над землей тут же соткались из воздуха две другие конные фигуры – одна на вороном, а вторая на золотисто-рыжем коне. Силат помаячили на гребне, а затем сорвались с места и умчались, как ветер, вслед за Тариком.
Тарег увидел ханшу раньше, чем она его. На вершине песчаной дюны, утыканной низкими перекрученными деревцами, стоял золотистый просторный паланкин с ярко-оранжевой занавеской. Его охраняли, как и было уговорено, трое ближних нукеров супруги кагана.
Когда нерегиль подъехал – паланкин стоял дальше, чем показалось с первого раза, монотонно-желтый цвет степи скрадывал расстояния, – занавеска откинулась, и женщина вышла наружу.
На ней переливалось синим шелком ханьское парадное платье с застежкой-запахом. Узорчатые рукава стекали до самой земли, золотой орнамент тянулся по подолу нижнего платья небесно-голубого царственного шелка. Голову женщины венчала высокая, остроконечная, расшитая золотом шапка с соболиными отворотами. С обеих сторон на уши и на плечи стекали парчовые ленты, перевитые жемчугом. Ханша прижала к груди руки в длинных рукавах, скрывающих на ханьский манер не только запястья, но и ладони, – и отдала низкий поклон.
Тарег спешился, снова окинул взглядом женщину и поклонился в ответ. Ханша указала на горевший у вершины дюны костер. С двух сторон от огня был настелен войлок и брошена подушка: белая кошма и синяя шелковая подушка для супруги кагана, черный войлок и простое кожаное сиденье для чужеземного воина. Им предстояло разговаривать через невысокое пламя костра.
Усевшись друг напротив друга, они еще раз переглянулись. Женщина проговорила на языке джунгар:
– Ты ведь понимаешь меня, существо из Сумерек. В паланкине сидит переводчик, но я не думаю, что он понадобится.
– Я понимаю тебя, – ответил Тарег по-джунгарски.
В другое время и в других обстоятельствах ему было бы интересно заняться строем и родственными связями этого языка. Но сейчас было не то время, да и обстоятельства не подходили для языковедческих разысканий.
Ханша вдруг улыбнулась и сказала:
– Мое имя – Хулан-хатун.
Нерегиль посмотрел, прищурился и вдруг наклонился к пламени костра:
– Имя тебе – легион.
– Смотрите, какой умный…
Женщина-демон, уже ничего не стесняясь, выглянула из глаз человеческого тела. Для второго зрения Тарега фигура собеседницы изрядно изменилась: над головой заколыхались, как у лежащей на дне утопленницы, волосы, глаза увеличились и превратились в выпуклые, пустые черные капли, в которых матово отражался свет костра.
– Приветствую князя Тарега Полдореа, – бледные тонкие губы раздвинулись, и демоница показала два ряда острых, одинаковых по размеру и длине зубов.
– Мы встречались? – усмехнулся нерегиль.
Это была шутка. Если бы им довелось встретиться там, на западе, то кто-нибудь из них наверняка бы уже лежал в земле.
Вернее, в земле лежал бы Тарег, – если бы его оставила удача и он погиб в поединке. Куда посмертие забрасывает демонов, нерегиль не знал, да и не очень интересовался этим сугубо умозрительным, на его взгляд, вопросом. Тарег Полдореа предпочитал решать все вопросы с демонами практически – с помощью меча.
– Твоя слава идет впереди тебя, князь, – и женщина вновь оскалила острые, как у окуня, зубы.
– Что ты хотела мне сказать?
Вместо ответа демоница окинула его своим странным, неживым взглядом. И вздохнула:
– Какая жалость.
Она говорила о его гейсе. О Договоре. В мире второго зрения, в мире хен-Тарегов гейс выглядел отвратительно. Горло стягивала тонкая черная петля-удавка. Перекручивающаяся, влажно поблескивавшая, похожая на пуповину веревка свешивалась с шеи и уползала куда-то в сумерки хен. На самом деле понятно, куда, – к державшему другой конец человеку.
Демоница резко бросила:
– Они тебя никогда не отпустят. Ты знаешь это, Полдореа. Ты же знаешь, какие они – люди. Им всегда всего мало. Хозяева будут век за веком таскать тебя на поводке клятвы, измываясь, унижая, заставляя расплачиваться за то, что ты сильнее, умнее и достойнее их. Нравится тебе такое будущее, Тарег?
