– Чего уставился? – с издевкой спросила она. – Думал, я буду тебя ублажать, пока тебе не надоест, а потом ты свалишь с деньгами и какой-нибудь сопливой моделькой?
– Значит, знаешь, что деньги у меня… – прищурился я. – И про медальон все знаешь?
Я уже не боялся запутаться и выдать себя – в сложившейся ситуации это не имело никакого значения.
– Про медальон? Сказки эти? – холодно усмехнулась она. – Ты их сжег и правильно сделал. Чудес на свете не бывает… Или что, хочешь сказать – у тебя выгорело? – глаза ее блеснули. – Ты… Припрятал деньги где-то там?
– Где – там? – невинно поинтересовался я.
– Да ладно… Я видела твой труп. Ты что, убил этого бедолагу? Хотел перебраться на его место, да?
– Нет, – покачал я головой, – наоборот… Этот бедолага – я.
У нее буквально отвисла челюсть.
– Ты?.. Не может быть… Так это ты его… Ты его убил? Его?
– Я его не убивал. Его убили люди, которые хотели убить и меня, – принялся оправдываться я. Мне действительно было очень неловко.
Она разрыдалась и присела на кровать. Вот уж не ожидал я такой реакции после всего того, что от нее услышал. Ни черта я в женщинах не понимаю…
– Может, пойдем? – тихо спросил Кегля. – У меня квартира пустая… здесь…
– Видишь ли, – сказал я, – это, конечно, не совсем моя квартира, но уж точно не ее.
Возможно, это было некрасиво с моей стороны так обращаться с чужими дамами в чужой квартире… Но я почему-то не чувствовал угрызений совести, и мне было странно и непривычно видеть себя таким. «Я никогда прежде не поступал так…» – осознал вдруг я. И тут до меня вдруг дошло: это не я так поступаю! НЕ Я!.. Я вздрогнул и испытующе посмотрел на Кеглю: заметил ли он происходящие со мной перемены. Пока что Кегля вроде ничего не подозревал…
– Ладно, Виталик, – сказал я. – Что ты там говорил насчет квартиры? Диван для меня найдется? Тогда пошли…
– Кегля, ты ведь давно тут живешь, – заметил я, когда мы вышли на улицу. – Как на твой взгляд – люди здесь другие?
– Люди как люди, – пожал он плечами. – У нас, что ли, свиней мало? Ну, не ангелы, конечно… Хотя…
– Что?
– По-моему, тут гонят побольше нашего. Да и… Ты же в курсе, я людей всегда сторонился. У меня своя жизнь, у них своя. Так что мне обижаться не на что, но… Ты знаешь, вот как ты меня спросил, и я об этом задумался, почему-то сразу в голову полезли всякие неприятные вещи… Да и сам я, честно говоря, последнее время ощущаю, что становлюсь каким-то… не таким, понимаешь?
– Что значит – не таким?
– Что-то я все хуже и хуже о людях думаю… – вздохнул он. – Раньше я был уверен, что несмотря на изобилие всяческих моральных уродов, хороших людей все равно больше, они просто боятся показать, что нормальные, – маскируются… Так и привыкают жить, а иначе просто трудней: хороший человек – это же лох, даже если и понимает все. Ему приходится приспосабливаться, играть по чужим правилам, а то невозможно с ними конкурировать…
– С кем?
– С кем?.. – задумался Кегля. – С теми, у кого карты крапленые. Но это не главное… Главное, они считают, что умение обращаться с крапленой колодой – это наивысший этап человеческого развития, это над законом, понимаешь? Все остальное – атавизм.
– Да ты, я смотрю, моралист, Кегля! – усмехнулся я. – Ну а дальше?
– Что дальше?
– Ты сказал, что нормальных людей все равно больше, – напомнил я.
– Да… – понуро кивнул он. – Мне так казалось… Однако в последнее время что-то они мне все реже и реже встречаются. И особенно, по-моему, здесь…
– Вот, значит, как… Ну а ты сам? Хороший человек?
– Не мне судить, – поджал губы Кегля. – Но, наверно, я становлюсь хуже, раз веру в людей теряю.
Я не стал больше донимать его расспросами, но для себя кое-какие выводы сделал. Видно, Кегля действительно был слишком апатичен, чтобы называться «хорошим» или «плохим» парнем. Завидная черта, надо сказать. Мне это никогда не удавалось… И все же у меня осталось определенное впечатление – и от этого разговора, и от разговора с Иркой: если некие неведомые силы могут заставить меня ощущать и вести себя совершенно не свойственным мне образом, то это не просто проблема… Это чревато потерей самого главного – собственного «я», вот о чем я подумал… Того самого ускользающего «я», которое вроде бы незаменимо. Так что, похоже, мистические превращения мистера Хайда и доктора Джекила все еще оставались на повестке дня…
* * *
Дома у Кегли меня вдруг пробило на сантименты… Бог ты мой!.. Совсем недавно здесь все было совершенно по-другому – мило и уютно. Здесь мы с Ольгой провели наши лучшие дни и ночи, здесь мы были вместе, всего лишь несколько дней назад… На этой кровати… Только не на этой изжеванной, почерневшей простыне… Казалось просто невозможным за несколько дней «реального» времени довести квартиру до такого запустения… Черт, о чем я опять думаю…
– Кегля, – я достал медальон, – ты делал с ним что-нибудь, когда оказался там?
– Ничего такого, – пожал он плечами, – просто вертел в руках… ощупывал… Темно было.
Это уточнение вселило в меня надежду. Мне уже приходила в голову мысль, что если медальон является ключом от дверей в другую реальность, то, по логике вещей, должна быть возможность управлять им. И то, что в кромешной темноте Кегля, будто слепой, ощупывал медальон, видимо, привело в действие какой-то механизм. Какой бы природы ни был этот механизм – физической или мистической, – неважно… Важно, что такой механизм существует…
Я вертел медальон в руках, тщательно ощупывая его поверхность, каждую деталь. Потом сжал пальцы со всей силы – мне даже показалось, что я погнул его. Но ничего не происходило. Я обернулся к Виталику, но Кегля уже куда-то смылся – не иначе, отправился на кухню найти что-нибудь пожрать. Я вздохнул, повесил медальон на шею и снова бросил взгляд на кровать.
Сердце замерло у меня в груди. На кровати, разметавшись среди белоснежных простыней, безмятежно спала моя возлюбленная…
С минуту я смотрел на нее не двигаясь, боясь спугнуть это чудесное видение. Вероятно, она все же что-то почувствовала, потому что вдруг беспокойно завертелась и открыла глаза.
– Милый… Ты уже здесь?
– Возможно… – прошептал я. Губы у меня пересохли.
– Иди ко мне, я соскучилась… – томно потянулась она.
Долго уговаривать меня не пришлось. Я быстро скинул с себя одежду и нырнул в ее белую заводь, выстланную из накрахмаленных, благоухающих шафраном простыней. Дальше наше неожиданное свидание проходило в полном молчании. Ни я, ни она не говорили ни слова – слова нам сейчас были не нужны…
Когда мы «спустились на землю» и тяжело дыша раскинулись на простынях, она сразу потянулась за сигаретами, прикурила и для меня. Я отказался жестом руки – раньше слова были мне не нужны, теперь у меня не осталось на них сил.
– Ну как, нашел? – спросила она. У нее, как ни странно, были и силы, и слова.
– Что? – переведя дыхание, спросил я.
– Как что? Деньги, конечно!
– Деньги? Ты о чем?..
Она вскочила с постели будто ужаленная. Встретившись с ней взглядом, я был ошеломлен: в ее глазах клокотала холодная ярость. Я и не подозревал, что моя возлюбленная способна на подобные эмоции, не говоря уже о том, что мишенью для ее ярости могу оказаться я. Всего лишь минуту назад мы наслаждались друг другом, и она одаривала меня таким блаженством, о котором только можно мечтать, а теперь я мог поклясться, что она готова разорвать меня на куски, словно самка скорпиона своего бедового партнера…
– Надеюсь, ты помнишь, что обещал мне? – ледяным тоном поинтересовалась Ольга.
Я усердно пытался вспомнить. Но при чем тут деньги? Какие деньги она имела в виду?.. Из сейфа? Но я ведь не видел ее с тех пор, как… Что-то уже изменилось тут, пока меня не было? Или она о чем-то другом?
– Я тебе что-то должен? – осторожно уточнил я.
Это буквально взорвало ее: она заметалась по комнате, как раненая тигрица. Высокая хрустальная ваза с увядающими лилиями сорвалась с ее туалетного столика и разбилась вдребезги, сметенная полой халата. И она материлась… Она ругалась так, что у меня рот открылся от изумления.
– Я знала, что ты мерзавец! – заключила, в конце концов, она. – Но я думала, что наши с тобой отношения хоть что-то для тебя значат… Выходит – нет… Учти, ты еще пожалеешь об этом…
Ольга собрала с пола мою одежду и бросила в меня:
– Убирайся! – взвизгнула она истерично. – Убирайся отсюда и не смей больше никогда появляться здесь!..
Я находился в полной растерянности. Молча собрав свои вещи, я оделся и направился к выходу, чувствуя себя как побитый пес.
– Ненавижу! – крикнула она мне вслед.
Оказавшись на улице, я вдохнул свежего воздуха, и мне немного полегчало, однако я по-прежнему ничего не понимал. Безусловно, не всегда людьми движет рассудок, – уж скорее наоборот, – но ведь любой поступок должен иметь хоть какое-то основание. Нам еще никогда не было так хорошо вместе, я буквально побывал на небесах, и вдруг – полный распад, хаос, злоба и бог знает что еще… Я так и не разобрался, о каких деньгах, о каком обещании она говорила, и теперь спрашивал себя: почему же я не остался и не добился ответа… Хотя совершенно ясно, что любой мой вопрос был бы встречен еще большим возмущением… Это вдруг напомнило мне ту безысходную ситуацию с Гельманом, когда он обвинил меня в краже. Но какая тут может быть связь, ведь я знаком с Ольгой только тут, только в этой «первородной» реальности… А если нет? Если эта Ольга знакома вовсе не со мной? Тогда получается, что… Бездна, в которую я проваливался, много глубже, чем я думал…
