– На колени! – прошипел евнух, придерживая лошадь и сползая с нее в полусотне шагов от шатров. – На колени, мерзавки!
Зашелестели юбки и халаты, захрустел камень и лед под округлыми коленями. Негромкий вой затих, остекленел в глотках.
– А ты? – прохрипел, почти прорычал утробно Телох.
Евнух медленно покосился в сторону и оцепенел – принцесса стояла.
– Я принцесса Даккиты Эсокса Гиббер, – ответила она гордо. – Я не встаю на колени.
– Да ну? – оскалил пасть Телох и повернулся к трясущемуся евнуху. – Слышишь, падаль? Ее ко мне в шатер. И сам останься. Надолго ее не хватит, так что заберешь сразу, а потом уж приведешь самую толстую, что есть. Понял?
– Понял, – как немой, закивал евнух и на четвереньках, не поднимаясь, бросился к мерзавке, ухватив ее за ногу, поднялся и, накрутив на руки черные волосы, забросил на плечо. Ведь и в самом деле, не весила почти ничего, не упиралась, но отчего же почудилось, что в руках у него пружина взведенного самострела? И отчего показалось, что когда он внес вслед за Телохом принцессу за полог шатра, войлок будто завис на мгновение в воздухе? Евнух даже обернулся, но не разглядел ничего. Улица, оскаленные рожи ордынцев, силуэты женщин, которых Каб повел во второй шатер, скрылись. Внутри шатра не было ничего лишнего. Только основа из четырех шестов, вознесших внутренний куполок шатра на недосягаемую высоту, лампы, висевшие на шестах, роскошное одеяло, устилающее камень, четыре жаровни по углам, заговоренный, усыпанный амулетами канат, протянутый вдоль стен и два десятка лучших маннских воинов, стоявших с обнаженными мечами за ним.
– Что ж, – обернулся к тонкой фигурке Телох, – не хочешь встать на колени, умрешь стоя. Или сделать тебя королевой? Что будем рвать в первую очередь? Может быть, рот? Как раз по росту.
– Ну так подойди, – ответила принцесса, заставив евнуха заледенеть уже окончательно. – Или ты хочешь сказать, что дотянешься своим отростком до моего рта за десять шагов? Ты себе льстишь.
Телох обратился в зверя мгновенно. Нет, он не встал на четыре лапы, тем более что имел обыкновенные руки, пусть даже они и были размером с лапищи рефаима, но он ринулся на хрупкое существо уже не для того, чтобы получать удовольствие или даже истязать ее и мучить, он ринулся убивать. И споткнулся в двух шагах. Замер, словно наткнулся на прозрачную стену. И евнух, который моргал от тусклого света и чада ламп, вдруг явственно различил не только невесть откуда взявшуюся рукоять кинжала, торчащую бобышкой между ключицами великого тана, но и багровые кольца, которые вдруг обрисовались на его груди и стали медленно уходить в плоть, шипя и одеваясь валами горелого мяса.
– Вот так, – почти безучастно произнесла Эсокса, шагнула вперед, словно и не было перед ней никакой стеклянной стены, выдернула из ножен на поясе скулящего, обездвиженного зверя кинжал и рассекла им звериную гортань почти до хребта.
– Молодец, – донесся до евнуха чей-то чужой, едва различимый голос, а вслед за этим огненные кольца соединились в одно, вспыхнули ярким пламенем, и, протерев глаза, евнух вдруг понял, что Телоха больше нет, а в шатре идет сеча, и уже ковер занимается пламенем от разбитой лампы. Евнух выкатился наружу кубарем, а вслед за ним кубарем выкатились несколько воинов, чтобы бездыханно распластаться на ледяных камнях, а затем, распоров стену шатра, вывалилась наружу и сама схватка, в которой лучших воинов орды сек, убивал, резал, лишал жизни кто-то незнакомый, не Эсокса, кто-то другой, хотя тоже женщина, но более высокого роста и такой красоты, что не попадалась евнуху еще ни разу.
Вой поднялся над площадью, заорал о чем-то Каб, и сразу несколько сотен воинов и шаманов ринулись на незнакомку, но она продолжала резать и убивать, пока трупов вокруг нее не стало больше двух сотен, и даже сам Каб отлетел в сторону, зажимая почти отсеченную руку. Только тогда в немыслимую воительницу полетели стрелы. Почти все отскакивали от невидимого доспеха, или воительница уж больно была ловка, но некоторые все-таки находили дорогу к ее телу. В обратную сторону колена, локтя. В прорезь ворота. В бедро. В спину. Но она продолжала сражаться до тех пор, пока очередная стрела не вошла ей в глаз. Только после этого женщина упала сначала на колено, а потом, сдирая со спины крохотный заплечный мешок, опрокинулась на спину.
– Что там у нее? – захрипел Каб, перетягивая руку ремнем. – Шаманы! Держите ее! Не дайте ей умереть!
«Как же не дать ей умереть? – подумал евнух. – Стрела пронзила ей голову. Как же? Откуда она взялась, эта сумасшедшая? И куда делась Эсокса?»
Колдуны начали приближаться к неизвестной. Та хрипела, булькала кровью, но держала в руках мешок, стискивая в нем что-то похожее на два горшка или два кочана капусты.
– Шаманы? – прорычал Каб. – Что там у нее?
– Магии нет, повелитель! – закричали сразу несколько шаманов. – Нет!
– Что там у тебя? – поднял левой рукой меч Каб.
– Подарочек, – прохрипела незнакомка. – Кому подарочек? Подходите, собачье семя!
– Заберите это у нее! – зарычал, пятясь, Каб.
– Кольца! – раздались крики столпившихся над женщиной шаманов. – У нее кольца на груди! Огненные кольца! Ведьмины кольца! Она не человек! Кто-то развоплощает ее! Да она сама…
Вспышка ударила евнуха в глаза, а потом страшный грохот оглушил его, сбил с ног и лишил сознания.
…Когда евнух пришел в себя, над площадью стояла тишина. Воняло кровью, саднило обожженное лицо. Среди дымящихся трупов возле уцелевшего шатра, в котором, наверное, дрожали от ужаса бывшие жены Телоха, бродили шаманы и воины. В одном из них, с которого лохмотьями слезала шкура, евнух узнал Каба. Значит, ни один евнух не останется без работы, потому что Каб жив, а он охоч до женщин, и уж теперь…
– Лежи, – вдруг услышал он голос принцессы.
– Что? – оглянулся евнух. Рядом никого не было. Он поднялся на руках, с трудом встал на колени.
– Ну, зачем же? – услышал он снова голос принцессы. – Зачем же вставать?
– Чего ты хочешь? – в ужасе прошептал евнух, вертя головой и пытаясь увидеть Эсоксу.
– Выполнить обещание, – услышал он в ответ и почувствовал, как сталь входит ему в загривок.
Отряд из трех всадников – мужчины и двух молодых женщин – не пробился к Кируму и к исходу второй недели после выхода из Ардууса. Сначала какая-то погань выныривала из перелесков, тоже как будто рвалась к Кируму, но, завидев путников, бросалась на них с яростью. Охваченные бешенством псы, вымазанные в примерзшей земле кабаны, а иногда словно поднявшиеся вместе с лошадьми из могильного упокоища всадники заставляли выдергивать из ножен мечи и сражаться с ними, а порой и укрываться в распадках или в еловых чащах, отступать, если врага было слишком много. А потом на пути странной троицы встала магия. Казалось, вот за этим, присыпанным черным пеплом перелеском должны были начаться окраинные деревни, вот знакомый распадок, вот захлебнувшаяся в черной грязи между ледяными берегами речка, за которой на тракте обычно стоял кирумский дозор, вот-вот покажутся окраинные дома самого Кирума, но из-за голых стволов придорожной рощи, из оврага, из покрытого сухой осокой болота выкатывались белесые тени, и отряду приходилось отступать к северу. Они неплохо рубились – эти полупризраки-полувоины с мглистыми лицами, и двигались не слишком быстро, но, будучи разрубленными, распадаясь на части, как рассеченные пополам тюки с соломой, поднимались на ноги через минуту, а их такие же мглистые мечи хоть и не могли рассечь простейший ардуусский доспех, но обжигали кожу и пугали коней. Однако стоило отойти к северу на лигу или на две, морок исчезал, и вновь перед путниками оказывалась безжизненная, одевшаяся к середине зимы в черное равнина с брошенными деревнями, безжизненными рощами и забывшими о путниках дорогами.
– Что со мной не так? – в который уже раз, скрипя зубами, повторяла Бибера. – На меня не действует магия! Отчего я вынуждена сражаться с этим мороком?
– Моя сестрица, Кама, ловка разжигать костры, – пробормотал, прервав раздумья, Игнис. – Делает она это магией, но и пламя, которое охватывает хворост, и тепло от него – настоящие. Или ты думаешь, что могла бы посидеть на таком костре без вреда для себя?
– Это магия, – кивнула Брита, вторая спутница Игниса, – но не вполне морок. Кстати, и я, и принц порядком нахватали ожогов, а ты нет. Только твоя лошадь. Что ты видишь, Бибера?
– Тени, – пожала она плечами. – Белесые жгуты, которые жалят острыми языками. Я бы даже сказала, что один пласт тумана, вооруженный сотнями жал. Он поднимается из земли, из болота, из воды, из снега всякий раз, когда мы пытаемся приблизиться к Кируму!
– А мы с Игнисом видим воинов, – посмотрела на принца Брита. – Для нас они выходят из-за деревьев, появляются ниоткуда, но…
