– Отвечай мне, что ты делаешь в лагере сумеречников?
Странно кашлянув и отводя глаза, Тарик пробормотал:
– Ничего неприличного.
– Что-то ты от меня скрываешь… – недоверчиво прищурился халиф. – Ну да шайтан с твоими плутнями. Вот смотри, какие у нас новости.
И кивнул на какие-то смятые бумажки в странных пятнах. Бумажки валялись поверх широкой ленты карты аль-Ахсы: на ней Маджарский хребет был нарисован длинным коричневым прямоугольником, перечеркивающим земли карматов от моря и до пустого места Руб-эль-Хали.
– Прислал Харсама ибн Айян с беговыми верблюдами, о сейид, – веско сказал Элбег ибн Джарир.
– Что это?
– Взяли пленных. На допросах они сознались, что на нас идут три карматских корпуса. В каждом не менее десяти тысяч воинов. Один движется вдоль побережья, другой прямо нам в лоб…
– Через лавовые поля?
– Похоже, что через долину, о которой рассказали мариды, о сейид.
– Почему мариды не предупредили нас об этом?
– Последний их отряд не вернулся, – мрачно отозвался командующий Движущейся гвардией. – Полагаю, что джинны погибли, столкнувшись с врагами.
Аураннцу Тарик отдал не только четыре тысячи конников, но и войсковую разведку и отряды шурты. Что ж, такому решению нельзя было отказать в мудрости: опыт у сумеречника имелся, и немалый.
Два года назад Меамори но-Нейи попался в стычке на северной границе, а до этого успешно изничтожал ашшаритские отряды, пытавшиеся провести разведку боем в долине Диялы. Аураннец настолько измучил наместника в Фарсе, что тот личным приказом запретил принимать за «аспида» выкуп и отправил Меамори в медные рудники под Шамахой. Оттуда-то его и вытащили вербовщики-каиды, набиравшие в войско сумеречников.
– Куда направляется третий карматский корпус? – спокойно спросил Тарик.
– А вот это самое интересное, – поджал губы аураннец. – Пленные говорили, что в этой армии идут аль-Хамра и бедуинская конница. Они должны выйти со стороны Руб-эль-Хали. Причем выйти Бессмертным и Харсаме ибн Айяну прямо в тыл.
– Хороший план, – покивал головой Тарик.
– Прекрасный, – согласился Меамори. – Мах Афридун дал приказ отступать как можно скорее. Он опасается, что его отрежут от основных сил.
– Умное решение. Где он сейчас, и каково его положение?
– Днем я должен был получить от него известие по голубиной почте. Но не получил.
– И?..
– Теперь жду возвращения знакомой гулы, посмотрим, что она скажет.
– Знакомой… гулы? – переспросил аль-Мамун.
– Гула – лучший разведчик, о господин, – покивал едва отросшим хвостиком черных волос Меамори. – Она бежит очень быстро. И никакие лавовые поля ей нипочем. Она и через аль-харра бежит.
Аль-Мамун ошарашенно повернулся к Тарику. Тот ответил ему почтительно-предупредительным взглядом: мол, чего изволите, господин?
– Вернемся к карматам, – решил халиф.
– Вот Хама, – и он ткнул пальцем в карту. – На Хаму вдоль моря идет карматская армия. Вторая армия выходит ей во фланг – а нам в лоб – с другой стороны по долине между лавовых полей. Еще немного – и Тахир попадет в клещи.
– Не позабудь про Фахль, повелитель, – поставив обе ладони на карту, заметил Тарик. – Смотри!
Острый коготь уткнулся в башенку, изображающую укрепленный замок. Башенка темнела позади полированной гематитовой дощечки, обозначающей войско Тахира ибн аль-Хусайна. Фахль парсы взять не сумели и оставили крепость у себя в тылу.
– В замке большой гарнизон. Карматы могут выслать туда флот и ударить парсам в тыл. Более того, они смогут доставить существенные неприятности даже без дополнительных подкреплений! Что им стоит перехватить караван с провизией, к примеру?
– С Махом Афридуном тоже все ясно, – вздохнул аль-Мамун. – Что ж… Воистину мы окружены карматами. Что же нам делать, чтобы не допустить поражения?
– Отступить. Отступить – всем трем армиям. И объединиться для общего сражения, – сказал Тарик и выпрямился.
– Отступить? Мы месяц сражаемся в этой земле, и ты предлагаешь нам все отдать? – вскипел аль-Мамун.
– Прости, что перечу тебе, о мой халиф, – подал голос Элбег. – Парсы говорят: спорить с государем – все равно что бить ладонью по шилу. Но они же говорят: ни в море, ни в судьбе человека при государе никогда нельзя быть уверенным. Да смилуется надо мной Всевышний, но я рискну вызвать твой гнев и согласиться с Тариком. Если мы не отступим и не объединим силы, нас перехватят и разобьют поодиночке.
– Хм… – протянул аль-Мамун.
И посмотрел на аураннца. Тот, хищно припав к карте, перебирал тонкими длинными пальцами вдоль пятен лавовых полей у Дайр-Айюба.
– Ну и куда нам отступать? К аль-Кисва? К Набаку?
– У нас много конницы, господин, – мурлыкнул Меамори. – Среди обрывов и ущелий не больно-то разгонишься…
– Так куда же? – нахмурился халиф.
– Я бы предложил дать бой в окрестностях Гадары, – брякнув полумесяцем нагрудника о кольчугу, распрямился аураннец.
– Гадары?! А может, нам и вовсе спрыгнуть обратно в море?!
Сумеречник медленно моргнул большими пустыми глазами. И усмехнулся:
– Поле. Там большое поле. Не такое уж холмистое. И много зелени. Когда мы стояли под Адраном, я высылал туда разъезды. Мои люди сказали, что там много источников и ручьев. И много, много травы. Там есть где пасти лошадей. Можем спокойно отступить и ждать там карматов – столько, сколько нужно, не испытывая недостатка в провизии и припасах. В Адране мы оставили большой гарнизон, туда приходят все караваны, принимающие грузы с кораблей. Хорошее место для лагеря. Хорошее место для боя. Просторное.
Тарик, неведомо как оказавшийся рядом с Меамори – халиф мог поклясться, что не слышал, как нерегиль поднимался со своего места, – поставил на ковер локти и оперся на них подбородком. Его взгляд сосредоточенно перемещался по карте.
– А ты что скажешь? – вздохнув, спросил аль-Мамун своего командующего.
Нерегиль вздохнул в ответ. Встал. Перешагнул через размотанную длинную ленту карты. Сел с другой стороны.
И уперся когтем в переплетение черных линий, расчертивших просторы между рекой Невед и Дайр-Айюбом:
– Вади. Глубокие. Обрывистые. И всего один мост – через Вади аль-Руккад.
– У нас будет время прийти первыми и занять лучшую позицию, – тонко улыбнулся Меамори.
Тарик наконец-то кивнул:
– Я согласен.
Аль-Мамун наклонился, чтобы лучше рассмотреть тот конец карты.
Невинно глядевшаяся развилка черных линий на самом деле обозначала узкие, как шрамы, скалистые ущелья головокружительной глубины.
– Ну что ж, – решился он. – Гадара так Гадара. Отступаем.
* * *Вечер следующего дня
Барабанчики сменили ритм, флейта резко засвиристела, забирая выше и выше…
Тамаки крутилась все быстрее, спадающие с пояса рукава развевались многоцветным вихрем, плыла по воздуху черная грива волос. Резкая дробь барабана – миг тишины – и Тамаки сделала выпад копьем. Флейта захлебнулась в хрипловатом, хищном, как у змеи, свисте. Еще выпад. Длинное изогнутое лезвие коротко сверкнуло – еще выпад. Аураннка, угрожающе наставив оружие, стала поворачиваться вокруг своей оси, барабаны мерно били, разгоняя кровь, тревожа душу. Флейта снова сорвалась в странную вибрирующую руладу, и Тамаки завертела копьем, повинуясь ускоряющемуся ритму. Быстрая дробь барабанчиков – выпад. На миг замерев, женщина впилась взглядом страшных, остановившихся глаз в невидимого врага – и вновь закрутилась в вихре шелков, играя острой, наточенной сталью.
– Хорошая девушка, правда? – усмехнулся Меамори.
– Заглядываетесь, господин? – засмеялись Саюри с Айко, посматривая на даму Амоэ.
Госпожа Амоэ изволила сшить для господина Меамори подобающую одежду. Ну в самом деле, нельзя же все время ходить в этой оскорбляющей вкус ашшаритской хламиде. Сейчас девушки поправляли на господине но-Нейи шелковую черную накидку: раскладывали ровными складками рукава, разглаживали спину.
– Вам очень к лицу, – улыбнулась дама Амоэ, прикрываясь веером.
Аураннец молча поклонился и, почтительно подняв с циновки меч, продел его сквозь складки широкого пояса. Шелковая алая кисточка темляка закачалась, Меамори осторожно успокоил ее пальцами.
– К тебе гости, но-Нейи, – тихо сказал Тарик, отпивая вина из чашки.
Тамаки, легко поднимаясь на пальчиках босых ног, скользила по кругу, вычерчивая замысловатые фигуры лезвием. Сине-розовый шелк взметнулся над головой, аураннка застыла в грозной позе.
За ее спиной, вне круга света, стояла другая женщина. Тоже нечеловеческая.
Встряхнув копной длинных волос, гула широко улыбнулась и подбоченилась.
– Варуна, – так же широко улыбнулся Меамори.
Встал и приветственно поднял руки:
– Иди ко мне, моя красавица…
Женщина исчезла, словно ее и не было никогда.
Посмотрев через левое плечо, Тарик фыркнул: гула стояла у них за спиной, в той же позе – унизанное золотыми браслетами запястье на бедре, темные волосы откинуты назад, золотая кайма платья расходится на груди от тяжелого дыхания. Быстро добралась красавица.
