Я подобрал ноги, присев на корточки и сжавшись в комочек, обхватил себя за плечи, исподлобья наблюдая за Эльмом и лихорадочно соображая, что делать дальше.
Те язвы… Даже перед лицом смерти мне не хотелось к ним приближаться.
– Собачьи твари. Ты и твои собачьи товарищи по кораблю, – вдруг прошипел силач. Он по-звериному крутил головой, теряя последнюю схожесть с человеком. Покачнулся на пальцах. – И те, кто прячется в этих ходах. О, они чуть не сцапали меня только что! Но те трое ваших вовремя появились! Собачья приманка, ха-ха!
Эльм сжался в клубок, сплюнул черной кровью и ощерился.
– Эти хуже всего. Они повсюду. Черные, мертвые, собачья жизнь! С кем ты связался на этот раз, сопляк?
Он резко вскочил и в считаные мгновения оказался рядом со мной.
– Видишь? – Эльм вплотную приблизил свое лицо к моему, ткнул пальцами в рваные раны. – Это они. Пустынные шавки, роющие эти собачьи тоннели! Им тоже нужно что-то с вашего корабля. Они точно пришли по вашу собачью душу!
Я не понимал, о чем он говорит.
– Хозяин сказал, чтобы я берег себя! – заорал здоровяк, вонючая черная слюна брызнула на меня, и глаза сами собой закрылись от страха и омерзения. – Хозяин ценит меня! Где компас?!
Силач тряхнул меня, приподнял над полом пещеры, а затем вновь швырнул на лед. От боли в голове засверкали огоньки.
– У меня его нет!
– Где он?! Где компас?! Куда вы с твоим собачьим приятелем дели компас хозяина?!
– У меня его нет! – заорал я со злостью, попытался вскочить, но силач с немыслимой реакцией встретил мое движение ударом ноги. Клацнули зубы.
– У кого он?
Здоровяк присел рядом. Приоткрыв глаза, я увидел, что кроме пятен черной и алой крови он перемазан в чем-то еще. В чем-то знакомом. В чем-то фиолетовом.
– Ты мне все скажешь, собачий сын. Я знаю, что компас на корабле! Прибор хозяина не ошибается! Он засек его! О, как он был рад, когда появился собачий сигнал! Вы молодцы, да! – Эльм поднялся на ноги, прижал меня ногой ко льду, наступив на грудь. – Вы включили его, и хозяин был счастлив. Я благодарен вам, собачьим ублюдкам, за это. Хозяин счастлив – и его верные слуги счастливы, ха-ха!
Я молчал, а Гончая с безумными видом улыбался.
– Я перебью вас всех поодиночке, пока не найду компас, – поделился Эльм сокровенным тоном. – Всех, одного за одним. Я доберусь до каждого! И тогда компас вернется к хозяину! Ты можешь облегчить их страдания, сопляк. Ты же, собачья жизнь, думаешь, что ты хороший, да?
Он осклабился:
– Думаешь, что это я плохой, а ты герой, да? И как тебе вот этот вариант, собачье ты дерьмо? Как тебе вариант, что ты отдаешь мне компас, а я перестаю вырезать твоих грязных оборванцев? Уговор благородных джентльменов, а? Их жизнь за безделушку, а?
У меня не нашлось никаких слов на это, но, признаюсь честно, больше всего мне хотелось заплакать от обиды. Я смотрел на окровавленного Эльма и чувствовал себя маленьким ребенком, желающим попросить злого взрослого не поступать так.
Вот только вряд ли слова способны были тронуть силача.
– Ну так как, собачье ты дерьмо? Нравится?
На глаза сами навернулись слезы. Он не посмеет так поступить. Он не посмеет… попросить этого… Пусть он забудет об этом. Все что угодно – лишь бы он забыл о своей идее.
– О, собачий сынок заплакал, – издевательски засмеялся Эльм. – Ждешь, что прибежит твоя собачья мамаша и прогонит злого дядю?
Он резко склонился ко мне и заорал:
– Этого не будет! Твоя мамаша подохла, и ты тоже подохнешь, если не вернешь компас! Вы все подохнете!
Эльм вздрогнул, опомнившись:
– Ты принесешь мне его сегодня. Спустишься на лед один, подойдешь к той собачьей ванне, у которой я прикончил одного из ваших.
«Яки… Это был Яки, Эд!»
– Принесешь и отдашь его мне. Тогда я уйду. А если не принесешь – вырежу всех! Выпущу кишки каждому и оставлю замерзать! Буду накручивать их внутренности на крюк, а ты, собачий сын, будешь слушать их крики! Понял меня? Каждый день! Каждый день, пока не получу собачий компас, я буду убивать твоих собачьих товарищей!
Мне захотелось исчезнуть. Раствориться. Не только здесь, с глаз Эльма, а вообще. Просто покинуть себя, покинуть все, что меня окружало.
– Я вижу, что понял.
– Нет… – прохрипел я.
Гончая замер:
– Что?
– Так не пойдет. Это нечестно!
Силач запрокинул голову к голубоватому потолку, сквозь который пробивался свет, и захохотал, повторяя мое:
– Нечестно! А-ха-ха-ха!
– Жалко, что ты не сдох, Эльм… – Во мне все похолодело и умерло. Я поднялся на оледеневшие ноги, глядя на то, как потешается надо мною силач. – Жаль, что ты не сдох тогда, в Пустыне…
Здоровяк с сокрушенным видом развел руками и вдруг перестал паясничать. Прижался как зверь ко дну пещеры, обернулся к одному из чернеющих ходов. Я услышал шорох. Словно стеклянную поверхность гладкого льда царапали чьи-то когти.
Звук приближался. Мы с Эльмом забыли друг о друге, глядя на одну из проклятых дыр. Та тварь, разодравшая многовековой шедевр природы, ползла к нам.
Шорох перешел в скрежет. Из дыры пахнуло гнильем. Я присел, прижался к стене, немея от животного ужаса. Что это?!
– Они снова пришли, – гневно прошипел силач, подобрался. – Они снова пришли!
Я скользнул вдоль стенки прочь от Эльма и черной дыры в голубом льду. Мне показалось, будто она стала еще темнее, и кто-то, царапающий стены кривыми когтями, замер перед атакой и внимательно смотрит на меня.
И во взгляде этом лишь холод и тьма.
– Идите сюда, пустынные собачьи недоноски! Смелее! Во имя хозяина! – Эльм вскочил на ноги, взмахнув крюком. Ответом ему стал дикий вой и хруст льда. Рваная кромка хода лопнула, взорвавшись брызгами льда, и из прохода с жутким воплем вырвалась черная фигура. Ободранный, заросший шерстью зверодемон выбрался в пещеру и остановился. В потустороннем свечении льда он казался еще ужаснее, чем тогда, у «Сына героев».
– Я порву тебя на части! – крикнул Эльм.
Монстр развел в сторону руки с длинными, уродливыми пальцами-когтями, наклонился к Эльму, издав угрожающий рык, и прыгнул.
Гончая взревел в ответ и бросился чудовищу навстречу. Два монстра столкнулись друг с другом в воздухе, в один миг потеряв последнюю схожесть с людьми. Крюк Эльма вонзился в тело демона, а я торопливо пополз прочь. Несколько минут назад я приметил узкую щель между двумя замерзшими водопадами. В нее мог протиснуться парень моей комплекции, оставив позади взрослого мужчину.
Ледовая Гончая и черный монстр с «Сына героев» с низким ревом боролись на полу пещеры. Зверодемон взвизгивал под ударами Эльма, но не сдавался и тянулся когтями к горлу противника.
Еще пара футов приблизила меня к цели. Я смотрел то на щель между льдинами, то на сражающихся на полу нелюдей.
Силач отбросил зверодемона, и тот, теряя обрывки истлевшей одежды, грохнулся спиной о голубую стену пещеры, но тут же прыгнул на Гончую. Взметнулась ледяная крошка, выбитая упавшим здоровяком, что-то отчетливо хрустнуло. Эльм зарычал от ярости.
Я вскочил и сломя голову бросился к спасительному ходу, слушая визги твари с фиолетовой кровью и проклятья Эльма. Слава Светлому – они не увидели моего бегства. Я с разбегу нырнул в узкую щель и заскользил по ней вниз, помогая себе руками и ногами.
В тот момент мне не было дела до того, куда выведет трещина в теле ледника. Хотелось оказаться как можно дальше от двух рвущих друг друга порождений злой магии.
Потому что тот, кто уцелеет, последует за маленьким юнгой, и тогда все действительно закончится.
Везение вывело к развилке. Я плюхнулся на неровный лед, осознав, что это один из ходов зверодемона, и застыл, обратившись в слух.
Синее свечение осталось где-то позади, а передо мною простирались прорытые монстрами тоннели. Я смотрел во тьму и дрожал от страха, что в любой момент она превратится в когтистую, заросшую шерстью тварь «Сына героев». Абсолютное ничто сдвинуло ледовые ходы, и тесные своды будто мечтали сомкнуться, зажать человека в холодные тиски.
Совершенно слепой, передвигающийся исключительно на ощупь, я доверился судьбе. Мои руки в варежках тщательно изучали прорезанные стены, отыскивая отвороты наверх. Звериным инстинктом я понимал, что спасение может быть только там. Что путь вниз может привести в ледовый мешок, где нет ничего, кроме мучительной смерти от голода и холода.
Мне вспомнилось нацарапанное на перегородке обещание.
«Я выберусь…»
Это придало сил.
Сложно сказать, сколько времени я ползал по тесным лабиринтам, будто гигантский шаркун в поисках пути наверх. Прошла целая вечность, наполненная страхом. Вся масса льда над головой с каждым мигом словно ложилась мне на плечи. Я натыкался на преграды и боялся, что не смогу развернуться, что лаз станет еще уже, что я застряну и буду биться на льду, в ловушке, скованный безразличной стихией, пока не издохну.
