– Хочу посмотреть ногу, – почти прошептал Кван.
Попрощавшись с Торосом и Фарри, я, пошатываясь, вышел. Не знаю, как я добрался до лежака. Какая-то тьма со смутными образами моряков.
Зато хорошо помню то, что случилось на следующий день.
Глава шестая
Сила ветра и последняя капля
С самого утра Крюкомет погнал нас на верхнюю палубу, чтобы поднять на мачты ветряки и подготовить двигатели к запуску. Фарри с нами не пошел, его отправили в лазарет помочь Квану. Мы прошли через промерзшую первую палубу, прежде уютную, а теперь заброшенную, мертвенно холодную, поднялись по трапу к люкам и некоторое время сражались с дверью, заваленной сверху снегом. Первый помощник уже хотел было приказать выбираться по техническим ходам, но тут под нажимом здорового штурмовика люк подался, и в темный коридор проник свет Пустыни.
Признаться честно, я боялся выходить наружу. В ушах звучала угроза Эльма убивать моряков, пока он не получит компаса, и мне казалось, что если никто из корсаров «Звездочки» не покинет застывшей во льдах твердыни – все обойдется.
Но теперь мы сами лезли туда, где царствовали Ледовая Гончая и черные зверодемоны.
Помня обещания Эльма, я старался успокоить себя мыслями, что теперь пираты будут осторожнее. Что теперь они не допустят ситуации, когда моряки окажутся один на один с Ледовой Гончей. Во время побудки я с огромным облегчением обнаружил среди суетящихся корсаров Скотти, дежурившего вчера у тамбура. Эльм до него не добрался.
Ведь получалось так, что после слов Гончей я стал ответственным за жизнь товарищей по команде. Попал в ловушку, запертый между тайной о компасе (и не только моей тайной) и жизнями пиратов. Часть меня сопротивлялась таким мыслям. Она истово убеждала, что это только слова, что ничто не зависит от того, получит Эльм компас или нет, – Гончей нравилось убивать. Что вообще его слова были лишь пустыми угрозами, а если Гончая не врал – игрушка черных капитанов все равно значительно важнее жизни любого из этих людей. Что я слишком много думаю и переживаю.
Другая часть впадала в оторопь от таких недостойных и страшных мыслей. Разве может какая-то непонятная вещь – ВЕЩЬ! – быть выше, чем жизнь того же Сабли? Темная моя половина возражала, что если случится выбор между Волком и компасом – то он довольно очевиден, и я соглашался с ней. Со стыдом, с пониманием своей испорченности, но соглашался.
Это убивало меня.
Потом была работа. Тяжелая, пронизанная ветром Пустыни. Вокруг ледохода царила серая хмарь от поднятого снега. Кристаллики стучали по броне корабля, секли лица сквозь намотанные шарфы, а мы, проклиная погоду и нашу невезучесть, откалывали лед от лежащих на палубе ветряков. Спрятанные в толстых коробах, по одному у каждой мачты, они были надежно похоронены под снегом. Но благодаря этим самым коробам ветряки, составленные из широких, чуть загнутых лепестков в тяжелых цилиндрах с хитрыми прорезями, не обросли льдом.
Штурмовики сквозь прорези прицелов пытливо взирали с верхней палубы на подступы к заносимому снегом кораблю.
– Почему механики не поднялись? – спросил у ветра яростно пыхтящий Грэг. Он берег раненую руку, и ему не очень-то это удавалось. – Почему они опять внизу, в тепле?
Штурману никто не ответил, хотя мысли такого рода возникали у всех. Избранная пиратская каста осталась на третьей палубе, готовясь к запуску двигателя. Я все вспоминал ледоход мертвого шамана из моей деревни. Там было достаточно двух-трех человек для управления. А здесь… Чем они там занимаются?!
Пока мы освобождали ветряки от снега, пока отбивали стальные листы – по мачте ползал Рэмси. Он очень сноровисто прочищал пазы ото льда и проверял подъемный механизм.
Ветер стегал нас все сильнее, но такая погода очень радовала Крюкомета.
– Это поможет! Точно поможет! Чем сильнее ветер, тем быстрее закончим! – кричал боцман.
Наконец мы закрепили тросы подъемного механизма на освобожденном от короба ветряке.
– Давай, братва, налегай!
Ворот лебедки заскрипел. Мы собрались у холодного штурвала, с трудом сдвинули его с места – и ветряк неторопливо пополз вверх, вдоль мачты.
Ветер Пустыни завыл в тросах, загудел в лепестках.
– Навались!
Я толкал штурвал между Мертвецом и Волком. Оба они тяжело пыхтели, врастая ногами в ребристую поверхность палубы. Оба они были гораздо полезнее, чем я…
С руганью, с проклятьями, осыпаемые снежной порошей, мы поднимали ветряк на мачту. Время как остановилось, оно вдруг замедлилось до скорости поворота обледеневшего штурвала лебедки. Мы, словно рабы механизма, шли друг за другом, упираясь руками в источающий холод металл и отталкиваясь ногами. Стучал поднимающийся по мачте ветряк, Рэмси осторожно полз за ним. Очень медленно. Невероятно медленно.
Я вспотел.
– Осторожно! Стоять! Стоять! – заорал Крюкомет. Лязгнул запирающий лебедку штырь. – Бауди, лезь на мачту! Там от тебя пользы больше будет!
– Что? – не понял я.
– Лезь на мачту, тупица, – тут же рыкнул Волк. – Ты тут только мешаешься.
– А что делать?! – крикнул я боцману, отойдя от штурвала. Моряки, переводя дыхание, остановились, наблюдая за мной.
– Рэмси расскажет. Рэмси, поменяйся.
Молодой моряк, облепленный ледовой крошкой и снегом, соскользнул с мачты, молча протянул мне трос с запорами.
Я не понимал, чего от меня хотят.
– Слушай сюда, – грубо промолвил Рэмси. – Лезешь вслед за ветряком. Как только появятся пазы – убедись, что штыри на ветряке в него вошли. Ты услышишь щелчок, если они не промерзли. Как щелкнет – внизу видишь стопоры? Вставляешь их в пазы на ветряке и поворачиваешь. Понял?
Мне хотелось спросить, как лезть, какие пазы, какой щелчок, что делать, если его не будет. У меня родился миллион вопросов разом. Рэмси, увидев, как беспомощно расширились мои глаза, сжалился:
– Слышал щелчки? По мачте идут насечки, я почистил их. Трос за спину закидываешь, потом его же вокруг мачты. Защелкиваешь, а дальше закидываешь трос за насечки, цепляешься, одной ногой упираешься в мачту, там не скользко, так что не бойся, быстро перекидываешь трос чуть выше, другой ногой упираешься. Устанешь – просто откинься назад, трос натянется и удержит.
– Спасибо…
– Понаберут вас, – фыркнул Рэмси. – А еще и в абордажники взяли!
– Что, если не щелкнет?
– Щелкнет. Вон видишь, стопоры болтаются?
Под ветряком и правда раскачивались какие-то железки.
– Вот их вгонишь в пазы. Они там одни такие, ближе к центру. Всего четыре штуки. Загонишь их – и все, слезаешь. Но не забудь повернуть!
– Хватит болтать! Работаем! – заорал Крюкомет. Я принял в руки трос и подошел к мачте, а Рэмси впрягся в штурвал.
Знаете, у меня получилось. И не так уж и сложно оказалось! Первые пару раз я не очень соображал, как переносить вес, но потом втянулся и быстро добрался до нависшей над головой громады.
Представлять, что будет, если вдруг ветряк сорвется, я не стал. Как-то не хотелось.
Глядя вниз, я по чуть-чуть поднимался вслед за потрескивающим ветряком. Постепенно палубу внизу скрыла метель. Мир исчез. В нем остались только свист ветра, треск лебедки, черная туша механизма над головой и бесконечная вьюга вокруг. Снег бился об одежду, норовя найти щели и проникнуть поглубже. Мне показалось, что даже мачта покачивается от порывов ветра.
То было странное ощущение. Я, метель, ветряк и мачта, повисшие в небытии, где терялись понятия «внизу», «слева» или «справа». Прижавшись к холодному, обледенелому стволу мачты, я поймал себя на неуместном чувстве восторга.
Щелчка вставшего на место ветряка я не пропустил. Мачта даже вздрогнула от удара.
– Стопари! – донесся до меня крик из снежной пурги. – Стопари!
Видимо, этот звук услышал и боцман.
Я сделал все, как рассказал мне Рэмси, а затем быстро спустился вниз, в мир, где кроме снега были еще и люди. Сначала из метели проступила капитанская рубка, потом темные края фальшборта и фигуры штурмовиков, а затем штурвал лебедки с отдыхающими моряками.
– Отлично! Следующая мачта!
Когда наконец оба ветряка оказались на месте, отчего в воздухе повис низкий гул металла, противостоящего метели, Крюкомет кувалдой выбил какие-то железки у основания мачты и уставился наверх. Мы все, как один, задрали головы, глядя на снежное небытие.
– Проклятье. Крутятся? Нет?
Сверху что-то цокнуло, гул изменился. Что-то заскрипело в мачте.
– Пошла, родимая! Пошла! Все, уходим! Теперь все зависит от этих шаркуньих выродков на третьей палубе! Хорошая работа!
– А зачем это? – спросил я у Грэга, который оказался рядом.
– Спроси инструментариев. Я знаю только то, что может заклинить двигатели. Покрутятся ветряки пару часиков, а потом Шестерня попробует запустить нашу красавицу. И мы уйдем из этого богами проклятого места! Куда-нибудь к теплым бабам и горячему пойлу. Неужели все закончилось, а?
