Иерарх пожал плечами:
— Ваше преподобие, эта идея — ваша! Ведь, насколько я понимаю, брат Годрим, которого вы отправили в Аверон, будет заниматься тем же?
— Что ж, раз ты так хорошо понял ее смысл, возьмешь это дело под личный контроль. Как получишь что-то более ценное, чем этот бред… — глава Ордена Вседержителя пренебрежительно кивнул в сторону лежащего на столе письма, — доложишь.
— Хорошо, ваше преподобие.
— А что нового у тебя?
Иерарх пожевал ус и вздохнул:
— Алат спекся, поэтому «Великого похода на Полночь» не будет.
— Как это?
— Вчера вечером граф ал’Дизари[103] привез во дворец Латирдана векселя полутора десятков крупнейших торговых домов Горгота. Точная сумма контрибуции неизвестна, но мои люди утверждают, что…
— Контрибуции? За что?
— Неддар вернул Алату Карс. Говорят, что за очень большие деньги, — угрюмо сообщил брат Ламм. — Мирный договор подписан, и не сегодня завтра армия Вейнара покинет город.
Глава Ордена Вседержителя откинулся на спинку кресла, стиснул пальцами подлокотники и мрачно уставился в окно.
— Это опять Рендалл, ваше преподобие, — глухо пробормотал иерарх. — Мальчишка бы до этого не додумался.
— А Годрим уже на месте?
— Нет еще. Вчера должен был перейти границу.
— Долго… А кто у нас старшим в Авероне?
— Брат Растан Шершень.
— Пусть бросит все дела и сосредоточится на плане устранения Грасса! Естественно, учитывая возможности Годрима.
— Хорошо, я ему напишу.
— Далее, свяжись с братом Арталом: пусть выделит Шершню два десятка лучших бойцов. И пусть не жмется — Грасс нам сейчас мешает намного больше, чем Латирдан.
— А как же их вступление в гильдию охранников, ваше преподобие?
— Выживут — вступят. Нет — пришлем других.
— Понял. Передам.
— В общем, по этому вопросу, наверное, все. Еще какие-нибудь новости есть?
Брат Ламм кивнул, открыл рот, чтобы начать рассказ, потом вдруг развернулся лицом к входной двери и выхватил из ножен меч.
Ансельм потянулся к рукояти своего, подтянул ноги поближе, чтобы вскочить, и на мгновение застыл: выбитая страшным ударом дверь со всего размаху впечаталась в стену, и в кабинет спиной вперед влетел обливающийся кровью брат Нойл.
— Корг… несу… несуш…ш-ш-ш… — прохрипел он и забился в агонии.
Долгое-предолгое мгновение глава Ордена Вседержителя смотрел на кроваво-красные пузыри, вздувающиеся на губах умирающего телохранителя, и радовался моменту истины: сделать «несушку» из брата Корга мог только один человек — мастер Эшт из Иверской обители. Потом увидел росчерк клинка брата Ламма, бросившегося к темному силуэту, возникшему на фоне стены коридора, выхватил из ножен меч и… вместе с креслом упал навзничь, уходя от броска метательного ножа.
Успел. Перекатился через голову, оказался на корточках и, не вставая, метнулся влево-вперед. Чтобы оказаться под прикрытием стола и как можно ближе к щиту, висящему на стене.
Выглянул и тут же отшатнулся: второй метательный нож, брошенный братом Коргом, мелькнув перед лицом Ансельма, врезался в спинку кресла.
«Плашмя…» — отрешенно отметил он, не глядя, стащил со стола мраморную тарелку с песком, метнул ее в сторону двери и выглянул из-за массивной тумбы, на которую опиралась столешница.
М-да. Прыгать за щитом было слишком опасно — глава его телохранителей явно рассчитывал именно на это, так как теснил Ламма не в центр кабинета, а к увешанной оружием стене.
Да, иерарх пытался сделать все, что в его силах, но класс бойцов был слишком разным — если его атаки постоянно упирались в клинок противника, то удары Корга раз за разом обходили его защиту. И клевали то в предплечье, то в корпус, то в бедро…
«Ламм ему не помеха. Он ждет моей ошибки. Надо уходить…» — подумал Ансельм, закусил губу, огляделся по сторонам и, не найдя ничего такого, что можно было использовать для защиты от метательных ножей, подтащил к себе ближайшее кресло.
По ту сторону стола лязгнуло…
Потом еще и еще…
Заскрипели проминающиеся кольца кольчуги, и Ансельм чуть не оглох от истошного рева брата Ламма:
— Он меня достал! Уходи-и-ите-е-е!!!
Ансельм подхватил кресло, метнул его туда, где, по его предположениям, должен был находиться Корг и, петляя, как заяц, рванулся к окну.
За спиной громыхнуло.
Левый бок обожгло болью.
Потом что-то с силой ударило в правую ягодицу и заставило сбиться с шага…
Из-за полученных ранений прыжок на подоконник получился до безобразия коряво — вместо того, чтобы взлететь на отполированную доску из тирренского дуба впритирку к правой створке, Ансельм на нее упал, здорово ударившись коленом и чуть не выронив меч. Это его и спасло — вместо того, чтобы воткнуться в затылок, очередной метательный клинок чиркнул по темени и вылетел на улицу.
Вцепившись пальцами левой руки в раму, глава Ордена Вседержителя изо всех сил бросил свое тело вперед и, кувыркаясь в воздухе, полетел вниз.
Четвертый день первой десятины первого травника
Просовывая сквозь прутья решетки мой завтрак — две вареные репы, кусок сыра размером с кулак, краюху хлеба и небольшой мех с водой, — посыльный в цветах Рендаллов играл желваками и зверел от бессилия: кормить Нелюдя ему не хотелось, но ослушаться прямого приказа сюзерена он не мог. Сопровождающий его воин чувствовал то же самое: пожирал меня взглядом и с нетерпением ждал хоть какого-то намека на движение.
Желание втоптать меня в пол, написанное на его лице, было таким сильным, что я решил пойти ему навстречу и пошевелился — вцепился в край нар и сделал вид, что встаю.
Воин тут же выхватил из ножен меч, рывком откинул посыльного к противоположной стене коридора и зашипел:
— Еще одно движение, и я…
Я усмехнулся и неторопливо встал.
Вассал графа Грасса взвыл, метнулся к рыжеволосому десятнику, весь последний час доказывавшему своему напарнику необходимость отмены особого режима судопроизводства в отношении Бездушных, и потянулся к связке ключей, висящих у того на поясе.
Рыжий качнулся назад, с легкостью отбил его руку в сторону и рявкнул:
— Крюк, уймись!
Воин остановился, угрюмо сдвинул брови к переносице и глухо пробормотал:
— Он собирается на нас напасть…
— Он тебя правоце… праваци… в общем, пытается заставить тебя подарить ему легкую смерть…
Я усмехнулся, поудобнее перехватил цепи, сковывающие мои запястья, и подошел к решетке.
Услышав лязг звеньев, Крюк мгновенно развернулся ко мне, прищурился и зашипел:
— Ах ты тварь! Вздумал соскочить?! Коровью лепешку тебе по меченой морде, а не легкую смерть: сказано — Декада Воздаяния[104], значит, Декада Воздаяния!
— Пока не «сказано»… — провожая меня взглядом, хмыкнул Рыжий. — Суда-то еще не было…
Крюк позеленел от бешенства:
— Дык признался же? А за насилие над белой другого наказания не положено!
Десятник согласно кивнул:
— Знаю! Но суда еще НЕ БЫЛО!
Посыльный, переводивший взгляд с одного на второго и обратно, поскреб подбородок:
— Десятины слишком мало: таких тварей, как он, надо сажать на кол или медленно опускать в котел с кипящим маслом…
Я флегматично откусил кусок репы, медленно прожевал и проглотил.
— Жрет! Как ни в чем не бывало!!! — возмутился Крюк. — Эх, будь моя воля, я бы сначала содрал с него кожу, потом посыпал раны солью…
— Размечтался… — ухмыльнулся Рыжий. — Закон един! Для всех…
— Не для всех… — мотнув головой в мою сторону, прошипел посыльный. — Слуги Двуликого над законом. Поэтому и плодятся!
Я мысленно усмехнулся, прикрыл глаза и вспомнил день, когда понял, что стану Бездушным…
… — Что ж, тогда я ухожу!
— Что? — глиняные черепки, еще мгновение назад бывшие кружкой, посыпались на стол. А через мгновение пальцы Кручи, густо поросшие черным волосом и заляпанные остатками вина, разжались и медленно опустились на столешницу. — Ты уверен?
Я пожал плечами — он только что сам признал, что я его перерос. И сказал, что учить меня больше нечему.
Кром понял. Поэтому побагровел и рявкнул на весь постоялый двор:
— Это просто слова! Я просто хотел тебя похвалить!
— Ты сказал. Я — сделал вывод.
Несколько долгих-предолгих мгновений Голова[105] пристально смотрел мне в глаза, потом опустил взгляд, сгорбил плечи и как-то сразу постарел. Лиственей эдак на двадцать:
— Э-э-эх…
Я пододвинул ему свою кружку, дождался, пока он ее осушит, и выдавил из себя целое предложение:
— Мне… потребуется… твоя помощь.
