«Ты этого не заслужил», – сказала она. «Ты пострадал за мой поступок».
Дариус покачал головой.
«Это ты пострадала за всех нас», – поправил он её. «Задача противостоять Империи не должна была упасть только на твои плечи. То, что ты сделала для своего брата и для всех нас было очень благородно. А то, что я сделал для тебя, было единственно возможным решением».
Лоти тихонько плакала, обтирая его раны, и смахивала слёзы тыльной стороной ладони.
«А теперь что?» – спросила она. «Ради чего все это? Они вернутся утром. Они заберут меня и всех изувечат. Или ещё хуже – всех убьют».
Дариус ещё раз несогласно покачал головой.
«Я не позволю им тебя забрать», – сказал он. «Я не стану просто стоять и смотреть, как они тебя выдадут ради спасения собственной шкуры».
«Но иначе умрём мы все», – возразила Лоти уверенно.
«Может быть», – сказал он. «Но разве нет ничего хуже? Мы, хотя бы, умрём вместе».
По выражению её лица Дариус понял, насколько эти слова её тронули, насколько преданной и благодарной ему она сейчас была.
«Я никогда не буду того, на что ты пошёл ради меня сегодня», – сказала Лоти. «Никогда. Пока я жива. Моё сердце принадлежит тебе целиком, независимо от того, умрём мы завтра или нет, понимаешь? Я – твоя. И я буду любить тебя с этого самого момента и до конца времён».
Она наклонилась и поцеловала его, а он поцеловал её в ответ. Это был долгий многозначительный поцелуй, во время которого Дариус услышал, как её сердце забилось чаще. Она отстранилась, и её взгляд затуманился. Дариус чувствовал, что она была с ним искренна, и её поцелуй заставил заглушил боль от его ран. Он бы с радостью сделал для неё тоже самое ещё раз, не смотря ни на боль, ни на страдания.
Протрубил деревенский рог и все собрались вокруг общего костра. Рядом с Дариусом и Лоти восседал совет старейшин и ещё сотня их односельчан. В воздухе ощущалась тревога и отчаяние, а лица людей были искажены паникой. Они громко переговаривались и спорили друг с другом. Дариус не мог их винить – эта ночь вполне могла оказаться их последней на земле. От завтрашнего дня они ждали разрушений и пыток, и едва ли могли повлиять на своё будущее.
Рог протрубил второй раз и все утихли, когда вперёд вышел вождь Бокбу, поднял ладони и, сурово глядя на Дариуса и Лоти, начал свою речь.
«Ваши действия подставили наш народ под удар», – произнёс он медленно и хмуро. «Но сейчас это не важно. Важно то, – обратился он ко всем, – какой выбор лежит перед нами. Что мы выберем на рассвете? Казнь или увечье?»
Толпа забурлила, селяне старались перекричать друг друга.
«Конечно, мы выберем увечье, а не смерть – что тут обсуждать!» – заявил один.
«Я не позволю себя калечить!» – вопил Радж. «Я сначала умру!»
В беспорядочном споре, где у каждого было своё мнение, уже ничего было не разобрать. Дариус был шокирован: даже перспектива позорного отсечения пальца не заставила жителей его деревни подняться, большинство не хотело стоять за себя. Какой ещё им нужен был повод? Неужели их дух был уже настолько сломлен?
«Это не выбор», – сказал один из старейшин. «Ни один человек не станет выбирать из таких вариантов. Это ужасное проклятье, павшее на всех нас».
Толпа стихла и в наступившей долгой тишине было слышно только завывание ветра.
«У нас есть выбор!» – выкрикнул кто-то наконец. «Мы можем выдать им девчонку!»
Некоторые селяне робко одобрительно закивали.
«Из-за неё мы все в опасности!» – кричал он. «Она нарушила закон. Она виновата! Пусть заплатит!»
Поддержки стало больше, а возражений – значительно меньше. Дариус не понимал, как его народ жил в таком разладе с самим собой, как они могли хотеть выдать Лоти.
«Есть и другой выбор!» – вмешался ещё один старейшина, поднимая руки, и все прислушались. «Можем отдать им девчонку, а потом умолять их о милости. Может, они смягчатся и не станут ни убивать, ни калечить нас».
«Они всё рвано могут сделать и то и другое!» – напомнил кто-то из толпы.
Кричавшего тоже поддержали, и в толпе снова начало нарастать возбуждённое бормотание, пока Бокбу не встал и не поднял обе ладони вверх. Все уважительно повернулись к нему и замолчали.
Вождь откашлялся и принял властный вид.
«Из-за действий одной девушки, – сказал он звучно, – вся наша деревня попала в невыносимую ситуацию. Конечно, мы не согласны на смерть. У нас нет другого выбора, кроме как принять такую жизнь, которую нам даст Империя, как мы делали всегда. Если для этого нужно выдать преступника, значит мы обязаны это сделать.
Как бы ни было больно это говорить, но иногда один должен пожертвовать собой ради всех. Другого выхода я не вижу. Мы вынуждены принять их приговор. Нас изувечат, но не убьют. Жизнь для нас продолжится, также, как и всегда».
Он снова откашлялся, сделал паузу и сосредоточил взгляд на Дариусе.
«Завтра на рассвете мы сделаем так, как приказывает Империя, и ты, Дариус, по их требованию, будешь представлять нашу деревню и озвучишь им наше предложение. Ты передашь им девушку, мы примем наказание и будем двигаться дальше. Это больше не обсуждается. Старейшины сказали своё слово».
Закончив, Бокбу стукнул свои посохом по полому полену, и характерный звук, как обычно, ознаменовал принятие важного решения. Такое решение нельзя было ни изменить, ни оспорить.
Подавленные селяне постепенно разошлись по домам. Друзья Дариуса – Радж, Дезмонд, Люци и ещё несколько его братьев по тренировкам – подошли к нему, онемевшему от шока. Он не мог поверить, что его народ способен так просо предать Лоти и его самого. Почему они так сильно боялись смерти? Почему так отчаянно цеплялись за свои жалкие никчемные жизни?
«Мы не можем её выдать», – сказал Радж. «Мы так не сдадимся».
«А что нам делать?» – спросил Люци. «Будем драться? Мы против десяти тысяч солдат?»
Даруис обернулся и увидел, что к ним идёт его сестра, Сандара, вместе с королевой белых людей, Гвендолин, и её братьями. Их лица были озабоченными. Глядя на Гвендолин Дариус видел воина в её глазах. Он знал, что она была их главной надеждой.
«Как твои раны, брат мой?» – спросила Сандара, удручённо осматривая спину Дариуса.
«Мои раны глубоки», – ответил он двусмысленно. «И не только от кнута».
Она посмотрела на него и всё поняла.
«Ты не можешь драться», – сказала она. «Не на этот раз».
«Ты тут не жила», – сказал Дариус. «Не провела столько лет. Ты не можешь говорить мне, как поступать. Ты не понимаешь, сколько страдал наш народ».
Сандара заглянула ему в лицо, и Дариусу стало стыдно. Он не хотел отвечать ей так резко, но сейчас он был зол на весь мир.
Дариус повернулся к Гвендолин, которая тоже серьёзно смотрела на него сверху вниз.
«А вы, моя госпожа?» –обратился он к ней.
Она посмотрела на него вопросительно.
«Вы покинете нас сейчас?» – уточнил он.
Лицо Гвендолин стало отрешённым, и Дариус понял, что она сама задумалась над этим вопросом.
«Выбор за вами», – добавил он. «Уйти или остаться. У вас ещё есть шанс спастись, пока в Империи о вас не прознали. Конечно, вы можете погибнуть в Великой Пустоши, но там, хотя бы, есть шанс. Нам нужны вы и ваши люди, их доспехи и сталь. Без вас мы – ничто. Вы присоединитесь к нам? Будете драться? Какую роль вы выберете – королевы или воительницы?»
Гвендолин переводила взгляд с Дариуса на Сандару, Кендрика и обратно, и Дариус не мог разгадать, что было у неё в мыслях. Она сама будто ходила под грозовым облаком, и теперешнее решение причиняло ей новые страдания. Как королева она была в ответе за будущее своего народа, и Дариус не завидовал её положению.
«Прости», – сказала она наконец надломившимся голосом, полным горечи. «Я бы хотела помочь вам. Но не могу».
* * *
Под конец дня, на пути обратно в пещеры, Гвендолин шла через объятую паникой деревню, и её обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, когда она думала о сложной ситуации, в которой оказался народ Сандары, её сердце рвалось помочь им. О том, какой жестокой может быть Империя, она знала не понаслышке. Её первым решением было поспешить на помощь, бросить все своих людей в бой и отдать жизнь за чужую свободу.
С другой стороны, Гвендолин теперь была королевой. Не дочерью своего отца, не девочкой-подростком, а королевой с обязанностями перед своим народом. Её подданные смотрели на неё с надеждой, их судьбы были в её руках. Она не могла принять за них неверное решение. В конце концов, какое она имела право жертвовать их жизнями ради чьих-то других? Что за королевой была бы она в таком случае?
Гвен видела слишком много страданий своего народа, и сама перенесла не меньше. Разве они заслуживали быть впутанными в ещё одно войну и погибнуть вдали от дома в этой грязной деревушке? Армия, которая придёт утром, будет значительно превышать и числом население деревни, и всех селян искалечат или ещё что похуже. Гвен знала, не как воин, а как лидер, что лучшим решением было с первым лучом солнца увести свой народ в противоположном направлении – в Великую Пустошь. Начать большое путешествие в поисках Второго Кольца. Оно могло оказаться всего лишь выдумкой, и велика была вероятность того, что они не переживут переход через Пустошь, но они хотя бы будут к чему-то стремиться, бороться за лучшую жизнь. Это не тоже самое, что подписаться на скорую верную смерть.
