И очень зря, что хорошо. Потому что происходившее там лучше было бы не видеть.
Всех десятерых выволокли на плоскую крышу, поближе к зубцам. Чтоб их все обозреть, значит, могли. Кто есть кто, правда, было не понять: на головы пленным навязали мешки.
Карматы – как охранники, так и просто глазеющие – хохотали, тыча пальцами вниз, на волнующуюся толпу халифских воинов у подножия холма. Вдоль низких квадратных зубцов прохаживались двое – в высоких зеленых чалмах с длинными хвостами. В красивых белых чистых халатах. То и дело вскидывая вверх правую руку, двое бело-зеленых красавцев что-то выкрикивали. Остальные карматы отвечали им восторженным ревом. Пленные стояли, понурив замотанные головы, их заметно пошатывало. Крайнему в шеренге наподдали по спине, он упал на колени. С вершины башни раздался новый взрыв хохота.
Наконец, зелено-белый длиннохвостый красавец повелительно поднял руку. Вокруг тут же замолчали.
Позади и вокруг Сумамы все молчали и так. О чем уж тут было говорить…
Красавец взлез на приступку между зубцами и заорал:
– Вы – жалкие черви! Вам никогда не одолеть нас!
И торжествующе вскинул кулак. Карматы на башне и на стенах заорали, потрясая копьями.
Мелко сеялся дождь. Сумама втянул сопли и сам вздрогнул – до чего ж громко получилось. Вокруг стояли очень тихо.
Красавец, меж тем, раскинул руки в широких белоснежных рукавах: хватит орать, мол. И крикнул:
– Я – копье Богини! Я – разящее оружие Девы-Львицы! Вам никогда не победить таких, как я! Жалкие неверные черви!
За спиной зазвенела трензелем лошадь.
– Я – копье аль-Лат! Богиня дарует нам победу! А вас ждет смерть!..
Восторженные вопли карматов длились довольно долго.
Наконец, бело-зеленый снова развел руки в повелительном, призывающим к молчанию жесте. И эдак высокомерно двинул ладошкой: сюда, мол.
К нему подволокли пленного. Сдернув с человека мешок, кармат крикнул:
– Это – воин из мукатила, получающий жалованье от халифа!
– Откуда только узнали, иблисовы отродья… – послышалось за спиной бормотание Марваза.
Каид подошел поближе и скрипнул зубами:
– Да смилуется над тобой Всевышний, Муса…
По виду стоявшего между зубцами парня понятно было, откуда узнали. На бедняге не было живого места: даже издали хорошо просматривались кровоподтеки на лице и грязь на разодранной рубашке.
Кармат заорал с новой силой:
– Он брал деньги за то, что убивал преданных слуг Богини! Его мы убьем первым!
Мусу оттащили назад. На его место выволокли другого пленного. Сняв мешок, бело-зеленый крикнул:
– Это – глупый феллах, одураченный злыми проповедниками халифа! Он не брал денег за то, что убивал слуг Богини! Его обманули! Между такими, как он, и слугами Богини нет вражды! Его мы убьем последним!
Разбитое лицо ашшарита свидетельствовало о том, что при допросе карматы не делали особой разницы между гази и солдатами на жалованье.
– Это – еще один скверный пес, получавший монеты за нашу кровь! Его мы убьем на ваших глазах!..
Так продолжалось довольно долго.
Наконец, последнего из пленных отволокли от края башенной площадки, и карматский красавец проорал:
– Мы их всех убьем! Кого раньше, кого позже! Но если вы, жалкие неверные черви, желаете получить их назад, то мы – так и быть! – готовы меняться! Двадцать наших воинов в обмен на ваших трусов! Вернете наших храбрых проповедников – и мы даже не откромсаем этим жалким людишкам мужское достоинство! Богиня призывает обратно своих верных слуг!
– Ну, давай договаривай… – пробормотал за спиной Сумамы каид.
– Присылайте к нам своего человека на переговоры! Я – копье Богини, я делаю все по воле Богини! Присылайте человека, я сказал! Не сумеречника! Пусть ваш человек выйдет на середину тропы! Слышите, вы, жалкие трусы!..
Вокруг разом заорали, словно вторя карматам на вершине башни. Те тоже вопили, потрясая оружием. Пленников тычками погнали с площадки прочь.
Сумама обернулся – и вовремя. Работая локтями, Марваз пер прямо к халифской лошади. Кайсит почесал за ухом и вклинился в толпу вслед за ним.
Протолкавшись к самым золотым поводьям аль-Мамуновой кобылы, каид поцеловал правую ладонь и громко сказал:
– О мой халиф! Я пойду! Я пойду выручать моих братьев!
Аль-Мамун долго смотрел на Марваза, потом обернулся к нахохленному, мокрому Тарику. Нерегиль поддал каблуками в бока сиглави, и тот недовольно шагнул вперед. С мундштука текли длинные вязкие слюни.
– Иди, Марваз, – кивнул, наконец, командующий.
Ашшарит кивнул в ответ и потащил через голову перевязь с мечом. Оглянулся, кому бы отдать. Сумама с поклоном принял оружие мученика.
– Джамбию оставлю, – враз охрипшим голосом сказал Марваз. – Хоть за рукоять, если что, подержусь.
Ну, да. Какая там джамбия, если в тебя со стен целятся. Действительно, разве чтоб под пальцами чего привычное было…
Тарик криво улыбнулся:
– Оставь джамбию. На такие беседы мы тоже ходили с ножом у пояса…
Видать, нерегилю такие переговоры были не впервой. Сумама где-то слышал, что до того, как появиться в аш-Шарийа, главнокомандующий долго воевал на Западе.
– Нет силы, кроме как у Всевышнего, – четко проговорил над гомоном толпы халиф. – Пусть Он пошлет тебе удачу, о дитя ашшаритов. Он милостивый, прощающий…
Марваз снова кивнул. Тарик резко нагнулся с седла:
– Если будут бить?..
– Не сопротивляться, – буркнул в ответ каид. – Я знаю. Не сопротивляться.
Нерегиль медленно распрямился, все так же глядя каиду в глаза. И вдруг добавил:
– Они поведут тебя в крепость, Марваз. Иди с ними. Но подай нам условный знак. Если почувствуешь, что все, конец – сложи руки за спиной. А если решишь, что есть надежда выйти живым – заложишь руки за голову.
Каид мрачно кивнул.
– Не перепутай, о Марваз, – вдруг улыбнулся Тарик.
И оба, сумеречник и человек, невесело рассмеялись и хлопнули друг друга ладонь в ладонь.
* * *Первый раз Марваза ударили, как ни странно, довольно не скоро. Уже даже смеркаться начало, когда они дали ему древком копья по почкам. Каид повалился в грязь у самого края обрыва. В сумеречном влажном воздухе его бело-красную куфию и длинную рубаху было издалека видать. Карматы, по своему обыкновению, щеголяли двойными длинными кольчугами и здоровенными зелеными чалмами. У воинов поганой богини, видать, денег было несчитано. На локти и локти зеленого шелка хватало.
Каиду дали еще сапогом в бок – ну, так, для порядку, – и вздернули на ноги. И тычком копейного древка направили вверх по тропе – к замку.
Марваз повернул голову к стоявшим у подножия холма. Его еще раз пихнули в спину. Каид медленно поднял руки и сложил их за головой.
* * *Расстелив прямо в грязи молитвенный коврик, Сумама молился. Совершая ракат за ракатом, он не думал ни о чем, кроме молитвы. Большего он все равно сделать не мог.
– Эй, брат, – негромко позвал кто-то.
Это был Рафик.
– Помолюсь-ка и я, – сказал друг, расстилая рядом свой коврик.
И кивнул вверх.
Ворота Саара приоткрылись, пропуская в узкую щель фигурку в когда-то белой, а теперь грязной рубахе. Куфии на Марвазе уже не было. Со стены смотрели карматы. Многие при снаряженных луках.
Спустился каид не очень быстро – сильно хромал при ходьбе.
Доплетясь до своих, Марваз медленно сел на освобожденный для него молитвенный коврик. И, показав свежую щербину в зубах, улыбнулся:
– Щас, посижу немного. А потом пойдем. Ведите, ведите меня к повелителю верующих, воистину у меня есть новости для него.
* * *– …А где их держат, ты узнал, о Марваз? – озабоченно нахмурился аль-Мамун.
И затеребил кончик узкой бородки.
Тарик, напротив, сидел на подушках совершенно неподвижно и даже не мигая.
– Воистину, да, о мой халиф, – покивал каид.
Прихлебнул чаю и сморщился: видно, челюсть не на шутку саднила.
– Во имя Милостивого! Это стоило мне зуба с правой стороны, – трогая разбитую губу, добавил Марваз. – Сначала они не хотели показывать.
Все понимающе покивали, переглядываясь.
– А я уперся: хочу, мол, удостовериться, что все живы, во имя Всевышнего, милостивого, милосердного…
Марваз сделал еще один мучительный, но согревающий глоток и сказал:
– Там же, под башней, и держат. Воистину, то подземелье подобно аду из рассказов Благословенного…
Все снова закивали. Тарик все так же продолжил смотреть в одну точку, не мигая.
– К какому же соглашению вы пришли? – степенно откидываясь на подушки, спросил халиф.
– Я принял их условия. Мы договорились, что освобождаем даыев – ну, тех, что взяли под Марагой…
Аль-Мамун утвердительно наклонил голову в простой черно-белой куфии Умейядов. Лишь уточнил:
– Скольких?
– Четверых, вроде.
– Четверых, – покивал халиф.
– Ну и шестнадцать пленных. Они поставили условием, что обмен состоится завтра, точно в полдень. У подножия холма. Я согласился.
