– Да, госпожа Старшая. – Молли опустила глаза.
– То-то же, – проворчала ведьма, окидывая ученицу проницательным взором. – Ключ от неё не ищи, он всегда у меня. Остальные все – на гвозде связка, там, в передней горнице. Ходи всюду, где хочешь! – повторила она, поднимая узловатый кривой палец.
– Да, госпожа Старшая.
Потом она лежала под лоскутным одеялом в своей комнатке, рядом уютно мурлыкала сытая и довольная Ди, а вокруг засыпал дом Старшей.
И слышалось это совершенно не так, как у двух её младших сестёр. Поскрипывало, похрустывало, постанывало, чуть подвывало – это уж как водится; кто-то мелко переступал, прохаживался туда-сюда над головой; чудилось, что совсем рядом переговариваются визгливо-тоненькие голоски, но нельзя было ни разобрать слов, ни понять, откуда идёт звук.
Из дома словно уходило что-то огромное, бесформенное, отодвигалось вдаль, а место его занимало другое, столь же огромное и бесформенное, но тёмное, многоглазое, пристальное.
Ночное.
Ночь глядела на Молли со всех сторон, словно оценивала – сдюжит? Или нет?
В углу завозилась какая-то лохматая фигурка, ростом, наверное, Молли до колена. Старческий голос что-то сердито прошамкал на языке Rooskies, раздалось шарканье веника по доскам.
Молли натянула одеяло на голову.
Ничего не бойся. Ничего не бойся. Это просто испытание, это просто слуги Старшей. Не бойся. Магия сильна в тебе, сильна здесь, спи, беглянка, спи, Молли Блэкуотер…
Последние слова произносила уже явно не она сама.
Так началась жизнь Молли в доме Старшей. Она не знала, что творится вокруг, что делается на перевале, что ожидало тот городок, где целительствовала Средняя. Госпожа Старшая об этом не говорила.
– Не наше это дело, – отрезала она, когда на следующий день за скудным завтраком – кусок ржаного хлеба да кружка холодной воды – Молли спросила о войне. – Когда нашим сделается, тогда и думать станем. А пока что мне тебя учить нужно! Потому как огонь подземный, коль взбесится, больше бед натворит, чем весь Горный корпус! И ты про то думать должна, а об остальном Волка с Всеславом позаботятся. Да и Младшенькая моя уже наверняка где-то там. Поняла? – И Старшая для внушительности потрясла прямо перед носом Молли сухеньким кулачком.
– Значит, что с тобой Вольховна Средняя делала? Что-что? Руку на локоть, ладонь выставить? Тьфу, глупая! Хорошая у меня сестра средняя, добрая, мимо беды людской не пройдёт, последнее отдаст, но с магией… – Госпожа Старшая досадливо потрясла головой. – Как затвердила в детстве, так и по сию пору длит. Уж я ругала её, ругала, бранила всячески… А толку чуть. «Руку на локоть!» – передразнила она сестру. – Тут не «рука» нужна…
Она резко вскочила, проковыляла к окну, резко распахнула рамы. Холодный ветер ворвался внутрь, кошка Ди, мирно дремавшая на половике, зашипела и вскочила.
– Сюда вставай. Сюда, сюда, к окну. Не жмурься! – шлепок. – Не ёжься! Разожмись!
Легко сказать – разожмись, когда прямо по щекам хлещут ледяные порывы. Жёсткие, словно сучки, пальцы Старшей впились Молли в плечи, заставляя расслабиться туго стянувшиеся мышцы.
– Ветер-ветер, – нараспев вдруг проговорила старая ведьма. – Veter-vetrilo! Пей его, Молли, в себя вбирай! Раскройся ему! Не дрожи!
И вновь жёсткие пальцы, бегущие вниз от плеч Молли к локтям и кистям, унимая дрожь.
Молли, как могла, постаралась «не дрожать». Ледяной ветер дул в лицо, но руки Старшей казались сейчас раскалёнными.
– Тебе не ладонь подставлять надо, ты вся сама по себе – «ладонь», – ворчливо продолжала ведьма. – Ветер вбирай! Раскрывайся! Пропускай через себя! Холода нет! Только сила!
И никакого «тепла в пальцах».
– Ты сама «тепло», – словно услыхала старуха.
Ветер с разбегу ударялся о грудь, жёсткие струи обдирали щёки, но холод и впрямь исчезал. Где-то под сердцем у Молли взаправду рождалось тепло, схожее с тем, которому учила госпожа Средняя, но куда, куда могущественнее.
Оно было частью её. Оно жило в крови, бежало по жилам. И сейчас ветер помогал ему выбраться на свободу.
Уже сама по себе, Молли вытянула руку, как зачарованная. От плеча вниз струился огненный жар, пылали локоть, запястье, вся ладонь обратилась словно в один сплошной ожог, и это было больно; но боль, как ни странно, Молли больше не пугала. Напротив, она обещала могущество. Возможность делать, свершать, разить и защищать.
«Отпускай птицу» – так говорила госпожа Средняя. Тогда Молли едва справилась, не умея дать свободу обретённой силе, теперь же в её объятиях рождалось нечто много, много большее, хотя тоже прекрасное и крылатое…
– Zhar-Ptitza, – вдруг услыхала она шёпот Старшей. – Firebird…
И в тот же миг Молли увидала себя словно со стороны – она стоит у открытого окна, а на руках у неё, словно кошка Ди, привольно разлеглось дивное, сказочное существо, огнистые перья, блистающие золотым, оранжевым, рубиновым; вот дрогнули, разворачиваясь, роскошные крылья.
«Я готова», – услыхала Молли.
Повернулась увенчанная высоким хохолком точёная головка, глянул на Молли тёмно-агатовый глаз.
«Лети, Огненная! Лети! Со всей силой моей!» Молли казалось, она сейчас воспарит сама, следом за своим творением.
– Ты что?! – взвыла Старшая, и Молли и впрямь едва не полетела – от сильнейшего шлепка пониже спины. – Жар-Птица – она ж весь лес спалит, с твоей-то мощью!..
Уже готовое расправить крылья огненное создание сжалось, потускнело, приугасло. Молли только и могла, что захлопать глазами.
– Рехнулась – всю силу ей отдавать! – бушевала Старшая. Молли ощутила короткие, болезненные толчки, Жар-Птицу словно осторожно, аккуратно закутывали в полотнища серого тумана.
«Прости меня, Огненная…» – только и смогла выдохнуть Молли.
– Вот теперь отпускай! – скомандовала Старшая.
«Отпускай…» – прошептала Жар-Птица.
И Молли отпустила.
Существо, сотканное из её собственных жара и пламени, мягко покинуло её руки, воспарило над крышами, пронеслось над частоколом – головы дружно завопили ей вслед что-то паническое – и скрылось.
Ненадолго.
Миг спустя лысый холм, щетинившийся серыми зубами древних скал, обратился в самый настоящий факел. Фонтаны пламени взметнулись к небесам, золотые, алые, багровые, лимонные, даже серебристые – и под ногами Молли ощутимо вздрогнул пол.
– Уф-ф, – выдохнула Старшая. Молли хотела было повернуться, но голова закружилась, ноги подкосились, наваливалась жуткая слабость.
Старая ведьма проворно и ловко подхватила её под руку, другая ладонь Старшей легла Молли на лоб. Ладонь сухая, тёплая и очень, очень сильная.
– Жар-Птицу сотворить – сильна, сильна ты, Молли Блэкуотер. Да только знай, огонь – он всегда огонь. Жечь ему надо, полыхать, палить, в золу обращать. Красива Жар-Птица, огненная вольница, но коль себя не сдержишь – и вокруг всё спалишь, и сама сгоришь. И эхо твоё кой-что побеспокоить может.
– Я сама тебя не предупредила, – продолжала ведьма, – поэтому берёзовой кашей за это, так уж и быть, потчевать не буду. Сегодня! – наставительно подняла она палец. – Если в следующий раз такое учинишь – выдеру, так и знай.
– Г-госпожа Старшая… А Zhar-Ptitza, – Молли постаралась воспроизвести слова чужого языка как можно точнее, – она кто? Или что? И… та, что от меня взлетела… которую я отпустила… она что ж, погибла? Нет её больше?
– Девчонка, – пренебрежительно фыркнула Старшая. – Жар-Птица – она из Древних, одна из тех, кто наши края хранит, леса, пажити, пашни. То, что ты видела, – её отражение. Дала Жар-Птица тебе на себя полюбоваться, скучно ей без дела, полетать тянет, силушку явить, огонь на волю выпустить. Ничего с ней не случилось. Сила твоя выход нашла, пламенем обернулась – хм, хорошо же удаются тебе огненные чары, Молли Блэкуотер, – а Жар-Птица сама целехонька. Ну, не гнутся колени больше?
Молли покрутила головой.
– Тогда дальше давай! – требовательно бросила Старшая. – Ветер в себя принимай, через тепло тучею оборачивай!..
Здесь, однако, Молли ждало разочарование. Так легко и словно бы сами собой получающиеся заклятия пламени сменились магией воды и воздуха, медленной, тягучей и, по мнению Молли, скучной.
Ей никак не удавалось заставить воздух сгуститься, насытить его влагой. Тепло даром истекало сквозь ладони, на пальцах начинали плясать язычки пламени. Старшая следила за всем этим, поджимая губы, потом принялась объяснять.
– Не суетись, toropyga, не рвись никуда, pospeshaika. Огонь – он скор, жаден, быстр. Вода медленно течёт в ключах да в ручейках, потом лишь силу набирает, прежде чем водопадами рушиться станет.
– Не получается, госпожа Старшая… огнём всё утекает…
– Потому что торопишься, скорей-скорей хочешь, терпения нет. – Старшая скрестила руки на груди. – Ещё раз давай. Забудешь, что я тебе говорила, – выдеру!
