Ошарашенный этой мыслью, он попытался вскочить – не тут-то было. Единственное, что ему удалось – это оторвать голову от подушки, и то она сразу упала обратно. Вдобавок, чьи-то сильные руки легли ему на плечи, удерживая мягко, но крепко.
– Ш-ш-ш! – раздался над головой мягкий голос доктора Саргасса. – Не так быстро, Веттели, вставать вам пока рановато.
Прохладная ладонь успокаивающе погладила по щеке и задержалась на шее, там, где пульсирует сонная артерия.
Сразу стало жутковато. В такхеметском полевом госпитале так ласково обращались лишь с теми, кому в самое ближайшее время предстояло помереть. Да и пульс на шее обычно проверяли у тех, в ком уже подозревали покойников. Неужели вчерашняя история ещё не кончилась?
– Почему? – шёпотом спросил он, громче что-то не вышло. – Почему рановато? Я вообще где?
– В изоляторе, где же ещё, – терпеливо пояснил Саргасс. – А вставать рановато, потому что вы ещё не вполне пришли в себя. Через часок-другой, я думаю, можно будет попробовать, но не сию минуту.
– А! – обрадовался Веттели: кандидату в покойники не станут обещать, что он поднимется на ноги через часок-другой. – А где Эмили? – последнее, что он помнил, это как ведьма отсылает её за Саргассом. Сколько прошло с тех пор? Целая ночь? Он почувствовал, что соскучился.
– Я, наконец, прогнал её спать! – объявил Саргасс с гордым видом полководца-победителя. – Она вторые сутки отказывалась от вас отойти, хотя в этом не было никакой нужды. Ваше состояние давно уже перестало внушать опасения.
Ах, как это мило с её стороны, какая она любящая и заботливая, подумал Веттели сентиментально… Что?!!
– Что?!! Вторые сутки?! Какой сегодня день? – сколько же он проспал? Что скажет начальство?
– Вторник. Да не паникуйте вы так! Вы официально освобождены от занятий на неделю.
То ли у него всё было на лице написано, то ли доктор Саргасс тоже принадлежал к числу лиц, искушённых в безмолвной речи.
– На неделю! – от сердца отлегло, перспектива бездельничать ещё пару дней приятно грела душу, но место для тревоги в ней всё-таки осталось. – Боюсь, как бы меня всё-таки не уволили. Слишком уж часто я пропускаю уроки.
– Не переживайте, не уволят, – авторитетно заверил Саргасс. – Все очень рады, что вы остались в живых. Профессор Инджерсолл сам обещал к вам попозже зайти.
– Да, – кивнул Веттели, поудобнее устраиваясь на подушке – теперь он успокоился окончательно. – Я тоже рад. В какой-то момент мне казалось, что я обязательно умру, – доверительно признался он. – Просто чудо, что обошлось.
И тут доктор Саргасс смерил его долгим, странным взглядом. И ещё более странные слова произнёс, усевшись рядом на край кровати, и как бы невзначай взяв за запястье.
– А знаете, Веттели, на самом деле не обошлось. Вы действительно умерли в воскресенье, в восемь тридцать пять пополудни.
– Я… что?! Умер? То есть, СОВСЕМ? – смысл услышанного дошёл до сознания не сразу, а когда дошёл, захотелось ещё раз умереть. – Значит, я уже того… труп? Бессмысленная нежить? – в глазах, стыд какой, стало горячо и мокро, сто лет такого не бывало. Только бы Саргасс не заметил! Неужели безмозглые и хищные чудовища тоже способны плакать? Стоило тогда помирать!
– Добрые боги, разумеется, не совсем! – поспешил опровергнуть доктор почти сердито. – Какая там нежить? Вас не было в этом мире три минуты двадцать пять секунд, кратковременная остановка сердца. К счастью, у вас очень живучий организм – даже удивительно при тех проклятиях, что на вас лежали, и при том состоянии, до которого они успели вас довести. Вопреки нашим опасениям, вас довольно легко удалось реанимировать, и уже к утру опасность, хвала добрым богам, миновала окончательно. Так что в своей принадлежности к числу живых можете не сомневаться.
– Спасибо! – выдохнул Веттели с чувством, непонятно кому адресуя свою горячую благодарность: своим спасителям, добрым богам или собственному живучему организму. Потом вспомнил о главном, и не столько спросил, сколько с удовлетворением констатировал казавшийся очевидным факт. – Значит, я стал нормальным человеком, и убийства, наконец, прекратились. Надеюсь, моё проклятие согласятся приравнять к одержимости и меня за них не повесят. Было бы обидно, правда?
– Правда, – серьёзно кивнул собеседник. – Это было бы действительно обидно. Но вас не повесят, даже не сомневайтесь. Потому что к убийствам вы не имеете никого отношения, теперь это доказано.
– Каким образом? – всё-таки он ещё плоховато соображал: доказательство могло быть только одно.
– Преступления не прекратились.
– Что?! Не может быть! – за долгий и многотрудный выходной день он так привык считать себя кровожадным чудовищем, что расстаться с этим убеждением оказалось нелегко.
Саргасс пожал худыми плечами, рассудительно возразил:
– Почему же не может? Да, вы были прокляты и медленно превращались в опасную нежить. Но до завершения процесса оставалось ещё достаточно времени, и ваша личность, кстати, не менее стойкая, чем ваш организм, почти не пострадала. Вы до последнего сохраняли контроль над собой и никаких злодейств не совершали. Это делал и продолжает делать кто-то другой.
– Кто? – быстро спросил Веттели. – В смысле, кто убит на этот раз? – он замер в ожидании ответа, мгновение показалось вечностью.
– Никто не убит. На этот раз злодей немного промахнулся. Всё утро за воспитанниками строго следили, к тому же мисс Брэннстоун устроила так, что на территории школы стали временно недоступны любые чары, в том числе отвод глаз. Поэтому убийца не смог подобраться достаточно близко к жертве. Удар был нанесён из окна второго этажа центрального крыла, когда мальчиков вывели во двор на утреннюю гимнастику. Серьёзно пострадал один из пятикурсников, нож пробил ему щёку. Пришлось везти на операцию в Эльчестер, жить, к счастью, будет.
– Из окна центрального крыла без применения чар попал ножом в щёку? Ничего себе – промахнулся! – восхитился такой меткости Веттели. Сам бы он, пожалуй, так смог, если бы очень постарался, а кто ещё?… Трое-четверо знакомых по Махаджанапади, ещё несколько по Такхемету. Но чтобы кто-то из штатских? Без специальной подготовки? Маловероятно!
– Подождите! А что это за утренняя гимнастика во дворе? – запоздало удивился он.
Доктор Саргасс саркастически усмехнулся, ответил вопросом на вопрос.
– Даже интересно, чем вы занимались на последнем педагогическом совещании, милый мой?
Веттели напряг память. Кое-что в ней таки всплыло.
– Сначала я слушал, как все ругаются по поводу краснухи: отменять уроки или нет?
– Так. А потом? – доктор напустил на себя суровый вид экзаменатора, допрашивающего нерадивого ученика.
Потом? Потом ему сделалось скучно до зевоты, и тут в рабочей папке предусмотрительной Эмили, среди разных полезных бумаг обнаружился карманный томик стихов Огастеса Гаффина, впервые вышедший в свет и робко презентованный ей накануне самим автором. Современная романтическая поэзия приятно скрасила их суровый педагогический быт. И пусть в некоторых местах им было очень трудно удерживаться от смеха, зато другие стихи были просто восхитительны; талант гринторпского поэта нельзя было не признать.
В общем, они очень мило провели время, но остаток совещания пропустили мимо ушей.
– Потом мы с Эмили немного отвлеклись.
– Неужели целовались, сидя в заднем ряду? – шутливо возмутился Саргасс, и Веттели подумал, что на самом деле доктор – очень приятный в общении человек, совсем не такой суровый, как кажется на первый взгляд.
– К моему большому сожалению, до этого не дошло. Зато мы читали стихи Огастеса Гаффина. – ответил он в тон.
– А-а! Вон оно что! – неожиданно обрадовался Саргасс. – Теперь мне понятно, почему вы то и дело хихикали. А я всё гадал: чего такого весёлого вы нашли в обсуждении педагогических вопросов?
– Разве мы хихикали? – очень удивился Веттели. – Мы так старались сдерживаться!
– Может быть, вы и старались, но получалось у вас плоховато. Мисс Топселл три раза смотрела на вас строго.
– Правда? А мы не заметили, ах как неловко! – Веттели совсем смутился, он и в самом деле почувствовал себя проштрафившимся учеником. Бедная, бедная мисс Топселл, наверное, она должна его ненавидеть! – Но что же с гимнастикой? – он, наконец, вспомнил, с чего начался разговор об их дурном поведении.
Доктор пренебрежительно махнул рукой.
– А! Это до нас дошли модные континентальные веяния! Якобы, физические упражнения на свежем воздухе в утренние часы способствуют укреплению организма подрастающего поколения. Лично я, как врач, убеждён: подрастающему поколению было бы куда полезнее посвятить лишние полчаса сну, а не ритмичному дрыганью конечностями на морозе… – «Золотой человек! Цены ему нет!» – умилился Веттели, – … но ваш, с позволения сказать, однополчанин Токслей успел заразить этой идеей большую часть коллег и господина директора в том числе… – «Вот! Из лейтенанта получился настоящий учитель – следит за континентальными веяниями, развивает педагогические идеи! А я, грешный, никуда не гожусь. Одна мне дорога – в гидравлики…» – Так что с понедельника у нас новое развлечение, хорошо хоть девочек пожалели. А Токслей, к слову, даже не удосужился присутствовать на «премьере» своего детища – бросил его на классных наставников, а сам укатил решать какие-то дела с наследством.
