– Только говорят, с самим собой потруднее бывает справиться, чем с кем бы то ни было… – многозначительно добавил он.
– Это если не знаешь – кто ты, – сдержанно заметил я, рассматривая стену с сейфом: картина там больше не висела, зато оголенная ниша была почти доверху заполнена аккуратно уложенными плоскими кирпичиками, отсвечивающими желтизной в сумраке гостиной.
– Золотой запас… – гордо сообщил он, проследив за моим взглядом. – Правда, теперь все обесценилось, но ничего, придет время…
– Твое время уже пришло, – сказал я. – Оно тебе не нравится?
– Разговор этот мне не нравится, – нахмурился он. – Ты тут мудрецом себя, что ли, вообразил?.. Наш с тобой «умник» первым спекся, так что не надо щеки надувать…
– Картина в спальне? – спросил я.
– Классная?..
– Зачем ты ее унес?
– Тут она больше не нужна. А там… Я люблю яркие цвета.
Его тон неожиданно переменился и стал каким-то слегка растерянным.
– А здесь все будто превращается в пепел, – пожаловался он. – Все краски… Блекнут с каждым днем.
Я кивнул:
– У нас ненамного лучше.
– Да, у вас не лучше, – согласился он, и мне вдруг почудилось, что нас это действительно сблизило.
– А там… Там, где теперь светит солнце… Ты бывал там? – спросил я.
– Солнце? – недоуменно посмотрел он на меня.
– Ты не бывал там?
– Там, откуда ты сбежал? – подозрительно прищурился он.
– Сбежал? – не понял я: вряд ли мой почти вынужденный уход можно было назвать бегством. Или он имел в виду что-то другое?
– Отчего же ты перебрался к «умнику»? – язвительно поинтересовался он, снова резко поменяв тон.
– Там было слишком… – замялся я, не зная, что и сказать.
– Да там же ни черта нет! – обличительно перебил он меня. – Пустота!.. Пустота и ветер! Один только ветер…
«Вот почему Насим тогда так странно себя повел, – догадался я. – Они там ничего не видели. Для них там один только ветер…»
– Ладно… Я убью тебя, и все встанет на свои места, – утешил меня мой последний наставник. – У нас больше никогда не будет этих дурацких… приступов… ты увидишь. Ты поймешь, что такое настоящая жизнь.
Он смотрел на меня почти по-отечески…
– Тебя нельзя оставлять в живых, – окончательно постановил он.
– А ты способен это сделать? – оценивающе взглянул я на его совершенно ребяческое лицо. – И ты уверен, что так будет правильно?
– Все станет как раньше! – убежденно заявил он: кажется, ему очень хотелось, чтобы я его поддержал.
– Это невозможно, – вздохнул я.
– Почему?..
С улицы послышались далекие раскаты грома. Он настороженно поднял голову:
– Давно собирается…
– Зачем ты убил Кеглю? – спросил я. – Да еще так подло… Прямо на глазах у Ирки… Под чужой личиной.
– Под чужой? – осклабился он.
– Виталик был совершенно безобиден.
– Хотел тебя расшевелить, – невинно пожал он плечами. – Вдруг бы Насим до тебя первым добрался… А мне хотелось лично тебе в глаза заглянуть. И потом… Тогда у меня еще не было печати – ты сам меня туда и затащил, я только воспользовался моментом… А он обрадовался, когда меня увидел. Стоило всего лишь улыбнуться ему. Прямо как дитя…
– Тебе все это нравится… – скривился я.
– Таковы правила игры, – возразил он.
– Я твоя последняя игрушка.
– Да…
– Ты останешься совсем один.
– Я всегда был один, – сдвинул он брови. – Сколько бы ты ни путался у меня под ногами… Но я всегда был первым.
– В чем это? – насмешливо спросил я. – Как-то не следил я за твоими успехами…
– Я принимал решения и совершал поступки, а ты только замаливал за меня грехи да подбирал объедки с моего стола, – надменно заявил он.
– Какие грехи, какие еще объедки? – изумился я: он однозначно проживал жизнь в какой-то другой реальности…
– Я шлепнул того парня, а ты отсидел… Нет?
– Вот ты о чем.
– А помнишь ту девку?
– Какую девку?
– С которой Кегля путался.
– Ольгу?
– И тут ты опоздал… – ухмыльнулся он.
– Так это ты изнасиловал Ольгу?
– А ты думал, «умник»? – На его лице было написано такое искреннее самодовольство, что мне даже стало немного жаль его – он совершенно не понимал, насколько нелепо это выглядело.
– Но у него была печать, – недоверчиво прищурился я. – У тебя печати не было, ты просто хочешь меня разозлить…
– Я оказался в том же месте и в то же время. Удивительно, правда? Жизнь полна таких неожиданностей. Я пришел навестить Кеглю… Эти печати очень вероломные штучки – так и норовят тебя подставить. Не замечал?
– Я не стану тебя убивать, – равнодушно сказал я.
– Я знал, что ты слабак, – сразу же посерьезнев, укоризненно заметил он.
Вспышка молнии вырвала его лицо из полумрака, и я вдруг отчетливо увидел в глубине его зрачков затаившийся древний ужас.
– Тебе придется все начинать сначала. – Я снял медальон со своей шеи и облегченно вздохнул: у меня было такое ощущение, что снял я с себя ярмо.
– Слабак… – повторил он. – Ты бросаешь меня, а мы могли бы…
– Больше нет, – покачал я головой, протянув медальон ему. – Теперь я свободен.
– Но мы должны… – окончательно потерялся он, даже не взглянув на печать.
– Кому?
Он что-то ответил, но докатившиеся до нас раскаты грома помешали мне его услышать. Зато я увидел нож в его руках – это было явно антикварное оружие.
– …Мне просто больше ничего не остается, я должен… У меня… у меня больше ничего не остается… – почти беззвучно бормотал он, словно творил заклинание.
– Собрались, мальчики? – послышался со стороны спальни до боли знакомый женский голос: в дверях, кутаясь в мой махровый халат, стояла Юлия. Она сладко зевнула, подошла к письменному столу и поставила на него высокую восковую свечу, которую держала в руке. Надо сказать, ее внезапное «явление» ошарашило меня почище всех этих громов и молний, которые нагнетали жути за окном: выглядела она совершенно обыденно, по-домашнему, и этот ее облик так контрастировал с ирреально сумрачным миром вокруг нас, что его ирреальность стала, наконец, вопиющей… И от нее веяло тем же самым спокойным, умиротворенным присутствием чего-то вечного… что было так безмятежно в своей вечности там – посреди залитого солнцем безлюдного города…
– Мы тебя разбудили, милая? – с неожиданной нежностью в голосе поинтересовался смертельно опасный осколок моего «я», трепетно лаская пальцами лезвие старинного кинжала.
– Я давно не сплю, – улыбнулась она в ответ и, чиркнув спичкой, зажгла свечу. – Только вы не хотите меня замечать.
– А ты не верила, что он придет…
– Я верила, – мягко возразила она. – Но он пришел не только к тебе.
Свеча разгорелась так ярко, что вся комната наполнилась теплым колеблющимся светом.
– Уж не к тебе ли?.. – В его голосе прорезались неприятно вибрирующие нотки.
– Вряд ли он на это рассчитывал, – сказала Юлия.
Мой болезненный «осколок» снова обернулся ко мне, глядя с вызовом:
– Я всегда был первым, – заносчиво напомнил он. – Но это не значит, что тут ты можешь стать вторым.
– На этот раз ты не был первым, – спокойно заметила Юлия. – Иначе мне было бы не собрать вас…
Кажется, это здорово выбило его из колеи: он подавленно молчал.
– Не нужно больше крови, мальчики, – сказала она. – Вы уже взрослые, неужели вы еще не наигрались в эти игры?.. Или вы доверяете мне, или ничего у нас не получится.
– Но ему не нужна эта жизнь! – с отчаянием в голосе воскликнул мой «товарищ по играм». – Он готов отказаться от нее.
– Только так он может остановить тебя. Ты ведь не хочешь провалиться в пустоту?
Я слушал их зачарованно, словно ребенок: подозреваю, что я даже сидел с открытым ртом. «Рассудок беспомощен», – вновь вспомнил я. Все же хорошо, что нашего «умника» сейчас не было с нами – он бы точно не вынес всего этого и свихнулся… Зато «потом» он бы все объяснил как надо – все бы расставил по полочкам… Мыслить вспять – это же его конек.
– Но как же закон? – продолжал артачиться мой загнанный в угол осколок.
– Ему не нравится этот закон, – терпеливо пояснила Юлия. – Значит, это больше не его закон…
– А я? – сердито нахмурился он.
– Ты исполняешь законы – в этом твоя сила, – ловко подсластила она пилюлю, и, похоже, он ее проглотил…
«Ну, в самом деле, просто детский сад какой-то…» – умилился я про себя.
– Да, в этом моя сила, – с важностью сказал он.
– Поэтому ты не можешь изменить закон.
– Не могу, – подтвердил он.
– А он может… Но сила закона в тебе, и ему без тебя не обойтись.
Он посмотрел на меня внимательно, словно впервые увидел. В его взгляде читалось превосходство, но… В то же время он, кажется, старательно пытался угадать – чем же я так отличаюсь от него, что «могу» менять законы, и эта моя загадка теперь явно вызывала у него интерес, а не гнев.
«Красиво сработано, ничего не скажешь… – подумал я. – И без рассудка тут все же не обошлось… Что же, как ни вода, способно утолить жажду? Может быть, это она теперь – наш новый „умник“?» – озадаченно покосился я на Юлию: девушка была безмятежна… слишком безмятежна для рассудка… И теперь она выжидательно смотрела на меня.
