– Ты не спишь?
– Я ждала тебя, раз ты сказал, что придешь раньше утра.
– В следующий раз не жди, ложись спать.
– Но как же я тогда смогу подать тебе напиток и воду для мытья? И, посмотрев в ее изумленные, непонимающие глаза, я понял, что спорить не стоит. Пока – не стоит. Тем более после того, как мне пришлось попотеть в клубе, напиток был кстати, да и умыться хотя бы по пояс хотелось прямо сейчас, а не утром. Душ – роскошь, оставшаяся в моем родном мире. Здешняя обыденная жизнь предлагала только баню или облиться водичкой из ковшика – такое удобно только если тебе в этом помогают.
К тому же перекусить сразу и разогретой по всем правилам едой приятнее, чем перехватывать что-нибудь и как-нибудь, холодное, уже припрятанное в погреб для лучшей сохранности. Устраиваясь на постели рядом с теплой женой, я жмурился от удовольствия.
– Ты меня разбалуешь совсем.
– Это важно, чтоб тебе было со мной хорошо. Ведь мне так повезло. Кто же разумный упускает свое счастье?
– Повезло? Но твои родители были никак не беднее меня. Я видел ваш дом, и это приданое…
– Сословие воинов стоит намного выше, чем сословие угольщиков, водовозов, дровосеков, крестьян. К тому же ты не просто боец, а гладиатор, раньше служивший императору. И потом – такой красивый, – она отвернулась, похоже, смущенная. – И добрый.
– А что приятнее? – я допытывался спокойно, из чистого любопытства, совершенно не ощущая себя задетым. С чего? Ведь она меня пока совсем плохо знает, откуда взяться любви? – Что гладиатор или что привлекательный и добрый?
– Все важно.
И я понял, что этот ответ хорош своей абсолютной честностью. Может быть, в нем виделось слишком много практичности, однако тем убедительнее становились ее забота и старание угодить мне. У местных не принято было прятать истину за кружевами вежливых, любезных или романтических слов. С непривычки шокировало, и неприятное ощущение возникало то и дело даже теперь, когда, казалось бы, уже следовало привыкнуть.
Однако в глубине души я догадывался, что восхищение Моресны моим статусом, ее мнение обо мне как о человеке добром должно было стать куда более надежным фундаментом для построения любви, чем какие-то романтические слова. Просто нужно время.
– И прости, что я говорю об этом сейчас, – неуверенно произнесла она. – Но мне нужно хотя бы два новых платья. У меня нет платьев, соответствующих одеяниям жены представителя воинского сословия.
– Конечно, я дам тебе деньги, – сонно ответил я. – Сколько нужно, столько и дам. Какого эти платья должны быть цвета?
– Бордового или темно-багряного оттенка. Два повседневных платья, новое праздничное я могу сшить потом. К тому же его цвета не столь важны. Ты позволишь мне купить ткани уже завтра?
– Само собой. А почему не важны цвета праздничных нарядов?
– Праздник – день, когда сословие – дело десятое. Важнее радость. Но в обычной жизни человек ведь сразу должен знать, кого он встречает… И… Если не ошибаюсь, к наградам обычно даются золотые ленты. У тебя они тоже есть?
– Да, есть.
– Если ты позволишь, я нашью их на свой выходной плащ.
– А, так вот они для чего…
– Конечно. – Она приподнялась на постели и наклонилась надо мной, смеясь. – Ведь все вокруг должны знать, что мой муж – великий гладиатор! Пусть все завидуют и боятся меня обидеть!
– Вот уж, великий, – отмахнулся я, тем не менее польщенный. Восхищение женщины трогало даже тогда, когда казалось не совсем заслуженным.
– Мне все соседки завидуют. Удивляются, почему ты меня взял в жены. Говорят – такой знаменитый боец мог бы и получше выбрать. – Она посмотрела на меня опасливо. – Не стоило мне это говорить.
– Соседки, наверное, недоумевают, чего это я их не выбрал.
– Может быть…
– Но почему ты считаешь себя некрасивой?
– Я же такая тощая… Ни груди, ни… В общем, тела-то нет. Красивая женщина – она кругленькая, ладненькая и как минимум килограмм на тридцать больше меня весит. А я как на диетах ни сидела, как ни пыталась набрать веса – без толку. Все равно как щепка.
– Ну как сказать. Во-первых, ты не тощая. А во-вторых… Знаешь, у меня на родине красивыми считаются девушки, по сравнению с которыми ты очень даже кругленькая.
Моресна, приподнявшись на постели, смотрела на меня с недоверием.
– Ты шутишь?
– Нисколько. Мои соотечественницы специально сидят на диетах, ничего не едят, чтоб быть тощими-тощими, прямо одни кости.
– Господи! Зачем?!
– Потому что у нас считается, что это красиво.
– Но это же не так! Какой мужчина захочет иметь дело с такой женщиной? Ни обнять, ни прижать… Я уж молчу о том, что детей родить она сможет едва ли. Это как раз не так уж важно, особенно если в городах. Мужчины ведь не любят щепок!
– Мужчины любят разных. На любую женщину найдутся мужчины, которым именно такая женщина по вкусу. Я лишь хотел объяснить тебе, что представления о красоте бывают очень разными. Где-то считается так, где-то – эдак. Мне же нравишься именно ты и такой, какая ты есть. Обещай, что не станешь сидеть на диетах и пытаться себя изменить. Что останешься такой, какая ты есть сейчас.
– Обещаю, – она с любопытством смотрела на меня. – Раз тебе так больше нравится, то конечно.
…С Моресной легко было ужиться – она с удовольствием хлопотала по дому и хозяйству, быстро распихала по углам свое немалое приданое, через несколько дней уже копалась в земле, сажала какую-то зелень, овощи. Перезнакомилась с соседями, рассказала мне, кто из них чем занимается. Словно кошка, чувствовала, когда мне хочется компании, ее щебета «ни о чем», и не обижалась, если я давал понять, что хочу побыть один.
С другой стороны, для нее не существовало понятия личного пространства, куда можно вторгаться только по приглашению. Она спокойно забиралась в мои сумки и карманы, пересчитывала деньги, не смущаясь, заглядывала в любой уголок дома и явно воспринимала свое поведение как нечто совершенно естественное. Этот дом с самого первого дня был в ее понимании ее собственным домом, где можно как угодно двигать мебель, переставлять вещи, перевешивать и перекладывать под свои вкусы, выбрасывать предметы утвари и тряпки, не спрашивая моего мнения. Должно быть, так здесь жили все супруги.
Единственное, чего она не касалась никак, – вопросов моей работы и иных занятий вне дома. Интерес не проявляла настолько, что лишь очень осторожно осведомлялась, приду ли я вечером того же дня или задержусь до утра. Хотя стоило мне начать рассказывать о своих тренировках или боях, слушала внимательно, с любопытством ребенка. Мое прошлое охотника также вызывало уйму интереса, однако спрашивать первой она даже не пыталась. Вопрос, не хочет ли посмотреть мой бой, поставил Моресну в тупик.
– Разве можно? Разве б ты хотел, чтоб я интересовалась такими вещами?
– Интерес нельзя контролировать. Если тебе неинтересно, то, конечно, какие вопросы.
– Как это – нельзя контролировать? Странно. Все мужчины считают, что женщина должна интересоваться только нарядами, домом, рукоделием. А чем-то другим – не подобает.
– Повторю то, что уже сказал однажды: мужчины бывают разные. Я так не считаю. И покажу тебе бой, если хочешь.
У нее вспыхнули глаза, но одновременно с тем краска залила личико.
– Господи, если мать узнает, что я об этом с тобой говорила…
– Ну и что она сделает? Разве ты после свадьбы не вошла в мою семью?
– Да, все так, только… Она рассердится. Но ты прав. Если ты хочешь, я с удовольствием посмотрю… Хоть и боюсь немного.
Я любовался ее смущением – оно делало ее смугловатое спокойное лицо чуть оживленнее и милее. Нет, не красавица, конечно, куколкой ее не назовешь. Зато какой приятный голос, какой взгляд, рисунок губ… Какая пластика… На нее, несущую из колодца воду или большую корзинку со свежими фруктами, приятно было посмотреть. Да и просто так – тоже.
…В клубе все шло как нельзя лучше. Казалось, женитьба сразу подняла меня на какую-то особую ступень доверия. Я понимал, почему для работодателя женатый гладиатор выглядел наилучшим вариантом – нормальный человек, обремененный семьей, вряд ли сможет позволить себе запить и загулять накануне выступления, просто так не бросит все и не подастся к черту на кулички. Женатый человек вынужден искать стабильности.
Но дело было отнюдь не только в личных предпочтениях владельца клуба. Хоть я пока что мало понимал в здешних обычаях и представлениях, уже начал потихоньку осознавать, что местным женатый человек априори внушает больше доверия, чем одиночка. Наверное, это тоже можно понять. Человек с семьей обременен не только обязательствами, но и изрядной долей социальной ответственности, он предсказуем в своих поступках и не может, к примеру, запросто пойти на преступление. Одиночку в случае чего ищи-свищи в чистом поле. Семейный не снимется так просто с места.
