И увидел Олега, застывшего на подоконнике, полуголого, перехваченного под грудью окровавленной повязкой, часто и хрипло дышащего. И бездумным инстинктивным движением вскинул карабин.
Но почему-то не выстрелил. Несколько секунд они смотрели в глаза друг другу. Потом усатый опустил оружие.
Олег коротко поклонился ему. Боец, чуть усмехнувшись, неторопливо двинулся туда, куда с воплями убежал его товарищ.
– В саду! – прилетел издалека еще один возбужденный крик. – Слыхали? В саду!..
Олег отжал своей шпагой раму окна и провалился в нутро темной комнаты.
* * *
По несложному лабиринту неосвещенных комнат он шел быстро и целенаправленно – местоположение Елисеева было известно Трегрею, поэтому относительно того, в каком направлении двигаться, колебаться не приходилось. В одном из туалетов он напился воды, взял из вазы на столе очередной комнаты яблоко, съел его на ходу.
В коротком коридоре, соединяющем боковое крыло и центральное строение особняка, Олег замедлил шаг. За неплотно прикрытой дверью слышались голоса. Подкравшись к двери, Трегрей чуть приоткрыл ее. В образовавшуюся тонкую щель он увидел невероятных размеров холл, из центра которого начинала восхождение наверх громадная мраморная лестница, наличием каковой в своем дворце вполне мог бы похвастать любой монарх. Лестница эта, обрамленная вычурными золочеными перилами, со ступенями, крытыми алой ковровой дорожкой, вела к открытой полукруглой площадке второго этажа, и дальше – на третий этаж. А у подножья лестницы стояли трое мужчин очень серьезного телосложения, одетых в одинаковые строгие костюмы. У одного из мужчин из-за полы расстегнутого пиджака виднелась поясная пистолетная кобура. Впрочем, и другие двое скорее всего тоже были вооружены. От подножья «королевской» лестницы Олега отделяло расстояние в добрый десяток метров – так что, о том, чтобы подобраться к мужчинам на расстояние удара незамеченным, нечего было и думать. И в том, что эти трое, только увидев Олега, немедленно откроют огонь, сомневаться не приходилось.
Олег поднял глаза к исполинской многоламповой люстре, заливавшей ярким светом все пространство холла. Пот снова выступил на лице парня, устало забился под кожей на виске зигзаг вены.
Лампы в люстре стали тускнеть и, спустя несколько мгновений, одна за другой погасли вовсе. Мужчины в костюмах засуетились, выхватывая оружие. Когда же холл полностью погрузился в темноту, загремели выстрелы.
Выждав немного, Трегрей выскользнул из коридора в холл.
* * *
– Стреляют… – удивленно выговорил Елисеев и тут же подскочил. – На лестнице стреляют! Неужто он сюда добрался, этот пацан?
Ростислав Юлиевич, держа руку с пистолетом в кармане халата, пружинистой походкой подошел к двери. На лице Елисеева читался азарт – будто то, что сейчас происходило на территории его имения, происходило не на самом деле. Будто это была – игра. И пусть сейчас он явно проигрывал, но все же он в любой момент может остановить эту игру.
Он приоткрыл дверь и выглянул наружу – в полную тьму, кишащую, будто опасными зверями, воплями и грохотом выстрелов. А затем шагнул обратно и обвел взглядом зал: половина девочек одурманенно спала, остальные же пялились в экраны телевизоров, вовсе не обращая внимания на то, что творилось вне стен «гарема». Купидон, облизывая губы после очередной дозы кокаина, неотрывно смотрел на тонкую шею сидящей перед ним «японской школьницы», словно трогал глазами эту шею. Кардинал, будто деревянная статуя, стоял у открытого балкона. Руки его были стиснуты на груди.
В голове у Руслана Карловича бушевала буря смятения. Несколько минут назад его осенила неожиданная мысль, и теперь Мазарин никак не мог от нее, волчком кружившейся в сознании, отделаться. «Так вот он кто такой, этот Олег Гай Трегрей… Господи, как же я раньше не догадался!»
– Чего притихли все, а? – вопросил Елисеев. – Сказано же – всем сегодня веселиться!
Он пихнул локтем Снежка, с тупым спокойствием дожидающегося распоряжений от хозяина:
– Вали, проверь, что там. Потолочная лампа, видать, вырублена, включи дополнительное освещение – сразу у двери выключатель. Что-то там теперь тихо стало…
Снежок кивнул и, распахнув дверь, шагнул в темноту. Ростислав Юлиевич остановился на пороге. Правую руку он так же держал в кармане халата.
* * *
Пошарив рукою по стене, Снежок нашел выключатель. Вспыхнули одновременно лампы – настенные, на площадке третьего этажа, и на перилах по всей длине лестницы. Выглядывавший из-за мощной спины Снежка, Елисеев заметил далеко внизу, у подножья лестницы, своих телохранителей: двое лежали, слабо пытаясь шевелиться, третий, сидя на корточках, заунывно стонал, держась обеими руками за окровавленную голову. Но еще раньше Ростислав Юлиевич увидел ровно и размеренно поднимающегося к нему по лестнице невысокого черноволосого паренька, обнаженного по пояс, обмотанного пониже груди какой-то пропитанной кровью тряпкой. В руке паренек держал – тут Елисеев удивленно моргнул – средневековую шпагу с длинным клинком. И клинок этот также был испачкан кровью.
Елисеев выступил из-за спины Снежка.
– Браво! – громко воскликнул Ростислав Юлиевич. – Олег Гай Трегрей, так вас, кажется, прозывают? Браво! – он поднял было левую руку, вроде как собираясь похлопать в ладоши, но, сразу передумав доставать из кармана правую, хлопать не стал. – Если говорить откровенно, такой прыти я от вас не ожидал.
Олег не остановился. Он почти уже достиг площадки второго этажа.
– Между прочим, не отвечать на приветствие – невежливо, – голосом, все таким же снисходительно насмешливым, заметил Елисеев. И легонько подтолкнул Снежка в спину.
Тот понял хозяина и, разминая на ходу шею и плечи, двинулся вниз по лестнице. Олег поднял голову на Снежка, огромного, страшного, уверенно надвигавшегося на него.
– Имею честь предупредить вас о том, что я – урожденный дворянин, – хрипловато проговорил Трегрей.
– Это я уже слышал, – сказал Ростислав Юлиевич, хотя эти слова Олега предназначались не ему, а Снежку. – Вот по этой причине, я надеюсь, вы сразитесь с моим человеком в честном рукопашном бою – безо всякого оружия.
Олег, мельком глянув на Елисеева, на ходу переложил шпагу в левую руку.
Когда расстояние между Трегреем и Снежком сократилось до пяти ступеней, последний, звучно ухнув, прыгнул вперед и вниз, явно намереваясь смять некрупного противника, опрокинуть его своей великанской тушей.
Олег не стал уворачиваться или пытаться выставить защитный блок. Он ударил навстречу, снизу вверх, попав кулаком верзиле под мышку и вышибив ему плечевой сустав. Снежок с воем покатился вниз по ступенькам, а Олег, чуть покачнувшийся от столкновения, но устоявший на ногах, продолжил путь наверх.
– Бра-аво… – протяжно хмыкнул Елисеев, отступая к двери. – Ну что ж… отдаю дань вашей настойчивости и прошу пожаловать в мои покои.
Спиной вперед он вошел в зал, оставив дверь открытой.
* * *
На самых верхних ступенях Олегу стало дурно. Его качнуло, и он едва устоял на ногах. Трегрей понимал: сил на применение ментальных способностей второй ступени Столпа Величия Духа у него уже не осталось. Да и тело было измотанно до крайности. Но он двинулся дальше – вверх, опираясь на свою шпагу, как на трость.
И мысли повернуть назад, уйти, сохранив таким образом, возможно, свою жизнь, в голову Трегрея не приходило. Не могло прийти. Он знал: дело чести нужно довести до конца во что бы то ни стало. Эта убежденность не проявлялась в нем постепенно, по мере накопления жизненного опыта или в процессе обучения в Академии, как у большинства его однокашников. Она была в нем всегда: растворенной в крови, крови урожденного дворянина, с самого рождения.
Трегрей перешагнул порог «гарема», мгновенно убедившись в том, что непосредственная опасность ему прямо сейчас не грозит, и потратил несколько секунд, чтобы осмотреться.
Прямо напротив него, на огромном диване, в подчеркнуто царственной позе развалился Елисеев. У ног Ростислава Юлиевича сидел Купидон, на коленях которого покоилась голова снова глубоко впавшей в дурман опьянения Насти Бирюковой. Олег едва заметно вздрогнул, увидев свою подругу – она, блаженно улыбаясь, что-то бормотала непослушными губами, обеими руками прижимая к себе, как куклу, пузатую бутылку дорогого коньяка, уже наполовину опорожненную. На чистом лбу Насти темнела рука Купидона, длинные его пальцы медленно сгибались и разгибались, словно он выпускал и снова втягивал когти. Кардинал застыл у балкона, полускрытый тяжелой алой портьерой. Девочки «гарема», те, кто мог еще, конечно, здраво соображать, уставились на вошедшего Олега с любопытством. Девочки понимали, что вот этот полуголый окровавленный парень, кажется, и есть виновник переполоха в особняке, но, глядя на внешне спокойного своего хозяина, они, давно отвыкшие решать что-то за себя самостоятельно, тоже не испытывали страха. В конце концов в этом зале время от времени разворачивались и куда более волнительные сцены. Да и Олег вовсе не выглядел устрашающим монстром.
