– Мы оторвались. Эти люди посланы богами, однако они не служат целям богов. Кто этот седой воин?
– Его зовут Рагнар.
– Он преследовал тебя?
– Я так понимаю, его послали меня убить.
– Я уже встречал его раньше.
– Где?
– В прежней жизни. Я уже сражался с ним прежде. Он сильный противник. Есть у него меч?
– Какой меч?
– Особенный, загнутый меч. Похожий по форме на лунный серп.
– Я такого не видел.
– Он появится, заодно с камнем.
– Каким камнем?
– Волшебным камнем. Волчьим.
Луис был настолько потрясен, что даже не вспомнил об амулете в своем вещмешке.
– Что вообще происходит?
– Бог приближается. Его символ тройной узел на петле для висельника, сам он живет в рунах. Когда двадцать четыре руны соберутся в одном человеке, значит, бог воплотился, и тогда придет волк, чтобы убить его.
– Ты якшаешься с демонами, – сказал Луис.
Он отчаянно нуждался в свете. Он снял с шеи вещмешок и пошарил в нем, выискивая огниво, лампу и пропитанную маслом материю. С большой осторожностью он оторвал полоску ткани. Положил ее рядом с огнивом и чиркнул кресалом. Уже скоро он высек искру, которую удалось раздуть до маленького огонька. Вот теперь можно зажечь лампу.
Пещера оказалась почти сферическая, достаточно высокая, чтобы встать в полный рост. Луис сидел на каменном приступке, волкодлак сидел рядом с ним.
– Что будем делать дальше? – спросил Луис.
– Мы в городе, на котором держится весь мир. Здесь, из источника, вытекают потоки магических сил. Именно ими питаются корни мирового древа. Мы сейчас на пути к источнику.
– Но что, если бог, которого ты ждешь, не придет?
– Он придет. Бог существует в трех формах. Он один из них. Это стало ясно из видения валы. Бог тот, кто на поле битвы под висящей кометой спит с отрезанной головой в ногах. Это знак: сначала О́дин пьет из источника мудрости, затем обезглавливает Мимира, так что бог появится. Надо ему было убить меня, когда я просил.
– А я думал, это ты хотел его убить.
– Его нельзя убить.
– Мне кажется, Василий способен уничтожить весь мир, если пожелает. Только сейчас он далеко.
– Он придет.
– И как же ты хочешь спастись от своей судьбы?
– У источника. Там я обрету прозрение.
– Как ты узнаешь, где этот источник?
– Я слышу.
– Что ты слышишь?
– Руны. В нем живут руны. Они зовут к себе другие руны.
Элиф поднялся и полез под своды пещеры. Там открывался вход в узкий тоннель, куда с трудом протискивались его плечи. Волкодлак, извиваясь, заполз внутрь. У Луиса не было выбора, он последовал за ним, двигая перед собой лампу. Он даже не полз. Он извивался как змея, распластавшись на животе, продвигаясь вперед по миллиметру. Он вдруг безумно испугался этого замкнутого пространства, он отчаянно мечтал дышать свободно, чтобы стены тоннеля не стискивали грудную клетку. Ему не хватило бы храбрости лезть дальше, если бы человек-волк не полз первым. Протискиваясь в подземелье, иногда с помощью одних лишь кончиков пальцев – так сильно были стиснуты руки – он обнаружил, что не может и смотреть по сторонам, потому что из-за узкого лаза приходилось все время опускать голову. Он двигал перед собой лампу, борясь с подступающей паникой.
Он обязан ползти вперед, ради Беатрис. Он не поверил тому, что говорил ему волкодлак, однако ясно, что без демонов тут не обошлось. Если Беатрис каким-то образом угодила в ловушку, он должен ее освободить. Мысль придавала ему сил.
Луис в кровь ободрал колени и локти. Он двигался дальше: толкал перед собой лампу, извивался по-змеиному, делал короткую передышку, снова толкал лампу. Темнота вокруг казалась осязаемой, она была подобна громадной руке, которая может в любой миг протянуться и загасить его крохотный светильник. Огонь в лампе заколыхался. Луис заставил себя поднажать, и в следующий миг лампу забрали. Волкодлак жестом велел молчать и помог ему выбраться из лаза. Они оказались в очередной маленькой пещере, только эта была наполовину затоплена водами водопада, который обрушивался из единственного входа.
Внизу и слева мерцал свет, не такой, как от факела, а очень мягкий и почему-то красный. Человек-волк начал спускаться прямо под водопадом, скрытый струями воды.
Луис напрягся, прислушиваясь. Откуда-то доносились голоса. Какое-то бормотанье, монотонное гуденье.
– У священных вод, где сливаются три потока,
богиня, что три в одной, богиня ночи и ночной тьмы,
здесь, у воды, прими плату за мудрость.
Теперь Луис узнал голос. Он, несомненно, принадлежал начальнику священных покоев.
Неожиданно голос сорвался. Его заглушили какие-то удары по камням у потока, кашель и проклятия. Подходил кто-то еще.
Глава сорок шестая
Девичье колдовство
В озере в пещере сидела мертвая девочка. Эли знала, что она мертва, потому что руки у нее заледенели и она не дышала. Ритуал, в который входило сожжение трав и медитация, дал результат, и она оказалась на том самом пороге, на котором должна была оказаться.
В этих трех потоках были заключены судьбы всех людей. В этом водоеме потоки сливались, сплетались, связывались в единое полотно людской судьбы. Три лика богини Гекаты, три судьбы, три норны – название этих женщин пришло как-то само собой – и были этими тремя потоками, течению которых не в силах противиться даже боги.
А вот он противился. Как же, его зовут О́дин. Мать называла ей это имя, и хотя оно звучало очень странно, звук его как будто отдавался эхом в костях. Ее предки поклонялись этому угрюмому божеству, так сказали ей воды.
Она вытянула руку над головой, чтобы коснуться струй водопада, вливавшегося в озеро.
Назвала его имя. Урд. То, что было. Справа от нее струился еще один поток. Она назвала его имя. Верданди. То, что есть. А третий поток вливался в озеро прямо у нее под ногами, она чувствовала, как движутся его воды. Она назвала имя. Скульд. То, чему суждено быть. Слова этого языка были для нее странны, но при этом совершенно понятны. Это не греческий, на котором молилась богам ее мать. Нет, этот старше, гораздо старше. Она подумала об Одоакре, который привел своих воинов-волков в Рим, который заставил императора опуститься на колени. Может быть, он говорил на этом языке, ее могучий предок?
Эли играла пальцами в невидимых струях. Они покалывали руки и извивались. Это движение завораживало ее. Поддавшись порыву, она подошла к тому месту, где поток вытекал из озера, и опустила ладони в бурлящую струю. Как же приятно. На воду вовсе не похоже, скорее на бесконечно тянущуюся чудесную нить, мягкую и податливую, которая скользит между ладонями.
Ей на ум пришли стихи:
Мудрые девы
оттуда возникли,
три из ключа
под древом высоким;
Урд имя первой,
вторая Верданди,
Скульд имя третьей[24].
Так нить судьбы
пряли усердно,
что содрогались
в Бралунде стены;
нить золотую
свили и к небу —
к палатам луны —
ее привязали[25].
Одно из имен казалось ей особенно знакомым. Скульд. То, чему суждено быть.
– Это мое имя, – проговорила она в призрачном свете камней. – Но что-то надо отдать. – Ее голос вернулся к ней, словно мертвое эхо в маленькой комнате.
Источник требовал ее смерти и смерти матери. Он ясно показал ей, какая судьба ждет ее и многих других людей, если она окажется слишком слабой, чтобы принести эту жертву.
Смерть, вечная, повторяющаяся снова и снова, боль и муки, отречение и безумие. В воде что-то было, оно ярко светилось, и ей хотелось забрать это, как будто ее душа была надгробьем, которое нужно украсить свечами.
Что же это за огоньки такие? Буквы, символы… руны. Вот оно, верное слово. И что делают руны? Они скрепляют Вселенную. Они связывают между собой то, благодаря чему существуют смысл и рассудок. Они ключ к пониманию, фундамент и каркас здравомыслия. Однако они не для того, чтобы их видеть, чтобы их трогать, чтобы ими пользоваться. Умение делать все это – ключ к магии и к безумию.
– Мы связаны с легендой, которую рассказывает бог.
Бог намеревался поселить эти руны в ней, связать ее с собственной смертью. Неужели он думает, что может обвести ее вокруг пальца, ослепить ее, приказывать ей? Воды струились вокруг нее, и она сосредоточилась на себе. Она больше не сидела в озере из воды. Она сидела в озере из мыслей, видений и воспоминаний, в потоке слов, страхов, надежд и разочарований, струящихся между пальцами и падающих в темноту. Она могла управлять ими, изменять их направление.
Она видела в воде оставшиеся знаки, тосковавшие по своим сестрам. Ее смерть – самопожертвование – заточила руны в озере, но не все. Некоторые бежали, испугавшись своей судьбы, и каждая из них унесла в себе частицу бога.
Куда они отправились? И важно ли это? Она могла бы позвать их, и они вернулись бы, освобожденные смертью, чтобы оказаться заточенными в озере. И тогда вечное представление прекратилось бы.
