– Уходим! – крикнул Мартин еще раз, старясь перекричать стоявший в подземелье вой. На помощь первому отряду мясников бежало подкрепление, однако в дыму и среди катавшихся по полу обожженных, пробиться к реке было не так просто.
100
Едва Мартин оказался в ледяной воде, кто-то подхватил его за ногу и так дернул, что Мартин испугался. Он наверняка бы вскрикнул от неожиданности, если бы не находился под водой.
Мелькнула предательская мысль – что морлинги их попросту утопят, однако Мартин гнал сомнения прочь, он поверил морлингу, тот выглядел искренним.
Вскоре он увидел свет – там, где подземная река вырывался наружу. Тот, кто тащил его – подтолкнул снизу и едва ли не выбросил на берег.
Отфыркиваясь, Мартин вышел из воды и сел на камень, глядя как выныривают и выбираются на берег его бойцы.
Вот и Нордквист, тряся бородой, вышел на берег, волоча со своими бойцами раненного – но, похоже, это путешествие тот не перенес.
Они пытались его откачивать, а к Мартину подплыл, тот самый морлинг – родственник Густава и спросил:
– Ну и как ты?
– Я в порядке, вам спасибо. Сами то как?
– Не очень, – признался морлинг. – Восьмерых наших положили мясники Ландфайтера и глостеры.
– Глостеров я не ожидал, – признался Мартин.
– Да и я тоже. А еще эти – с носами…
– Элефанты, называются.
– Я таких зверей раньше не видел.
– Я видел на картинке. У одного вора выиграл, а тот украл у какого-то заморского пирата. Там много разных зверей было нарисовано – диковинных.
– Пока с ними глостеры, нам не победить.
– Да, с этим будет трудно, – подтвердил Мартин и чихнул. – Хорошо бы подмогу от вашего господина.
– Я уже думал об этом и я, конечно, попрошу его… А иначе…
– Все здесь ляжем, а он не получит никакой победы.
– Я ему так и скажу.
– Как вы, вообще, туда проникли? Ты же говорил – река закрыта.
– Да, река была закрыта, но видно, когда вы сумели распечатать сухопутных проход, открылась и подземная река. А потом она не закрылась, потому мы и выбрались. Иначе бы там остались.
– Повезло нам, – сказа Мартин. – Как я узнаю о новостях насчет помощи вашего господина?
– Просто приди к реке.
– Сегодня?
– Нет, сегодня еще рано. Завтра вечером.
– Договорились, – кивнул Мартин и морлинг, чуть отплыв, скрылся под водой.
Договорившись с союзником, Мартин подошел к своим. Он сидели на камнях, подставляя солнцу лицо и руки. Чуть поодаль стояли над распростертым телом Суропа Нордвист и двое оставшихся его бойцов.
Мартин подошел к ним и сказал:
– Вы храбро действовали, братцы. А этот твой пышущий факел здорово нам помог. Что это такое?
– Штука заморская, – хитро улыбнувшись ответил Нордквист.
– А еще раз она пыхнуть может?
– К сожалению – нет.
– Жаль, нам бы такая еще пригодилась. Ну что, пойдемте в деревню.
– Пойдем, Счастливчик, а братва предаст тело нашего товарища земле. Вон там в роще, Тартенс.
– Я понял, командир, – кивнул тот и они с Барлаем, схватив Суропа за руки поволокли тело в сторону рощи.
– О чем с синими говорил, если не секрет? – спросил Нордквист, когда он и Мартин, со своими бойцами, брели по высокой траве в сторону деревни.
– Скорее всего они получат помощь, но какую, пока, сказать не могу. Они и сами не знают.
101
Свое место на обозной телеге Зена заняла, едва начало светать. К тому моменту повар отряда и двое приданных ему кавалеристов почистили картофель и принялись нарезать лук, морковь и зеленый перец.
– Здравствуйте, матушка! – поздоровались они.
– Доброе утро, братцы, – отозвалась Зена.
– Что-то вы припозднились, матушка, – заметил ей повар.
– Чего это? – деланно изумилась Зена, устраиваясь на подпрыгивающей на неровной дороге телеге.
– Через два часа будет завтрак, а нам нечего подать.
Они ехали с полуночи, чтобы скорее подтянуться к какому-то важному месту и ван Гульц, с кирасирами, то и дело уносились в темноту, а затем возвращались. Однако возвращались все и раненых не было.
– Это тебе нечего подать, а я подам сечку на пару, – ответила Зена.
– Сечку за сутки замочить следует.
– Так дураку и сто верст не крюк, – усмехнулась Зена. – А у меня крупа за час подходит, если знать, как замочить.
Повар поджал губы и промолчал. Зена была в отряде несколько дней, а уже показала свои способности в стряпне.
Кирасиры ее тоже полюбили, называли матушкой, а ему кричали – где мясо, прохиндей?
А где может быть мясо, если его даже не выдали? Шпик – пожалуйста, соленый. Но он в кашу годился, а мяса и близко не было. Правда, выдавался королевский аншлуйг – одно серебро на полусотню, чтобы прикупить всякого свежего товару. Ну, там, чеснок, лук, соль, перенасция и сушеный щавель. Однако Зена, затребовав этот аншлуйг, возвращалась с целой корзиной потрошеных кур и устраивала – «пир на весь мир». Так что всем доставалось по крайне мере, по куриной ножке или грудке. А о потрохах и говорить было нечего. И, при том, суп варился из яичной лапши, желтой и очень вкусной. Где она такого набирала на величину аншлуйга, понять было невозможно.
Повар и знать не мог, что Зена на рынке добавляла к казенным деньгам собственные, чтобы лучше решить свою задачу – узнать, где находятся ее «приемные дети» – Мартин Рони и Бурраш с Ламтаком.
Двоих последних, она зачислила в свои позже, но все же зачислила, поскольку чувствовала к ним какую-то материнскую привязанность.
О своих детях она задумалась поздно – уже когда ей было ближе к сорока – раньше все мысли занимала карьера, схватки, ограбления, убийства.
Одним словом – сейчас она была готова вкладывать деньги в свою легенду и это у нее получалось.
Крупа было замочена, отряд встал на очередной привал, а Зену теперь интересовало совсем другое – местоположение офицера Винзеля и помогавшего ему кирасира.
Денщики здесь были запрещены, но Винзель доплачивал помощнику из собственного кармана, а ван Гульц и лейтенант Рубенсом, закрывали на это глаза.
Они делали вид, что ничего не замечают, а он делал вид, что им не мешает. В конце концов, он больше не увязывался за ними на выезды по деревням, где кто-то видел чужаков.
Однако, по мнению Зены, лучше бы Винзель куда-то выезжал, в расположении полусотни он ее беспокоил. Она уже не раз замечала, как он наблюдал за ней исподтишка, встав где-нибудь, где его не было видно. Но она чувствовал его взгляд и понимала, что это не спроста. И была уверенна, что он догадывался о ее излишней осведомленности.
Пока она занималась кашей, Винзель снова вышел на наблюдательную позицию – они стояли возле заброшенного дома на окраине селения и он пристроился в доме, поглядывая через выставленное окно.
– Эй, Гортбирс, принеси воды! – крикнул повар одному из помощников.
– Я принесу, – сказала Зена. – Заодно ногу расхожу, а то, как будто, потягивать стала.
– Если потягивает – хорошо крапиву приложить, – заметил повар.
– Ну, может, и приложу потом, – сказала Зена и подхватив ведро направилась к ручью, который протекал в сотне шагов от стоянки.
Проходя мимо телеги, она подхватила шерстяное одеяло, по цвету похожее на ее одежду.
В старом доме началось какое-то движение. Зена заметила это краем глаза, но виду не подала и отказалась от помощи отдыхавших кирасир, которые хотели вместо нее сбегать за водой.
– Ничего, ребятки, я сама. Ногу расхаживать буду.
Шагов за сорок до ручья, начинался терновник – колючий и плотный, а через него бежала извилистая дорожка, уже почти заросшая с тех пор, как в заброшенном доме кто-то жил и каждый день ходил за водой.
Но, похоже, здесь имелась и другая дорожка, Зена слышала, как по ней, стараясь не шуметь, кто-то быстро передвигался. Он засеменила быстрее – нужно было поскорее вернуться.
Вот и ручей и небольшая воронка, из которой следовало набрать воды.
Зена опустила ведро, аккуратно вытащили его без всплеска и поставила под куст. Затем накинула на куст одеяло так, чтобы было похоже на стоящего человека, а затем отошла и спряталась в зарослях крапивы, о пользе которой ей говорили совсем недавно.
Шорох в зарослях прекратился и Зена хорошо себе представляла, как человек замер, затаив дыхание, а потом – щелк! И болт, задев пару мелких веточек, ударил точно в одеяло, сбив его на землю.
Поняв, что попал, стрелок побежал прочь уже не опасаясь шуметь, а Зена подошла к одеялу, подняла его и вытащила болт, который пробил только один слой, увязнув в мягкой шерсти.
Это был хороший, тяжелый болт из кипяченного в рыбном клее дерева с кованным четырехгранным наконечником, легко рассекавшим даже крепкую кольчугу. Однако против мягкой шерсти он пасовал.
