– Кровь от крови твоей, Барс!
Потом снял с пояса моток веревки и, почти не таясь, набросил петлю на ближайший зубец.
Часовой, охраняющий подступы к надвратной башне, спал! Сидя!! Обняв алебарду и набросив на голову капюшон невесть где взятого плаща!!!
Ошалело посмотрев на струйку слюны, стекающую по подбородку «доблестного защитника» Карса, Латирдан мысленно посочувствовал начальнику городской стражи, потом опустился на колено, аккуратно положил кинжал рядом с правой ногой и, примерившись, одним движением свернул засоне шею.
Вага, тенью следующий за ним, мотнул головой в сторону двери, ведущей в надвратную башню, и растопырил четыре пальца.
Неддар кивнул, показал, что берет на себя тех, кто окажется справа, подхватил кинжал и рывком отворил дверь…
– Хамид, ты, что ли? – не поворачивая головы, поинтересовался один из воинов. И с азартом высыпал на пол игральные кости.
– Угу… – промычал принц, скользнул ему за спину, закрыл ладонью рот и вбил кинжал в глазницу карсца, сидящего напротив. Потом выдернул клинок и полоснул им по горлу начавшего дергаться «говоруна».
Вага действовал так же быстро. Но только голыми руками: первому из своих двоих проломил гортань, а второму – переносицу. Потом удостоверился, что Неддару помощь не нужна, и метнулся к вороту, поднимающему герсу[48].
Накрутив на ворот оба толстых, в руку взрослого мужчины, каната, Вага удовлетворенно усмехнулся и оценивающе оглядел помещение, пытаясь понять, какое количество воинов требуется, чтобы поднять герсу максимально быстро.
– По двое с каждой стороны ворота, и по четыре человека на каждый канат… – определил принц.
Хейсар согласно кивнул. И дважды щелкнул пальцами.
В дверном проеме тут же возникло удивленное лицо его младшего брата Унгара:
– Это ты меня?
– А кого же еще? – одновременно спросили Неддар и Вага. Потом переглянулись и еле слышно рассмеялись.
– Думаешь, я не знаю, что у меня появилась еще одна тень? – поинтересовался принц. А Вага, не теряя времени, показал брату две раскрытые ладони.
Юноша нахмурился, потом понимающе кивнул и исчез. А через пару десятков ударов сердца в надвратную башню начали забегать воины…
Десять пар сильных мужских рук подняли решетку, перекрывающую выход из захаба, быстрее, чем распахнулись створки внешних ворот. Правда, чудовищный скрип, который она при этом издавала, перебудил всю городскую стражу. Но это уже ничего не меняло: к моменту, когда из дверей близлежащих казарм начали выбегать заспанные воины, Первая Тысяча была уже в городе. И пластала все, что движется…
Смотреть на стальной поток, несущийся по центральной улице Карса, принцу было скучно. Воевать пешим, да еще и облаченным в кожу – глупо. Поэтому, дождавшись, пока по захабу пронесется последний десяток солдат, он неторопливо спустился со стены, кивком подозвал к себе первого попавшегося конного посыльного и потребовал лошадь.
Посыльный вгляделся в его лицо, спешился и упал на одно колено:
– Вам письмо, ваше высочество! От вашего отца…
Глава 5
Баронесса Мэйнария д’Атерн
Пятый день четвертой десятины второго лиственя
Боли в ладонях я не почувствовала. Совсем. Видимо потому, что Бездушный, убрав нож обратно в перевязь, повернулся ко мне и уставился на меня черными и бездонными, как омут, глазами.
Я поняла, что, если он сделает ко мне хотя бы один шаг, я умру от страха. И зажмурилась изо всех сил.
Шагнул. Но не ко мне, а к выходу – еле слышно прошелестела солома, разбросанная по земляному полу, пару раз гулко стукнул окованный сталью посох, и в каретном сарае стало тихо. Если, конечно, не считать звуками шелест струй непрекращающегося дождя.
Я осторожно приоткрыла один глаз, услышала шорох по левую руку от себя и… бросилась наутек: Бездушный никуда не уходил! Он просто спрятался за одну из клеток!!!
Вылетев во двор, я, не замечая луж, добежала до входа в донжон и изо всех сил рванула на себя тяжеленную створку. Хорошо смазанная дверь подалась неожиданно легко, и я, потеряв равновесие, чуть было не села в лужу.
Кое-как удержав равновесие, я запоздало вспомнила про Вседержителя и, пробормотав «Спаси и сохрани!», нырнула в спасительный полумрак прихожей.
Как назло, в донжоне было пусто, как на кладбище в ночь Темной Страсти[49] – слуги мотались неизвестно где, а немногие оставшиеся в замке воины либо несли службу на стенах, либо отсыпались перед караулом.
Я затравленно посмотрела на улицу… и захлопнула дверь: выходить из донжона, чтобы найти Ворона, было выше моих сил. Да и что я могла ему сказать? Что слуга Двуликого забрал душу бедного зверька?
«Посоветуюсь с Аматой…» – пообещала себе я, затем вспомнила фанатичный блеск, появившийся в глазах кормилицы через месяц после появления в замке брата Димитрия, и поежилась: она могла обвинить в смерти котобелки меня!!!
«Увидишь Бездушного – не смотри в его глаза… – мысленно повторила я слова из Изумрудной Скрижали. – Ибо они – суть глаза Двуликого! Услышишь Бездушного – заткни уши. Ибо слова его – суть глас Двуликого! Столкнешься с Бездушным – беги! Ибо посох его – суть начало пути в бездну Неверия… Отринь Двуликого – и сделаешь шаг навстречу Вседержителю…»
«Не смотрела, не слушала и… сбежала… – облегченно выдохнула я. – Значит, винить меня не в чем…»
Потом быстренько поднялась на третий этаж, влетела в свою гостиную, изо всех сил захлопнула за собой обе створки и шепотом позвала кормилицу.
Та не отозвалась!
Я непонимающе огляделась, заметила кувшин с морсом, стоящий на столе, потом услышала потрескивание дров в разожженном камине, посмотрела на мерную свечу… и закусила губу: Амата была на вечерней проповеди у брата Димитрия! Вместе с большинством слуг, не занятых работой!!!
– Одна я тут не останусь! – решила я, вышла в темный коридор и, услышав какой-то подозрительный звук, тут же юркнула обратно.
Никогда не задвигавшийся неподъемный засов скользнул в пазы сам собой! Потом к двери переместились тяжеленное кресло и стол.
«Теперь точно не войдет…» – подумала я. Потом прокралась в спальню, выпила полкувшина разбавленного вина, стянула с себя мокрые вещи и, оставшись в одной нижней рубахе, залезла под одеяло…
Высоченный каурый жеребец покосился на меня лиловым глазом, пошевелил губами и всхрапнул. Потом гордо вскинул голову, посмотрел куда-то за мою спину и… встал на дыбы.
Перепачканное копыто, к которому прилип жухлый грязно-коричневый лист, мелькнуло прямо перед моим носом, а через мгновение по ушам резанул чей-то испуганный крик:
– Бездушный!!!
Я тут же развернулась на месте и похолодела: в нескольких шагах от меня стоял ОН. И, не отрываясь, смотрел мне в глаза…
Шаг… Другой… Третий… Плавное движение десницы – и покрытый зарубками Посох Тьмы пришел в движение: провернулся вокруг правой руки, скользнул по ладони левой, метнулся вперед и… проломил череп Кулаку, бегущему ко мне на помощь… Потом оружие дрогнуло, стряхнуло с себя обмякшее тело и устремилось к щиту подоспевшего Ворона.
Щеку обожгло чем-то горячим. Я вытерлась рукавом, с ужасом уставилась на пятно крови, возникшее на белоснежной ткани, потом перевела взгляд на обломки костей, торчащие из жуткой раны на голове Кулака, и попятилась…
За моей спиной что-то рявкнул Теобальд, и передо мной вдруг возник коротенький строй из воинов.
Бездушный не остановился ни на мгновение: его посох с легкостью расколол щит Урмана и клюнул его в бок.
Ворон поморщился, издал боевой клич, отбросил обломки щита, перехватил рукоять меча двумя руками… и заорал: окованный сталью конец Посоха Тьмы, только что находившийся в нескольких локтях от него, вдруг скользнул прямо под клинком, воткнулся в горло и аж загудел от удовольствия!
Хрустнуло. Звякнул упавший меч. Урман рухнул на землю… и уступил место Бездушному: шагнув в узенький промежуток между Гарматом и Изларом, слуга Двуликого с легкостью ушел от удара копьем, перехватил посох обеими руками, принял на него удар клевца, не оглядываясь, ударил ногой назад… и превратился в ураган. Окованные концы его оружия перебивали конечности и древки копий, проламывали грудные клетки и раскалывали черепа.
Упал Дрыга. За ним – Лорри. Отбитый в сторону меч Франа перерезал глотку Излару. Перепуганный Ветерок метнулся в сторону и втоптал в землю Гармата.
Потом с жутким звоном лопнул барбют[50] Теобальда и… наступила мертвая тишина.
Слуга Двуликого проводил взглядом падающее тело брата, посмотрел на меня, медленно поднял Посох Тьмы над головой и…
…и я проснулась. В холодном поту. Прижимая к груди скрученную в жгут простыню.
