– Боишься, что сдам ваши планы? – понимающе кивнул я.
– Да, – подтвердил Атаман.
Я знал, на односложные слова он переходит, когда что-то крепко обдумывает.
– Как хотите. Значит, окончим этот бесполезный разговор. Без обид, братья, я дал вам шанс убедить меня в своей правоте.
– Постой, – вскрикнул чуб. – Слово дай.
– Какое слово?
– Что все, что ты услышишь, останется между нами.
– Атаман, ты знаешь мои правила.
– Все меняются.
– Оставь, брат. – Мятежник положил руку ему на предплечье. – Искатель действительно не выдаст наших планов, даже если Император уговорит его присоединиться.
– Хорошо, кто начнет?
– Я, пожалуй. – Механик опять остановился, на сей раз напротив меня. – Вот из головы фраза Мятежника не выходит о том, что Империя – это механизм. А раз так, то у нее есть слабые места. И кто лучше меня их увидит? Наверняка это не Император. Сестры вполне сумеют поставить вместо него какого-нибудь болванчика. И все же…
– Так что, наша первоначальная идея отменяется? – спросил Атаман.
– Какая? – не понял Механик.
– Мы же с Мятежником говорили тебе. Как раз то, что ты только что отмел: устранение Императора от власти.
– Я помню, но вы же предложили это до того, как узнали, что Император – наш брат.
– А что поменялось? Да, это не разрушит Империю, но позволит нам перехватить инициативу, выиграть время, внести замешательство в ряды имперских полков. А потом, раньше, чем сестры опомнятся, к ратникам Империи направится Мятежник, поднимет на восстание пару полков. Пока сестры будут гасить бунт, он начнет вылавливать тех, кто промывает людям мозг. А уж мы с тобой поможем извне, прикуем внимание сестер.
– Все не так просто, брат, – задумчиво произнес Механик. – В одном ты прав: Императора надо захватить сейчас же, пока он в Золотом Мосту.
– Остановитесь! – воскликнул я. – Да что же вы творите?!
– Пока ничего. – Атаман встал, подошел ко мне, навис, как скала, стерегущая вход в Торжковскую гавань. Глаза сверкают, как два маяка. – Ты, брат, любишь рассуждать о праве решать за других. Так вот, слушай меня. Право это дает сила. Мы сильнее тебя, и потому мы решаем, что Император должен быть пленен. Тебе остается либо помочь, либо не мешать.
– Считаешь себя силой? – Я тяжело вздохнул.
– Я и есть сила! Да, схимник сможет уйти от меня одного, но не от нас троих. Втроем мы скрутим любого, даже тебя.
– Даже, – передразнил я его. – Атаман, ты преувеличиваешь исходящую от меня опасность. Я никогда не был воином. В самые буйные времена молодости – всего лишь разбойником, и то не из лучших.
– Я хочу услышать твою клятву молчать, иначе из этого дома ты не выйдешь!
Мятежник переводил взгляд с меня на Атамана и обратно. Я чувствовал его колебания. Все-таки он был верным другом. И сейчас ради меня готов поставить под удар успех всего их предприятия. Может, потому до схимы все его восстания терпели крах. Мало цинизма, холодной взвешенности. И слишком много чувств, привязанностей. Механик же, напротив, отбросил все сомнения. Мысли в его голове превратились в стальные шестеренки, сцепились зубцами, завертелись в строгой синхронности, согласованности и неотвратимости. Теперь ведь все ясно. Я против их плана. Конец колебаниям теневого правителя Золотого Моста. Если меня нельзя превратить в союзника, значит, нельзя позволить сделать это и Императору. Они так сосредоточились на мне, ожидая сопротивления, что сдвоенный удар по двери услышал только я. Знакомый такой, первый – выше середины двери, второй – чуть ниже засова. А потом топор ударил в полную силу, отпущенную схимой любому прилежному ученику. Засов разлетелся, дверь распахнулась.
– Всем замереть! – В голосе звенела сталь и привычка повелевать. Да, именно так, не банально приказывать, а именно повелевать.
В комнату шагнул Барчук. За спиной его был привязан объемистый бочонок, а в руке пылал факел. За ним вскочила Бешеная, с мечом и щитом наготове, и тут же прикрыла спину своего брата и возлюбленного.
– Мальчик, что ты делаешь? – вкрадчивым голосом поинтересовался Механик.
– Команда была замереть! – гаркнул мой ученик. – Клянусь костями Лихослава и пепелищем Лиховского кремля, если хоть волос упадет с головы моего учителя, этот факел отправится на встречу с порохом, который в бочонке. А порох славный, с разрыв-травой, ему, чтобы заняться, гораздо меньше надо, а взрывается он ох как мощно!
– Мальчик, ты же умрешь.
– Ты, старый интриган, тоже.
Атаман радостно расхохотался:
– Хороший ученик! Знаешь, Искатель, за схиму можно быть спокойным!
Скрипнула дверь. Бешеная приняла боевую стойку, очень низкую, щит закрывал ее теперь от глаз до колена. Широкий антский клинок лег на его верхнюю кромку. В комнату вломились два чуба с саблями наголо. Еще одна сабля в ножнах висела у обоих на поясе.
– Назад! – рявкнула девушка, делая подшаг.
Шум сзади пусть немного, но отвлек Барчука. Атаман вдруг выхватил из-за кушака метательный нож. Сталь сверкнула, и вырванный из руки моего ученика факел оказался прибит к стене. Мой брат тут же ринулся вперед, обнажая и свою саблю. Но на его пути встал я. У меня не было оружия, кроме навыков, дарованных схимой. И я рявкнул:
– Стоять!
Вложил в одно это слово все свои способности повелевать чувствами. Конечно, мозг схимника сам по себе защищается от внешних воздействий, и все же Атаман замер.
– Только тронь его, брат.
– В подвале полно пороха, – ровным тоном произнес Барчук, хоть я чувствовал, как он сейчас напряжен. – И лишь один факел в руках нашей сестры. Потому спрячьте сабли. Дверь в подвал открыта, Малышка прекрасно видит, кто входит и кто выходит. Отменить приказ взорвать этот дом могу лишь я и Бешеная. Прости, учитель, милосердие могло заставить тебя сделать это в ущерб себе, потому тебя она не послушается. Следующими, кто выйдет из этой комнаты, должны быть мы вместе с Искателем. Покажется кто-то другой – дом взлетит на воздух. И никакая схима не поможет вам соскрести свои останки со стен окрестных домов.
Атаман бросил клинок в ножны, делая своим ученикам знак последовать примеру. Бешеная подскочила к ним и выдернула пистоль у одного из-за пояса. Барчук опустил на пол бочку.
– Вы двое, давайте ко всем, – приказал он чубам. – Ненавижу, когда мне дышат в затылок.
Те повиновались. Девушка взвела курок и направила ствол на бочку. Старый черный порох мог и не взорваться от простого выстрела, но это ведь был новый, с разрыв-травой, гордость Золотого Моста.
– Глупостей делать не советую, – сказала Бешеная. – Я нервная, могу и случайно выстрелить.
– Вот это ученики! – воскликнул Атаман. – Жаль, не мои, учитесь, оболтусы.
С этими словами он отпустил двум чубам по затрещине. Послушники его были похожи меж собой как две капли воды. А кроме того, в них легко угадывались черты того же Атамана, да и одеты они были одинаково.
– Сыновья? – спросил я, кивнув на них.
– Племянники внучатые, – ответил он. – С детьми еще успею. Век схимника долог. Ну что, Искатель, на этом можно было бы и распрощаться. Но у меня есть идея лучше. Помнишь, учитель когда-то стравил нас в поединке?
– Как же, – усмехнулся Мятежник. – Все помнят. Искатель тогда заболтал тебя настолько, что умудрился выбить саблю.
– Единичный случай, – поморщился я. – Больше подобного не получалось.
– Это все равно, – отмахнулся Атаман. – Пусть теперь в поединке сойдутся наши ученики. Вот и посмотрим, кто лучший учитель, за кем сила и право решать. Если твой победит, мы откажемся от планов захвата Императора.
– А если проиграет?
– Тогда вы уйдете и не будете мешать нам делать то, что мы считаем правильным.
Признаться, будь здесь Зануда, я бы, может так статься, и поддался искушению решить спор подобным образом. Но Барчук постиг схиму хуже всех. Куда тягаться ему с головорезами Атамана?
– Прости, брат, но мои ученики – не бойцовские петухи, – твердо произнес я.
– И ты прости меня, учитель, – услышал я сзади не менее твердый голос. – Вызвали не тебя, а меня. Мужчины нашего рода никогда не бежали от поединка, как бы опасен он ни был. Потом я приму любое наказание, какое ты посчитаешь нужным мне назначить. Но сейчас я дерусь.
На губах близнецов расцвели одинаковые хищные улыбки. Чубы никогда не считали венедов ровней себе в битве.
– З жинкою тэж бытыся трэба? – спросил один из них.
– Ни, сынку, жинку нэ чипайтэ, вона – лышэ жинка, навить, якщо и добрый схымнык, – отозвался Атаман.
– А тем более кому-то нужно держать на прицеле эту, будь она неладна, бочку, – добавила Бешеная.
– Тоди можна я выйду на двобий?
– Ни, сынку, дужэ ты войовнычый. Нэхай брат твий цэ зробыть.
– Чому?
– Тому що вбываты нэ трэба. Трохы поризаты – цэ самэ воно. Ты ж можэш нэ втрыматыся, тому постий та подывысь.
