– Нет, не все. Палачу голову, по слухам, отрубили, а мы на примере Караванщика увидели, что убийца так не поступает. Да и о смерти Палача все знают лишь по слухам, а остальные тела нашли на следующий же день. Словно кто-то на самом деле оставил предупреждение схимникам.
– К чему ты клонишь?
– Убитые были наказаны. Это очень похоже на образ действия Палача. А что, если он инсценировал свое убийство, а сам до сих пор карает, но не простых людей, а схимников, нарушивших, как ему кажется, наши обычаи?
– Один? Нет, Ловец, это – бред.
– Во-первых, у него могут быть ученики. Да, могут. А во-вторых, каждый раз, когда я встречался с ним, чувствовал нарождающееся безумие. Понимаешь? Мы же не знаем, может ли схимник сойти с ума.
– Нет, только не Палач. В нем слишком обострено чувство справедливости.
– Вот именно. Он и наказывал других ради той самой справедливости. Просто понимать ее начал немного иначе. Кто лучше него знает, как быстро принести смерть?
– А почему ты не думаешь о втором поколении?
– Ты уверен, что они вообще живы?
– А почему нет? Ловец, сколько раз мы уже омолаживали свои тела! А есть ли этому предел? Мы ничего не знаем о втором поколении. Но чем-то наши учителя занимаются. Не могут они все поголовно удалиться от мира. Почему же мы не видим следов их деятельности?
– Ты еще про первое поколение вспомни.
– А почему нет? Если кому и по силам в одиночку справиться с любым, так это лишь самому Схимнику. В это я поверю гораздо охотнее, чем в сумасшествие Палача.
– Искатель, мне непросто было и самому прийти к этой мысли. Но ничего другого в голову не приходит. Понимаешь? Палач – он же брат мне.
– Вот и не стоит наговаривать на брата, пока у тебя не будет чего-то весомее простых рассуждений. Подумай о том же Охотнике. Он убил Псеглавца. Пока он – единственный схимник, о ком точно известно, что он убил кого-то из нас. Его ученики вполне могли в этом участвовать. Нет, даже не так: должны были участвовать. Сам он не справился бы.
– Зачем же ему теперь убивать своих учеников?
– Да все за тем же. Отшельник сам обрек себя. А Караванщик… не знаю я. Может, он был на грани, за которой поступил бы так же, как Отшельник. Я лишь предположил.
– Нужно больше информации, – тяжело вздохнул Ловец. – Да, больше. Не помешало бы встретиться с Егерем и Книжником.
– А мой брат тебе зачем?
– Он знает все про каждого из нас. Он помогал Механику собирать сведения о прошлом третьего поколения. Возможно, он натолкнет меня на какую-нибудь мысль.
– Хорошо. А если отбросить идею с Палачом, кто еще мог бы стать убийцей?
– Бродяга, – тут же выпалил Ловец. – Я думал и об этом.
– Почему именно он?
– Егерь подчиняется ему – это уже говорит о многом. Наверняка он возомнил себя прямым наследником Охотника, точно так же, как тот считал себя наследником Схимника. Бродяга мог покарать братьев, опять же беря пример с учителя. К тому же для меня он – самый непонятный схимник из нашего поколения. А еще – немного сумасшедший.
– И кто может стать следующей жертвой?
Ловец задумался, прикрыл глаза, мурлыча себе под нос какую-то заунывную песню и покачиваясь на стуле.
– Варианта четыре, – наконец произнес он. – Да, четыре: я, Атаман, Ведьма и Паучиха.
– Те, кто принес на встречу оружие? – уточнил я.
– Да. Но Атаман – вероятнее всего. Он задел Бродягу лично. А если это Палач, то Атаман давно напрашивается на казнь. – Ловец хихикнул своей шутке. – К тому же на Южной, или Чубовской, Окраине к нему подобраться сложнее всего. Золотой Мост гораздо удобнее, понимаешь?
– Значит, куда ни кинь, выходит Атаман?
– Да, Искатель. – Глаза Ловца загорелись. – Мы поймаем его на живца. Он будет охотиться на Атамана, а мы, зная это, устроим засаду!
– Если, конечно, ты прав и это – дело рук одного человека, а не цепь совпадений. Не забывай, Акын был убит тем самым ударом Атамана, который тот приберегал для схимников.
– Твой Атаман не самый умный. Да, не самый. Тот же Акын рассказал мне об идее подобного удара очень давно. Понимаешь? Нет, Атаман не стал бы скрываться. И бить без веской причины не стал бы. А союз Империи с Ордой – не из таких причин. Чубы презирают и тех и других, по отдельности и вместе взятых. Понимаешь? Против такого союза он вывел бы чубовские курени, но не стал бы его разрушать подлым убийством.
Мои ученики за весь разговор не вставили ни одного слова. Сидели, слушали, Барчук – с интересом, стараясь не упустить ни слова, Бешеная – вполуха. А вот Малышка сохраняла непроницаемое выражение лица. Но за этой каменной маской чувствовалось мне смятение, метание мыслей и нарастающая неуверенность. Хрупкая девушка, хоть и ученица схимника, до сих пор не участвовала в боях. Может, в этом была причина?
А поздней ночью в дверь моей комнаты постучалась Бешеная. Не дожидаясь позволения, вошла. Я жестом указал ей на кровать. Сам сидел на полу, глядя в окно. Она присела, отводя взгляд, не в силах побороть какую-то неловкость.
– Рассказывай, – устало произнес я.
– Учитель, я за него боюсь. Что мне делать? – выпалила она на одном дыхании.
– За Барчука?
Бешеная молча кивнула. Про себя я выругался. Сейчас моя ученица смотрела на меня взглядом Ведьмы. Взглядом, полным веры, что Искатель парой слов может все решить. Вот только очень часто сменялся он другим, тем самым «Я так и знала», которое хлещет хуже плети.
– Сегодня, когда он дрался с тем чубом, – глухо проговорила Бешеная. – О, я понимаю, бой был нужен, победа была нужна тебе, но если бы этот чуб что-то ему сделал! Я выстрелила бы, прямо в ту, будь она неладна, бочку с порохом! Мне было бы плевать на тебя, на твое дело, на жизни схимников! Учитель, я нерадивая ученица. Гони меня прочь.
– Тебя? – Я улыбнулся ободряюще. – Нет, дорогая моя. Ты можешь уйти только сама. А гнать не стану. Признаться, когда в ту дождливую ночь я прогнал дружинников отца Светланы, меня заинтересовала не ты, а она. Ты просто прилагалась. Но потом… Ты – Бешеная, и это будет трудно побороть. Но в тебе великий дар. Ты можешь успокоить, принять на себя чужую боль, утешить. Ты пройдешь дальше, чем я мог бы мечтать.
– Я никуда не пройду, – покачала она головой. – Я люблю его, а он – сокол. Он будет стремиться все дальше, выше, а я – вслед за ним. Не по своему пути, а по его.
– Твой путь – следом за ним. – Я старался, чтобы голос мой не дрогнул. – Он простой человек, станет простым схимником.
– Нет, он станет самым лучшим!
– Лучшим в чем? – рассмеялся я. – Любой схимник – самый лучший в чем-то своем. По-другому не бывает. Но знаешь, сегодня, когда он дрался с учеником Атамана, не желание помочь мне позволило ему победить. Он был воеводой, не забывай. Он знает, чего ждать от своих людей. Барчук победил, потому что понимал, что за его спиной стоит самый дорогой человек, который натворит глупостей, если он проиграет. Ты не оставила ему иного выхода. И если пойдешь следом по жизненному пути, не рядом, рядом с ним никто не удержится, а следом, то раз за разом не будешь оставлять ему выбора. Он может стать по-настоящему великим. Но лишь ты и я будем знать, что величие это – твоя заслуга, а не его.
– Откуда ты знаешь? Может быть, я стану камнем на его ногах?
– Глупая. Как может быть камнем любимая женщина? – с горечью произнес я.
– А где твоя любимая женщина? – проницательно спросила Бешеная.
– Ее больше нет, – задумчиво ответил я. – Все прошло.
– Она не захотела идти в твоей тени?
– Я – не Барчук. Моей тени не хватило бы, чтобы ее накрыть. Не верь мне, Бешеная. Не надо. Я говорю сейчас не как учитель. Это моя тоска по несбывшемуся. Я ушел, а она за мной идти не захотела. Я потерял ее, а в любой потере ты виноват лишь сам.
Утром Зануда все еще не объявился. Я уже начал волноваться. Тем более что нам с Ловцом занять себя было нечем. Даже ученики мои переросли ту стадию, когда им требуется постоянный присмотр наставника. Насчет убийцы, в чьем существовании я все еще сомневался, мнение тоже оказалось однозначным. Секретность – его оружие. А значит, не станет он никого трогать среди бела дня, когда народу полно. Шататься улицами города по жаре – удовольствия мало. Когда мостовую, стены домов накаляет немилосердное солнце, кажется, город превращается в одну сплошную крестьянскую печь. Чувствовать себя пирожком? Нет, как-нибудь обойдусь без этого удовольствия.
А вот в «Морском коньке» царила прохлада. Всегда наготове у хозяина было холодное пиво для Ловца и не менее холодный квас для меня. Бешеная с Барчуком не поленились выйти на солнцепек и сейчас оглашали двор звоном клинков. Вчера чуб показал немало интересных приемов. Сейчас мои ученики пытались восстановить их по памяти и приспособить к своему оружию, что, я знал, непросто.
Малышка же сидела в уголочке, понурившаяся и задумчивая. Ее тонкие пальчики перебирали струны скрипки, но разрозненные звуки никак не хотели складываться в мелодию. Девушка один раз уже бросала это занятие, переплела косу, которая уже пару лет как доставала ей до пят, уложила в замысловатую прическу и опять взяла скрипку. Музыка по-прежнему не шла. Видавший виды инструмент не хотел оживать под пальцами хозяйки.
