– Вы знаете о том, что миры иногда крадут людей?
– Бывает, – согласился Орвехт. – Отчего ж и такому не бывать?
– Но вы, верно, думаете, что это небыль, а оно правда, – продолжил сказитель привычно и гладко. – Это одна из опасностей, которая подстерегает путешественника по чужим мирам. Сильно понравишься какому-нибудь миру – и он тебя не отпустит, зачарует своими красотами и тайнами, да для верности еще и память твою заморочит. Постепенно забудешь, где и с кем жил раньше, начнешь думать, что всегда был здешним, и ничего другого тебе не надо, а что с тобой было до того, как попал в эту западню, будет помниться смутно, словно обрывки сна. Вот так-то, почтенные, когда открываете Врата Перехода и отправляетесь гулять по мирам, не забывайте об этом!
– Чудеса, – одобрительно крякнул отставной капитан, отхлебнув кисловатого вина из фляги.
Глаза Сабила по-мальчишески восхищенно блестели над матхавой: сказка ему понравилась. Онсур оставался безучастным и подавленным. Зомар слушал задумчиво, измотанный пешим переходом Кебрехт – рассеянно, в полудреме. Никому из них не светили путешествия в чужие миры: это удовольствие для магов высокого ранга да для богачей, способных оплатить услуги магов-сопровождающих.
– Но не думайте, это еще не все. Порой с миром можно столковаться, чтобы он кого-то для вас украл, иные люди этим пользуются. Однажды в давние времена девица благородных кровей влюбилась в путешественника-иномирца и наняла мага, который заманил его обратно в Сонхи. Наш мир затуманил ему память, и та девица вышла за него замуж, но пятнадцать лет спустя за ним пришли из родного мира жена и подросший сын. Тогда украденный все равно что очнулся от волшебного сна и вместе с ними вернулся домой. А то еще царевна из мира, который зовется Вейян, услала сюда свою сестру-соперницу, чтобы вместо нее выйти замуж за принца, эта история тоже случилась давным-давно. Обманутый принц все же узнал правду и явился в Сонхи забрать свою возлюбленную, однако ему не повезло. Ту повстречал и взял в жены один славный сурийский князь, царевна за это время уж и детишек ему нарожала с полдюжины, так что бывшего жениха она знать не захотела. Редко бывает, чтобы мир не удержал того, кого пожелал оставить у себя. Целый мир – это вам, почтенные, не смертный царь, не господин или госпожа волшебного двора, даже не кто-нибудь из местных богов, это сила столь великая, что с ней не поспоришь. Хотя сказывают, что жена и сын того путешественника сумели увести его домой. Увели-то увели, да вряд ли после этого он был счастлив. Не иначе, до конца жизни тосковал, вспоминая Сонхи, и душа его рвалась сюда, даже если родной мир был стократ прекрасней. Вполне могло статься, что посмертный путь потом привел его в Сонхи, и в следующий раз он родился здесь, но этого я вам наверняка не скажу, а врать не стану. Если мир вознамерился кого забрать, его сюда потянет, как одержимого – это начинается после того, как человеку подсунут приворот. И с тем путешественником, и с царевной-невестой так и поступили.
Сказитель умолк и приложился к кружке с крепко заваренным сладким чаем.
– А что за приворот такой? – за всех поинтересовался Начелдон.
– У нас на Маюне, – старик мотнул головой в сторону темного массива плоскогорья, – есть долина Кинши, и там есть деревня Киншат. Ее жители хранят источник, который бьет из скалы в укромном гроте, изо рта у растрескавшейся каменной маски, изображающей неведомо чье лицо. Вода течет по камням, покрытым скользким налетом бирюзового цвета – вот это и есть приворотное зелье мира Сонхи. Налета надо соскоблить самую малость, с четверть чайной ложки, размешать в каком угодно питье и угостить того, кого задумали заворожить и украсть. После этого человек потеряет покой, затоскует, наш мир начнет сниться ему по ночам, показывая картинки и тихонько напевая свои песни. Заманивающему волшебству русалок, песчанниц и флирий не сравниться с ворожбой самого мира Сонхи: коли не будет их рядом, оно отпустит, а это перевернет тебе душу и не отпустит, и возле тебя как будто поселится вечный сквозняк, который все куда-то тянет и тянет. Причем зелье подействует лишь на кого надо, а кто-нибудь другой отведает того же напитка – и ничего с ним не произойдет. Киншатский источник защищен непреодолимыми чарами, лишь потомственные жители деревни смогут взять оттуда приворотное снадобье. И после этого покупатель должен, в одиночестве стоя перед каменной маской, рассказать о том человеке, которого надлежит украсть. Если миру это понравится, снадобье на ладони останется влажным и бирюзовым, а если Сонхи решит, что даром не надо, оно вмиг засохнет и обернется щепоткой пыли. И такое порой случалось, целый великий мир – это вам, почтенные, не наемник с большой дороги. Бирюзовое снадобье стоит дорого, только богачам из богачей по карману. Наша община и рада бы сбавить цену, да нельзя – приворот к самому миру Сонхи негоже отдавать по дешевке, за это на деревню какая-нибудь неминучая кара обрушится.
– И в большом достатке живете? – полюбопытствовал Начелдон.
– Ох, не спрашивайте, почтенные, – Телбеш-нуба щелкнул языком и сокрушенно покачал головой. – Деревня хранителей источника прозябает в нищете, ибо кому нужен наш товар, да еще за царскую плату? Никому не нужен.
«И то верно, – мысленно согласился Орвехт. – Если припекло от кого-то избавиться, незачем сплавлять его в чужой мир, для того есть множество способов куда проще, эффективней и вдобавок дешевле. А если речь о том, чтобы кого-то любой ценой заполучить, обморочив и заставив позабыть о прежних связях, – тоже ведь форменное безумие. Жаль, для исследований это снадобье не купишь: обратится в пыль, и по-всякому дороговато…»
– Так что, почтенные, мы в Киншате влачим свое существование впроголодь и перебиваемся кто чем – огородики держим, овец разводим, в полнолуние собираем пыльцу флирий, молодежь, бывает, нанимается на прииски в Золотую Прорву, женщины вышивают на продажу, я вот к вам в провожатые напросился, благодарствую за доброту.
На этой прозаической ноте сказка и закончилась.
Все эти гады с серьезными благостными рожами только и твердили, какой он беспримерно жалкий, бессовестный, тупой и трусливый. Вдобавок опоили какой-то дрянью, из-за чего казалось, что камера задрапирована колышущейся кисеей. Дирвена тошнило. Им это не нравилось, и они допытывались, где спрятан амулет, который его защищает.
От чего защищает – от того, чем опоили? А может, у вас тут просто дряневары неважнецкие?
Дирвен так и высказался, за что получил затрещину. Конечно же, посредством заклятья – его собеседники рук не марали. Словно прямо по внутренностям хлестнули многохвостой плетью. Когда он, ненавидяще скривившись, поинтересовался с подковыркой, а как же тогда закон о Детском Счастье, он ведь по закону восемнадцатилетний ребенок, которого бить нельзя, – ему ответили, что таких угробцев, как он, в порядке исключения можно и нужно. Ибо хоть он, совершенно верно, ребенок, но уже успел стать предателем родины и убийцей.
– Сколько у тебя на совести человеческих жизней – сто, двести, пятьсот или уже за тысячу? Неугодную Светлейшей Ложе флотилию в Сиянском море ты потопил, словно мальчишка бумажные кораблики, а ведь там были живые люди, много людей… – сочувственным тоном напомнил господин Ферклиц, терпеливый, показушно мягкий, с породистым бледным лицом и негромким голосом, напоминающим ту самую воду, которая камень точит.
Он всегда говорил сочувственно, однако при случае мог отвесить зверски болезненную магическую плюху, все с той же благорасположенной и сожалеющей миной. В воспитательных якобы целях. Этакий невозмутимый добрый гад, который лупцует тебя, чтобы научить хорошему. Дирвен решил, что прикончит его в первую очередь, дайте только до амулетов добраться. Но амулеты от него держали подальше: увидишь их не раньше, чем тебя обработают до полной лояльности.
– На тех кораблях были пираты, которые грабили и убивали.
– Но все же люди, каждый со своей судьбой, правда? А ты одним махом оборвал их жизни, не задумываясь, что делаешь. По приказу ларвезийской Ложи, которая сеет зло, лицемерно прикрываясь рассуждениями о благе.
– Так же, как вы. Прошлой весной я был в Аленде на площади Полосатой Совы, когда ваша гадина запустила там «ведьмину мясорубку». На площади тоже были люди.
– Здесь ты путаешь, это был не наш агент, а посланница Ктармы.
– Так вы же поддерживаете Ктарму!
– Мы поддерживаем тех, кто борется против ларвезийского засилья за свое учение и отстаивает свои права. В том числе Ктарму. Тебе Флаварья по ночам не снится?
Его умные водянистые глаза смотрели на пленника испытующе и внимательно. Глаза опытного игрока. Дирвен невольно поежился.
Флаварья и вправду время от времени ему снилась: серая и как будто вся пыльная, похожая на ночную бабочку-мертвяницу – если б у той бабочки, выросшей до чудовищных размеров, появилось опухшее человеческое лицо. Она молча глядела на Дирвена, до половины вросшая в скалу, словно живой барельеф.
