Веттели не выдержал, и муху согнал – сипай взглянул с немой благодарностью, видно, насекомое его сильно мучило.
– Прошу внимания, господа офицеры! Сейчас мы с вам имеем возможность наблюдать так называемый «magicales effectus paralysis cum illusionem mollitis ossa»,[20] – значительно объявил подполковник ап Кинварх. Поднял руку лежащего и продемонстрировал, как она мягко и безвольно падает, будто в ней действительно нет костей. – Это некромантия, господа, и как бы вы к ней не относились, некоторые приёмы, в том числе этот, вам придётся освоить. Записываем: основным катализатором явления effectus paralysis является sanguis patricidium… Это значит, кровь отцеубийцы, пора бы вам уже знать, Токслей!
– Да где же её раздобыть, сэр? – невольно вырвалось у Веттели, он справедливо полагал, что отцеубийцы на этом свете встречаются не так уж часто.
Тут подполковник очень нехорошо усмехнулся.
– Уж поверьте, лейтенант, наши коллеги-некроманты умеют обеспечить себя этой субстанцией. Пытками человека можно заставить и отца родного убить. А некоторые поступают и того проще. Правда, в результате остаются сиротами, зато на протяжении всей своей жизни имеют неограниченный запас этого незаменимого вещества.
Офицеры заметно побледнели.
– А как же закон, сэр? – тихо спросил кто-то.
Ап Кинварх усмехнулся ещё злее.
– В вашем возрасте, лейтенант, пора бы уже понимать, что законы этого мира писаны не для всех… Итак, довольно разговоров, вернёмся к нашим тетрадям.
Веттели тогда ничего записывать не стал, из принципа. Даже касаться не хотелось этой гадости. А Токслей наоборот, очень старательно записал…
Да, записал. И на практике применять, как видно, научился.
Стараниями мисс Брэннстоун, простое человеческое колдовство на территории школы было невозможно, но некромантия – это совершенно другая отрасль магического знания. Агате, должно быть, и в голову не пришло, что Токслей способен воспользоваться заклятьем из арсенала чёрных колдунов. А он воспользовался, да. Вот только где он достал sanguis patricidium? Неужели…
– Ну, что ты на меня смотришь, капитан? – казалось, Токслей прочитал вопрос в его глазах. – Небось, гадаешь, где я раздобыл кровь? Да уж не в оккультной лавке купил! Беда в том, что мой дорогой папаша оказался таким же догадливым как ты. Прочитал в газете о «Гринторпских убийствах», сделал свои выводы, и заявился ко мне в поместье. Так что со вчерашнего дня в моём распоряжении неограниченный запас этой… как её? Са… Сан…Опять забыл. Со школьных лет терпеть не могу латынь!
Вот тут Веттели впервые стало по-настоящему страшно. Не за себя, нет. За этот несчастный мир, в котором творится такая безумная жуть. Вся школа знала, с какой любовью относился Фердинанд Токслей к своему отцу: чуть не половину всей гринторпской корреспонденции сос та вляла их переписка… «Да он не просто психопат, он форменный безумец! Самый настоящий маньяк! А я ещё хотел выдать за него Эмили! Кошмар!.. Гвиневра! Ау! Давай сюда полицию! И санитаров надо, со смирительной рубашкой! Гвиневра, ты слышишь меня?»
Фея не отвечала.
Ну, конечно! Он же сам отослал её на кухню, наверное, ей не слышно. Хотя, странно. Раньше он помимо воли безмолвно орал на весь Гринторп, а тут расстояние всего-то три этажа по прямой. Неужели, некромантское заклятие полностью лишило его речи, и обычной, и безмолвной тоже? Вот незадача! Значит, полиция явится только тогда, когда он будет окончательно и бесповоротно мёртв. Недолго осталось ждать, пожалуй…
Превозмогая боль, Токслей подполз к своей обездвиженной жертве, навис над ней. Вынул риттер из безвольной руки, приставил к середине лба.
– Ну вот и всё! – из его рта пахло жареным беконом. – Игра окончена! Прощайте майор Анстетт! – это прозвучало пафосно, как в дрянном спектакле.
И сразу грянул выстрел.
Фонтан горячих и солёных брызг ударил Веттели в лицо, тяжёлое тело навалилось сверху, конвульсивно дёрнулось три раза и замерло.
Отставной лейтенант стрелковой роты 27 Королевского полка Фердинанд Токслей был мёртв. Чётко посередине его лба чернела дыра от выстрела в упор.
«Мистика!» – восхищённо подумал Веттели, и на секунду потерял сознание…
Положение его было ужасным.
Лежать было неудобно до невозможности. Что-то жёсткое впивалось в бок – похоже, осколок кирпича. Тяжёлое тело давило сверху и мешало дышать. Но это ещё полбеды. Хуже всего, что прямо на лицо капала чужая кровь, затекала в глаза и рот, и не было никакой возможности даже отплеваться. Вот шайтан, так и захлебнуться недолго!
– Гвиневра! – безмолвно взвыл он в полном отчаянии, – Ну, где тебя носит?!
И вдруг – как лучик солнца в пелене туч, как первый цветок из-под снега:
– Тут я, уже лечу! Не волнуйся, милый, сейчас мы тебя спасём!
Веттели ждал полицейских, но рядом из пустоты возникли лишь двое: Гвиневра и мисс Фессенден. Видеть он их не мог, в глазах стояла чужая кровь – определил по голосам.
«Эмили! А я в таком виде!»
«Подумаешь! Вид как вид! Когда при короле Георге старый мельник из Ицена угодил в жернова, он выглядел в сто раз хуже, уж поверь!»
Всё-таки Эмили была на редкость уравновешенной девушкой, этого у неё не отнять. Никаких истерик, никаких страданий-причитаний. Тяжёлое мёртвое тело мгновенно стащила за шиворот и отвалила в сторону, живое бегло осмотрела – не разберёшь, где чья кровь… Кое-как протёрла ему глаза и рот, на большее носового платка не хватило. Шарфом перетянула поцарапанное плечо Потом выпрямилась, и осведомилась у феи сердито, едва ли не обвиняюще:
– Что с ним такое, скажи на милость? Почему он как бревно?
Конечно, Веттели предпочёл бы услышать более романтическую характеристику своего бедственного положения, тем более, что как раз на бревно он и не походил, скорее уж на мешок с отрубями или связку варёных колбасок. Но Эмили в тот момент было не до сантиментов и ху дожественных сравнений, всё-таки она была порядком напугана.
– Колдовство! – молвила фея веско. – Скажу больше: НЕКРОМАНТИЯ! Зачарован вдрызг, хоть в мешок пакуй и на ярмарку вези. Полная недееспособность пол-ней-ша-я!
– Добрые боги, – ужаснулась мисс Фессенден. – Он хотя бы нас слышит? Соображает что-нибудь?
– Он в полном сознании, уж поверь. Тем тягостнее ему, бедному, приходится.
– И что же теперь делать?
– Вынь из-под него кирпич, он уже замучился, – посоветовала фея деловито.
Эмили совету последовала, и сразу стало легче жить. Но хотелось большего.
«Передай ей, пусть скорее приведёт Агату», – безмолвно обратился Веттели к фее. Какими бы страшными не казались чары, при желании, снять их было совсем несложно, куда проще, к примеру, чем избавить человека от малярии или фурункулёза. Любой подготовленный офицер с этим справился бы, что говорить о учёной ведьме?
Но Гвиневра отчего-то не спешила его спасать.
«Отстань, – сварливо велела она. – Ты сделал своё дело, я делаю своё. Лежи себе смирно и не мешай».
Можно подумать, у него был выбор.
– Дальше что? – пристала к фее Эмили. – Я сбегаю за Агатой?
«Да-а!» – заорал он мысленно, а что толку?
Гвиневра приняла неприступный вид.
– Не зови ведьму, женщина! Ведьма тут не поможет. Это же некромантия, понимать надо!
– И что же теперь… – обречённо начала Эмили, фея перебила:
– Как что? Не знаешь разве, какой самый действенный способ избавления от чар? Разумеется, целовать! Поцелуй невинной девушки способен творить чудеса!
– Да? – в голосе Эмили так и сквозило сомнение. – Что-то не слышала!
– Значит, учили тебя плохо. Не сомневайся, целуй! – заверила Гвиневра.
Надо ещё раз отдать мисс Фессенден должное: нервы у её были крепкие как канаты. Чмокнула прямо в лоб, не заботясь о том, что на нём нет ни одного чистого места. Поднялась вся пере па чканная красным, как настоящий вампир после кровавой трапезы.
– Ну? Что же он не шевелится?
– А что ты его, как покойника? Кто же так целует? Надо по-настоящему, нежно и страстно!
– Послушай, Гвиневра. Я, конечно, не имею ничего против мистера Веттели, он очень мил, но у меня, знаешь ли, есть жених. Как же я стану нежно и страстно целовать малозна ко мо го парня? – слышать это было почти физически больно, Веттели мысленно застонал.
– Медицинская необходимость! – отвечала фея жёстко. – Целуй, или я разочаруюсь в твоём профессионализме!
– Послушай, а нельзя ли привести кого-то из старшекурсниц? – всё ещё колебалась Эмили. – Они ведь тоже девственницы. И мистера Веттели они обожают… Ленточки там разные…
– Ну, правильно! Подвести юную, невинную школьницу к безжизненному телу любимого учителя, и велеть его поцеловать в обагрённые чужой кровью губы! Очень романтический пер вый поцелуй, ничего не скажешь! Да это оставит у бедняжки комплекс на всю жизнь! Тебе не стыдно, женщина?
