Книга 1
«Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нем обретши навсегда,
Скажу про все, что видел в этой чаще.
Не помню сам, как я вошел туда,
Настолько сон меня опутал ложью,
Когда я сбился с верного следа.
Но к холмному приблизившись подножью,
Которым замыкался этот дол,
Мне сжавший сердце ужасом и дрожью,
Я увидал, едва глаза возвел,
Что свет планеты, всюду путеводной,
Уже на плечи горные сошел.»
«Божественная комедия», Ад, Песнь Первая 1-16, Данте Алигьери
Арка 1
«С тростинкой хрупкою надежды наши схожи,
Дитя мое, в руках господних наши дни,
Всей нашей жизни нить в суровой власти божьей,
Прервется нить — и где веселия огни?
Ведь колыбель и смерти ложе, —
От века на земле сродни.
Я некогда впивал душою ослепленной
Чистейшие лучи моих грядущих дней,
Звезду на небесах, над морем Альциону
И пламенный цветок среди лесных теней.
Виденья этой грезы сонной
Исчезли из души моей.
И если близ тебя, дитя, рыдает кто-то,
Не спрашивай его, зачем он слезы льет, —
Ведь плакать радостно, когда томит забота,
Когда несчастного жестокий рок гнетет.
Слеза всегда смывает что-то
И утешение несет.»
Виктор Гюго. «К Л.»
Глава 1
Мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать происходящее, чтобы осознать себя.
До сих пор не могу однозначно ответить на вопрос — являюсь ли я взрослым человеком в теле ребёнка, или ребёнком с воспоминаниями взрослого человека. Но это размышления на отстранённо философские темы, что не имеют особого практического смысла.
Передо мной в настоящий момент стояли более сложные насущные проблемы.
— Кланяйся, — вполне убедительным приказным тоном сказал мне мальчишка, практически ровесник моему собственному телу.
Глухая подворотня смежного района. Окна, из которых никогда не выглядывают случайные зеваки. Двери, всегда закрытые и не открывающиеся на стук. Проулок, один из тех, на которых невозможно встретить случайно забредших прохожих. И мы.
Я стоял, закрывая собой пацана, на год старше меня самого. Рядом набычились ещё двое, плюс-минус, мои погодки. И перед нами мальчишка. Банальнейшая, по сути, ситуация. И быть наглецу битым, если бы не одно очень важное «но». Архиважное.
На плече у парня красовалась повязка: обычный на вид кусок ткани. Он был пришит к погону лёгкой нагло распахнутой куртки и спускался на грудь. И прямо в области сердца символ: пять ромбиков на фоне восходящего солнца или нечто на это похожее. Я ещё не успел близко познакомиться ни с местной родовой символикой, ни с её особенностями, но одно знал точно — парень для нас опасен.
Нет, на самом деле таких сопляков ещё ничему серьёзному не обучали. Максимум, он год проходил начальную физическую подготовку и постигал азы родовых техник, если такие в его семье вообще были. Но уже это создавало между нами глубокую, непреодолимую пропасть. И потому сейчас мой, в кавычках, друг валялся у меня за спиной, собирая по земле рассыпанные зубы.
— Здесь не родовые кварталы, — рискнул я блефовать. — А мы — свободные горожане.
Пацан нахмурился. Плохо, не повёлся. Мы не были свободными горожанами, так, нищие детишки.
— Вы — чернь, позабывшая своё место. Желаешь, чтобы я вам его напомнил?
Кланяться этому щенку категорически не хотелось. А придётся.
Это был очень странный мир. Мир, в котором есть магия. Мир, в котором малолетние колдуны получают право на убийство, на целенаправленное применение боевых способностей против тех, на кого укажут.
И малолетний будущий колдун был в своём праве. И потому я склонился. Склонился, ожидая удара по голове, от которого в таком положении не смог бы защититься при всём желании. Мои соратники также склонились, повторяя за мной.
— Мы приносим свои извинения, сир, — произнёс я и задержал дыхание.
Удар уронил меня мордой на вонючую брусчатку. За этим последовало ещё пара, и рядом приземлились два моих соратника. А затем на голову опустилась ступня. Право сильного.
— Научите этого придурка манерам, шпана, — презрительно процедил парень. — Иначе кто-нибудь другой не будет таким добреньким, как я.
Нога исчезла, послышались шаги. Он уходил. И самое дерьмовое в том, что я вынужден был признать: он прав. По местным меркам парень ещё очень сдержанно с нами обошёлся. Нельзя сказать, что здешняя аристократия была повсеместно поражена высокомерием головного мозга или приступами ударяющей в голову мочи. Здесь так принято, так работают неписаные правила.
Кое-как поднявшись, я оглянулся. Юный колдун уходил не оборачиваясь. И демоны с ним. Этот самый парень лет через десять получит свой браслет — символ боевого мага и направление в чужую страну за надом от правящей партии. А также все шансы сложить голову в бою ещё до тридцати лет. При такой интересной и насыщенной жизни некоторая нервозность местных магов кажется мне вполне оправданной.
Я перевёл взгляд на Тоди, угрюмо поднимавшегося с земли. Мой, через третье колено, родственник. Мне он никогда не нравился, но мама очень просила взять мальчика в наши игры. Вот только мальчик приносил нам слишком много проблем.
Глянув в ту сторону, где скрылся будущий колдун, Тоди зло сплюнул:
— Ну и мудак, — и тут же схватился за челюсть.
Этот мудак минутой ранее от души врезал Тоди по морде, причём совершенно заслуженно. В открытую грубить аристократу, будь ты хоть три раза свободным человеком, это надо вообще мозгов не иметь. Именно поэтому я подошёл к своему проблемному родственнику и съездил по морде повторно, со всей имеющейся пролетарской силой.
Малолетний колдун уверенно побил бы нас четверых, даже особо не вспотев, но среди обычных детей моего возраста одним из первых драчунов был я. В нашем районе я делил звание лучшего с парнишкой, ублюдком, в смысле незаконнорождённым сыном одарённого, выброшенным вместе с мамашей на улицу. Поэтому мой удар ожидаемо уронил Тоди на землю повторно.
— Эй! Ты чего?! — схватившись за скулу, взвыл этот кретин.
