Кальдур Живой Доспех V
Пролог
— Кто сотворил тебя такой?
Кесалан не могла отвезти взгляда от прекрасной фигуры женщины, что поднялась с их ложа и теперь расчёсывала прекрасные золотистые волосы, иногда прерываясь и смотря в вырубленное в скале окно на последние закатные лучи солнца.
— Боги происходят из ничего и творят сами себя, — женщина улыбалась ей так, как никому другому.
— О-о-о, ты истинно богиня... от твоего тела не хочется отрываться. Может, вернёшься в постель?.. Солнце всё равно скоро закатиться, а ночь совсем не наше время.
Всё с той же загадочной улыбкой женщина собирает волосы в пучок, связывает их верёвочкой и остаётся стоять под последними лучами светила, пока последний их них не касается её кожи. Затем она возвращается.
— У меня для тебя подарок.
— И где же ты его прятала всё это время? — лукаво спрашивает Кесалан.
Женщина вытаскивает из-за спины свёрток, как ни в чём не бывало, будто бы он всё время был там. Разворачивает его и показывает содержимое.
— Я назвала их Свет и Тень. Вот где я пропадала последние пару дней. Я ковала их для тебя.
— Какие прекрасные клинки...
— Ты прекрасна, Кесалан.
Они начинаются целоваться и долго не могут остановиться, пока женщина не кладёт палец на губы Кесалан и не отстраняет её.
— Ты прекрасна, — повторяет женщина. — Это оружие достойно тебя, и я очень надеюсь, что тоже достойна тебя. Будешь ли ты моим клинком? От этого вдоха и до последнего.
— Я хочу быть с тобой, даже когда все мои вдохи закончатся, — отвечает Кесалан от сердца и сжимает руку женщины у себя на груди.
Они снова целуются, но спустя некоторое время остраняется уже Кесалан. На её лице проступает грусть и смущение.
— Почему ты спросила это? Потому что я смертная и мой век так короток?
— Нет. Скоро мы убьём Короля-Колдуна и всё измениться. Даже больше, чем ты можешь себе вообразить. Мы станем жить в совсем другом мире, новом мире. Но некоторые вещи я бы хотела забрать с собой.
Они снова начали целоваться и уже не останавливались.
Виденье 49. Грубая сила
— Тише, девочка.
Розари снова проснулась с криком и попыталась рывком подняться. Он тут же оказался рядом и мягко уложил её назад.
Костёр почти погас, но свет полной луны и звёздного неба проникал в пещеру в достаточной мере, чтобы она могла разглядеть, где находится и что вокруг нет опасности. Испуг в глазах Розари сменился смертельной усталостью, она сразу же потеряла интерес к происходящему, с минуту поизучала неровный каменистый потолок, уже закопчённый дымом костра, моргнула несколько раз и снова провалилась в тревожный сон и испарину.
— Кажется, твои кости срастаются плохо, постарайся не двигаться лишний раз и... не просыпаться вот так, — ласково напомнил ей Кальдур, просто чтобы она услышала его голос и расслабилась.
Он вздохнул, глядя на её ровное дыхание, вернулся на своё место, прислонился к стене, подложил под голову сумку и снова попытался закрыть глаза хотя бы ненадолго.
***
Снились ему бесконечные поля снега и засыпанные дороги.
Зиму и холод он уже и тогда не любил, но и зимой в деревне было у него счастливое время. До первых холодов старились заготовить как можно больше еды: сушили грибы, траву, ягоду, рыбу, убирали урожай в амбары и погребы, готовили соленья и варенье. С первым снегом ещё немного успевали подремонтировать дом или сарай, а потом всякая работа кончалась.
Становилось совсем холодно, и из дому носу особо не высунешь, разве что за дровами, водой, покормить скотину или в туалет. Дядя немного придавался хвори и меланхолии, позволял себе с недельку поприкладываться к бутылке и походить в гости к своим старым соглядаям, вспомнить былое и банально пробухаться.
Но неизменно, каждую зиму без исключений, в нём постепенно проспался талант к готовке. Он брал уже полежавшие, а иногда и промёрзшие овощи, сушёную зелёнь и рыбу, заново и ещё мельче перемалывал муку и готовил такие восхитительные пироги, что Кальдур лёгко набирал такое количество жирка, что его ляшки начинали тереться между собой.
В прикуску с выпечкой тёмными вечерами они пили горячий и душистый чай, смотрели на тёмное и почти беззвёздное небо, и без умолку болтали. Дядя травил одни и те же байки, вспоминал одни и те же истории, снова и снова называл одни и те же знакомые имена, и у Кальдура постепенно начало складываться впечатление, что он сам прожил вот такую вот простую, но счастливую жизнь.
В тепле, труде, сытости и подальше от бесконечного круговорота смерти.
***
Он проснулся от ощущения, что в него упёрлось нечто неприятное. Щурясь, открыл глаза, стиснул зубы в ожидании нежданных гостей и обнажённого оружия, но этого был всего лишь взгляд Розари. Осмысленный взгляд, полный негодования от того, что он сладко и беззаботно спит, а ей так плохо.
— Я тоже чувствую себя паршиво, — Кальдур вымученно улыбнулся.
Он ожидал, что она ещё немного и снова провалиться в сон. Но когда этого не произошло спустя привычные пару минут, он ощутил сначала тревогу, а потом и радость. Розари наконец-то приходила в себя.
— Слушай, прости, — затараторил он, — Нужно было отпустить тебя, и не брать в этот "полёт", ты была уже ранена, но...
Розари вздрогнула, скривилась, с трудом достала здоровую руку из под одеяла, провела трясущимися пальцами сначала по лицу, а потом по затылку, внимательно ощупывая голову. В её руке осталась прядь спутанных волос. Их было столько, что она вздрогнула и снова ощутила испуг.
— Тише, — Кальдур заставил себя успокоить голос. — У меня тоже выпадают. Слишком много сил убили. Голова уже целая. Но болит, думаю. Пройдёт, девочка. Потерпи немного.
— Что случилось? — с трудом и хрипом едва слышно проговорила Розари.
Это были первые её слова за неделю, и для Кальдура они были чем-то вроде медовой и бархатной праздничной настойки Дукха. Он поспешил к ней, подтянул бурдюк с водой, и придерживая его, дал ей напиться. Она пила сама и долго, делая паузы, и это было куда более отрадным зрелищем, чем поить её по капле через тряпочку в полубессознательном состоянии.
— Мы сломали этого ублюдка, — не сдерживая хвастовства ответил Кальдур. — Забили его в скалу и похоронили там, может даже заживо. Мы одолели его, слышишь? И мы оба живы.
— Почему так плохо?
Лицо Розари выражало целую плеяду эмоций: грусть, непонимание, физическую боль, усталость, тревогу. Но уже не было безразличной маской смертельно-больного и умирающего человека. Кальдуру было её жаль, но от каждого взгляда на её страдания он чувствовал душевный подъём. Она жива, пускай её жизнь сейчас более чем полностью состоит из боли, но она жива. И она будет жить. А это значит, что он не один.
— Мы сражались в полную силу. И долго. Твой доспех чуть не сожрал тебя. А потом мы упали с неба на скалы.
Розари замолчала и отвернулась от него, но больше спать не пыталась, просто думала.
— Красная Фурия зажалась в угол глубоко внутри, — пробормотала она. — Я её почти не чувствую. Она не говорит со мной.
— Дай ей немного времени. Этим железкам тоже может быть страшно и больно. Они ведь почти весь удар взяли на себя.
Она снова задумалась и поспешила снова опустить голову на ложе. Пока держаться сидя было ещё тяжёло.
— Великая Госпожа... мы убили только одного... что же мы будем делать с остальными?
— Ну... — Кальдур прокашлялся. — Не будем пытаться забить их до смерти голыми кулаками. Грубая сила быка сгубила, но ишака с места не сдвинула... как говорится. Скорбь был чудовищно силён, непобедимым, но его сил не хватило, чтобы справится с притяжением и мощью гор. Значит, мы сможем придумать что-то такое ещё раз.
Розари тяжёло и протяжно вздохнула, сглотнула и закашлялась. Кальдур знал, что она чувствует, хотя ему и досталось не так сильно.
