Виталий Сертаков - Даг из клана Топоров

– Поднять руль! Табань левым бортом! – зычно выкрикнул Свейн по кличке Волчья Пасть.

Пришло время обеда. Двенадцать гребцов на левом борту послушно навалились грудью на тяжелые рукояти, сминая ход корабля. Весла прогнулись навстречу косой волне, белый бык на носу флагманского драккара нацелился на берег. Загудели натянутые ванты.

– Правый борт – суши весла! – рявкнул Свейн, кося глазом на бронзовый флюгер. Флюгер устойчиво показывал на юг. Штандарт херсира сражался с яростным севериком: – Гей, спустить парус, крепи снасть!

Кормчий навалился на румпель, дубовый блок заскрипел, накручивая канат. До того как киль царапнул по песку, рулевое весло успело выпрыгнуть из волн. Двенадцать весел правого борта нацелились в небо.

– Спустить якоря! Спустить якоря… – пронеслось над шумом прибоя. – Свободная вахта, выставить часовых! Обед готовить! Обед…

Зазвенели якорные цепи, на ремнях в воду спустили шлюпки, побросали туда котлы и кухонную утварь. Скинув одежду, бородатые загорелые гребцы попрыгали в мутный прибой, подхватили канаты, уперлись пятками в илистое дно…

Шесть кнорров, принадлежащих торговому фелагу «Белого быка», застыли у безымянного мыса, на самом краю земли саксов. Позади остались деревни неприветливой литвы, рыбацкие городища чуди и вендов, возле которых причаливать было тоже небезопасно. Впереди, на западе, шумели леса кейсара Отто, но в его окраинных маркграфствах хозяйничали все кому не лень. Поэтому Свейн, прежде чем сойти на берег, трижды глубоко втянул в себя воздух, угадывая дым вражеских костров.

На далеких хмурых холмах гостили тучи. Вдоль занесенного водорослями пляжа виднелись следы пепелищ. Расцветал месяц жатвы, южные воды Бельта вовсю отдавали накопленное тепло, косяки жирной сельди искрили на глубине. Пока раскладывали сухое дерево под котлами, Свейн Волчья Пасть стоял на корме и хмуро вглядывался в туман. Совершив немало ратных подвигов во славу Тора, молодой херсир уже третий год как занимался мирной торговлей. И на сей раз, благодаря богам, караван возвращался с большой выгодой. В Хазарском море оптом продали рабынь, моржовый бивень и куницу, взяли легкий, но немыслимо дорогой китайский шелк, а еще ковры из Хорезма и приправы для мяса в плотно забитых пробками горшках.

Херсир был доволен. Вонючие горшочки с написанными на них странными названиями – корица, куркума, мускат – такие маленькие, но принесут сотню марок серебра!

– Сегодня последний раз обедаем на суше, – Свейн кивком разрешил разводить костры. – При попутном ветре утром достигнем Рюгена и возьмем севернее, курсом на устье Шлая.

– Ты хочешь продать ковры в Хедебю? – спросил кормчий Ульме Лишний Зуб. Втайне он надеялся, что хозяин изменит планы, и им не придется тащиться против течения по реке Шлай до главной торговой крепости данов. Кормчий мечтал поскорее оказаться в Свеаланде, в родной усадьбе на озере Ветерн. Однако вслух никто не рискнул бы спорить с хозяином, снискавшим славу лучшего бойца Бирки.

– Мы сбросим в Хедебю тяжести, – хитро подмигнул Свейн. – А самое дорогое, усладу женщин, я отвезу на север, в норвежские фюльки. Э-ге-ге, смотри-ка!..

Гораздо мористее, в три румба к ветру, скользил длинный желтый корабль с оленьей головой на мачте. Помимо привычного квадратного паруса, на носу трепетал косой стаксель, разрисованный незнакомыми рунами.

– Похоже, эсты! – Лишний Зуб сплюнул за борт. Свейн на всякий случай натянул свой знаменитый шлем, принесший его хозяину столь горделивое прозвище. Поверх железного острия, перенятого местными модниками от киевских рубак, на шлем была насажена голова крупного волка с распахнутой пастью, а в глаза зверя искусный мастер вставил куски «солнечного камня».

– Ага, гляди, эти трусы удирают, – захохотали торговцы, сами вчерашние викинги. – Они никогда не нападают без преимущества хотя бы втрое! Ну что, Свейн, ты попотчуешь нас своей золотой оленихой?

С этой оленихой получилась смешная история. На самом деле золотыми у хромоножки были только рога. Волчья Пасть прикупил пугливую большеглазую матку у словенов на обратном пути, когда суда уже протащили по поволоке между Днепром и Ловатью. Какие-то дремучие мужики собирались резать хромоножку потому, что она свернула копыто, а тащить ее до жертвенного дуба им было лень. А кто-то еще посмеялся, выкрасил рожки под золото. Свейн купил олениху за смешную цену – снял с шейной гривны пять серебряных монеток с профилем византийского кесаря. Слуги затолкали робкую олениху под палубу драккара, вместе с гогочущими гусями и кроликами.

– Вот уж точно! Полакомимся свежим мясом! – Свейн набрал в грудь побольше воздуха, чтобы отдать команду своим людям, но так и застыл с открытым ртом. – Это еще что? – спросил он.

– Что там? Что такое? – Руки дружинников привычно потянулись к оружию. Они хоть и возвращались с мирного промысла, но в любой миг были готовы вступить в бой.

– Да вон там, – глава купеческого фелага уверенно ткнул пальцем в пенную круговерть. – Похоже на щит… Клянусь веслом Ньерда, там ребенок! Эй, вы, а ну, не трогайте олениху! Лодку туда, живо! Хочу посмотреть!

– Добрый ли это знак? – спрашивали матросы у старого Бьерна, который слыл в экипаже удачливым предсказателем. Но седой Бьерн только хмурился и чесал в бороде.

– Глядите, он так ухватился за щит, что пальцы не разжать, – Свейн с изумлением обнаружил, что ребенок жив, хотя горькая вода порой захлестывала его с головой. На крошечном посиневшем тельце кровоточили следы от птичьих клювов. Двое гребцов поднялись в лодке, через планшир передали находку вождю:

– Хозяин, его уже жрали чайки.

– Это мальчишка, на нем обрывки тряпок!

– Ему не больше года, самое время сосать мамку, а он даже не пищит!

– Свейн, зачем он тебе? – тихо спросил старый Бьерн, когда малыша вместе со щитом подняли на палубу. – Раз его швырнули в море, значит, он был лишним ртом. К тому же это не свей, он не из финнов и точно не из норвежцев. Смотри, кожа темная и волосы темные! А глаза, как у настоящего волчонка!