Хоббит или туда и обратно
В норе под землей жил хоббит. Не в сырой и затхлой с дождевыми червями, не в голой песчаной, где не на что сесть и нечем подкрепиться; нора была хоббичья, а это означает уют.
У нее была круглая, как иллюминатор, дверь, выкрашенная в зеленый цвет, с блестящей медной ручкой точно посередине. Она открывалась в круглый туннель вроде железнодорожного, но, разумеется без дыма, очень удобный, с деревянными стенами, плиткой и ковром на полу, с полированными стульями и множеством вешалок для пальто и шляп — хоббит любил гостей. Туннель этот (или коридор) вел в глубь холма — Холма, как звали его на мили вокруг. Отсюда в обе стороны отходили маленькие круглые двери. В хоббитском жилище не бывает лестниц: спальни, ванные, кладовые, буфетные (в немалом количестве), гардеробные (здесь были целые комнаты, отведенные под одежду), кухни и гостиные — все размещалось на одном этаже и даже в одном коридоре. Лучшие комнаты были по левую сторону (если смотреть от входа), потому что только в них имелись окна — глубокие круглые окна с видом на сад и пологие зеленые склоны.
Хоббит этот был весьма обеспеченный, и звали его Бэггинс. Бэггинсы жили в окрестностях Холма, сколько себя помнят, и считались весьма уважаемым семейством, не только из-за достатка (а они и впрямь были, по большей части, зажиточны), но и потому, что никто из них не запятнал себя приключениями или вообще странными речами и поступками; вы, не спрашивая, знали, что ответит Бэггинс на любой ваш вопрос.
Это история о том, как Бэггинс пустился в приключение, начал говорить и делать такое, чего никто (и он сам в первую очередь) не ожидал. Он, быть может, потерял уважение соседей, зато приобрел… ну, вы увидите, приобрел он что-нибудь в конце концов или нет.
Матушка нашего хоббита… А что такое хоббит? Наверное, в наше время это следует объяснить, потому что хоббиты теперь малочисленны и боятся Большого Народа, как называют нас. Сами они маленькие (наверное, правильней сказать «были»), ростом примерно в половину нашего, ниже бородатых гномов. Бороды у хоббитов не растут. Волшебного в них нет или совсем мало, разве что по мелочи, скажем, умение быстро и тихо исчезать, когда глупые громадины, вроде меня и вас, ломятся с грохотом, как слоны, так что за милю слышно. Они склонны отращивать брюшко, одеваются ярко (по большей части в желтое и зеленое) и не носят обуви, потому что подошвы у них от природы жесткие, с густой темно-каштановой шерсткой, такой же курчавой, как и на голове; пальцы у них длинные, смуглые и ловкие, мордочки добродушные. Смеются хоббиты раскатисто и от души (особенно после обеда, который по возможности устраивают два раза в день). Теперь вы знаете довольно, чтобы продолжить.
Как я уже говорил, матушка нашего хоббита, то есть Бильбо Бэггинса, — знаменитая Белладонна Тук, одна из трех замечательных дочерей Старого Тука, предводителя хоббитов, живущих за Рекой — узенькой речушкой у подножия Холма. Поговаривали (в других семьях), что давным-давно предок Тука женился на фее. Это, разумеется, чепуха, но в Туках определенно было что-то не совсем хоббитское, и время от времени кто-нибудь из них пускался в приключение. Они исчезали без шума, и в семье о них больше не говорили, но факт остается фактом: Туки были совсем не так респектабельны, как Бэггинсы, хотя и, несомненно, богаче.
Не то чтобы Белладонна Тук пускалась в приключения после того, как стала миссис Банго Бэггинс. Банго — отец Бильбо — выстроил для нее (и отчасти на ее деньги) самую роскошную хоббитскую нору, какую только можно сыскать под Холмом, на Холме или за Рекой; там они и жили до конца дней. Однако сдается, что их единственный сын Бильбо, даром что с лица и повадкой был вылитый отец, солидный и респектабельный, унаследовал по туковской линии некую странность, которая только и ждала случая проявиться. Впрочем, случай все не представлялся, а Бильбо тем временем достиг зрелости, то есть примерно пятидесяти лет, живя в прекрасной, выстроенной отцом норе, которую я вам только что подробно описал, и из которой, казалось, он никуда не собирался трогаться.
По странной случайности в одно прекрасное утро, когда в мире было меньше шума и больше зелени, а хоббиты плодились и благоденствовали, Бильбо Бэггинс стоял после завтрака у двери, покуривая длинную деревянную трубку, доходившую ему почти до мохнатых ступней (аккуратно расчесанных) — и тут появился Гандальф. Гандальф! Если бы вы слышали хотя бы четверть того, что слышал я, а я слышал лишь маленькую толику того, что стоит о нем услышать, — вы бы поняли, что речь пойдет о чем-нибудь удивительном. Везде, куда бы он ни пришел, сразу начинали происходить самые невероятные приключения. Под Холмом он не появлялся давно — с тех самых пор, как умер его приятель, Старый Тук, и хоббиты почти забыли, как он выглядит. Гандальф отсутствовал по своим делам так долго, что тогдашние хоббиты-мальчики и хоббиты-девочки успели превратиться во взрослых хоббитов.
Так что в то утро ничего не подозревающий Бильбо увидел просто старика с посохом. На нем была остроконечная синяя шляпа, длинный серый плащ, серебристый шарф, поверх которого свисала до пояса длинная белая борода, и огромные черные башмаки.
– Доброе утро! — приветствовал незнакомца Бильбо вполне искренне. Солнце светило, трава весело зеленела.
Однако Гандальф сдвинул кустистые брови, выступавшие из-под широкополой шляпы, и строго взглянул на хоббита.
– Что вы этим хотите сказать? — спросил он. — Что желаете мне доброго утра, или что утро доброе, хочу я того или нет, или что нынче утром вы в добром расположении духа, или что в такое утро хочется быть добрым?
– Все вместе, — отвечал Бильбо. — И в придачу, что в такое утро приятно подымить на свежем воздухе. Если у вас есть трубочка, присаживайтесь и угощайтесь табачком! Спешить некуда, весь день впереди! — И Бильбо сел на скамеечку у двери, скрестил ноги и выпустил преотличное колечко дыма, которое, как было целое, поднялось и уплыло за Холм.
– Очень мило! — сказал Гандальф. — Но мне сегодня утром некогда рассиживаться и пускать дымовые кольца. Я ищу, кого бы взять в приключение, которое я затеял, а это очень трудно.
– Неудивительно — в наших-то краях! Мы народ простой, тихий, нам приключения ни к чему. От них одни неприятности! Того гляди, опоздаешь к обеду! Не знаю, что некоторые в них находят! — сказал наш мистер Бэггинс, заложил большой палец за помочи и выпустил новое кольцо, еще больше первого. Потом он достал утреннюю почту и стал читать, делая вид, будто не замечает старика. Чудной какой-то, пусть лучше идет своей дорогой.
