Джон Марко - Праведники Меча

Мать Алазариана сказала когда-то, что шум дождя – это песня небес. В эту ночь небеса вопили.

За пять дней ливня дороги Арамура потекли реками, а лужайки у замка Вэнтранов превратилась в болото. Стояла весна, непрерывными грозами хлещущая эти земли Империи, и ее из всех времен года больше всего любила мать Алазариана. Скоро кончатся дожди, на розах в садах завяжутся бутоны… но она их не увидит. К тому времени, как полетит первая бабочка, ее уже давно не будет.

За окном замка сверкнул далекий клинок молнии. Алазариан смотрел на него недвижными глазами. Пляшущий свет факела отбрасывал в коридор рваные тени. Косо падал дождь за запотевшим стеклом. Хорошо, что дед еще не в пути. К утру, гроза пройдет – и тогда дед Алазариана сможет вернуться в Талистан. Ему незачем задерживаться – он приехал только, чтобы увидеть, как умрет его дочь. Алазариан попытался угадать, что происходит за соседней дверью. Плачет ли дед? А мать? Она так близка к смерти – наверное, уже слишком слаба для слез. Да она и раньше не часто плакала: жизнь, и муж ее закалили.

Леди Калида была хорошей матерью и единственным, что было в жизни Алазариана от красоты. У нее были сердце льва и душа поэта, и Алазариан не понимал, как она могла появиться у тех же родителей, которые произвели на свет ее брата, Блэквуда Гэйла. Ее отец порой был животным и почти всегда – безумцем. И хотя Тэссис Гэйл нежно любил свою дочь, он не помешал ее браку с мужчиной, в сердце которого не было любви. Ее жизнь была ужасной, но она никогда не признавалась в этом Алазариану. Сын стал для нее прибежищем и источником радости. Он был словно волшебный плащ, защищавший ее от зла.

По залу раскатился гром, и Алазариан вздрогнул. Тут же он поймал на себе презрительный взгляд, брошенный на него через весь зал человеком, который не был его отцом. Элрад Лет фыркнул и снова стал смотреть в соседнее окно. Сегодня он не разговаривал ни с кем, даже с королем. Алазариан знал, что мысли Элрада находятся очень далеко и заняты более важными вещами, нежели близкая смерть жены. Правитель заложил руки за спину, как всегда во время размышлений, и похлопывал ладонью по ладони. Его длинное тело чуть покачивалось, словно он наслаждался музыкой, но во взгляде не было ничего, кроме презрения. Элрада Лета ничто не трогало, и меньше всего – его жена и «сын», которых он регулярно бил. Изысканная еда, пышные празднества, дорогая одежда оставляли его равнодушными, и только одно вызывало у него улыбку – ощущение своей власти над людьми. Страшным казалось его лицо при свете молний.

Элрад Лет, правитель провинции Арамур, нетерпеливо дожидался, когда король Тэссис Гэйл закончит последнюю встречу с дочерью. Семья стремительно уменьшалась. Тэссис Гэйл уже потерял сына. Алазариан опасался, как бы новая потеря не столкнула старика в пропасть безумия. Некоторые говорили, что он давно уже в нее сорвался. Но если и так, то Элрад Лет уже давно дожидается его на дне.

Но сейчас, даже, несмотря на горе, Тэссис Гэйл изменился. Чем сильнее чахнула Калида, тем больше наполнялся жизненными силами король, словно он какой-то вампирской магией крал ее годы. Скорбь дала его жизни смысл, цель, которой у него уже давно не было. Горе выпрямило ему спину и придало сил, умерило приступы кашля. В последние дни Тэссис Гэйл снова стал похож на того кровожадного воеводу, каким был в юности.

Лет глядел на вспышки молний, не замечая сына, будто его и нет. Почти физически ощущалось разочарование этого человека. Ему нужен был сильный сын, похожий на него. А вместо этого Калида родила ему ублюдка, и к тому же неженку. Лет не мог доказать незаконность рождения Алазариана, а Тэссис Гэйл не потерпел бы, чтобы добродетель его дочери поставили под сомнение. Вот почему Лет, Калида и Алазариан продолжали притворяться, хотя знали правду, однако Лет по-прежнему горел гневом при виде тонкокостного сына, который не был его сыном. Алазариан знал, что когда-нибудь плотина, сдерживающая ярость Лета, прорвется – и тогда ему негде будет укрыться.

– Алазариан! – окликнул его Лет. – Иди сюда.

От этого призыва у Алазариана подкосились колени. Ему ненавистны были разговоры с Летом, ненавистно его близкое присутствие. Но он, осторожно ступая, прошел через весь зал и встал рядом со своим так называемым отцом, который с вздохом продолжал смотреть на дождь. Алазариан ждал. Наконец правитель заговорил.

– Меня призывают в Черный Город, – проговорил он. Его голос звучал доверительно, словно шепот. – Император Бьяджио и его инквизитор желают говорить со мной.

– Да, отец, – сказал Алазариан.

Он слышал сплетни прислуги. Лета вызывали предстать перед Протекторатом.

– Политика, – бросил Лет. – Вот в чем дело, понимаешь?

– Да, – согласился Алазариан. – Понимаю.

– Неужели? Сомневаюсь. Сомневаюсь, чтобы ты понимал хоть в чем-нибудь, кроме вышивки. В этом ты унаследовал чувствительность матери, мальчик. В голове у тебя один туман.

Алазариан проглотил оскорбление. После переезда в Арамур его отношения с Летом только ухудшились. Тяготы правления ожесточили Лета.

– Бьяджио готовит мне ловушку, – сказал Лет. – Он считает меня дураком, а? Чертов хлыщ. – Он сжал руку в кулак и потер костяшки пальцев. – Но он что-то держит в рукаве. Он хочет, чтобы ты тоже приехал.

– Я? В Черный Город?

– Мы уезжаем послезавтра.

– А я зачем?

– Ты достаточно взрослый, чтобы ехать.

Алазариану только что исполнилось шестнадцать. На день рождения Лет подарил ему кинжал, чтобы он «был больше похож на мужчину». Алазариан его не носил.

– Я не понимаю, – сказал Алазариан, – зачем я понадобился императору?

– Откуда мне знать? Но так написано в вызове, и мы должны повиноваться. Так что не трать слишком много времени на слезы по матери. Во время поездки нам понадобятся мозги, и я не намерен терпеть рядом с собой сосунка, которому нянька должна пеленки менять.

– Но…

– Но что? – прорычал Лет, резко поворачиваясь к Алазариану.

Алазариан почувствовал, как горло перехватило судорогой.

– Но как же мать? – с трудом выговорил он.

– Что – как? Она умерла. Мы ей не поможем.

– Она еще не умерла.

– Ах, мама, мама! – передразнил его Лет. – Пожалуйста, мама, не умирай! – Он презрительно фыркнул и закрыл глаза. – Возьми себя в руки, мальчик. У нас есть заботы поважнее.

– Не говорите так!

Рука Лета стремительно взлетела – и Алазариан получил увесистую оплеуху.

– Это еще что? – рявкнул он. – Ты посмел повысить на меня голос?

Алазариан промолчал. Он знал, что любые слова принесли бы ему только еще одну оплеуху. Он безмолвно посмотрел на человека, которого вынужден был называть отцом, стараясь выразить ненависть взглядом.