– Этот дар дан мне не случайно, мама, – возразил Алазариан, стараясь говорить тихо. – Ты всегда так мне говорила. Может быть, он дан мне именно для того, чтобы я мог тебя спасти.
Леди Калида покачала головой.
– Нет, это по-прежнему тайна. И я не хочу, чтобы ты меня спасал. – В ее памяти возникли последние годы, и глаза ее потухли. – Я рада смерти.
– Из-за него, – мрачно буркнул Алазариан.
Его мать молча кивнула. На лбу у нее остался шрам – там, где перстень Лета рассек ей кожу. Алазариану хотелось прикоснуться к шраму и заставить его исчезнуть. Ему хотелось исцелить ее исстрадавшееся тело так, как он сделал с козочкой, которая сломала ногу: тогда одного прикосновения оказалось достаточно, чтобы кости срослись. И ему хотелось исцелить ее изломанную душу, но он понимал, что эта травма ему не по силам. Элрад Лет сделал эти рубцы слишком глубокими для любого целителя, даже обладающего магическим даром.
– А теперь слушай меня, – приказала леди Калида. – Не используй дар рядом с твоим отцом, слышишь?
– Он мне не отец! – возмутился Алазариан.
– Ты меня слушаешь? Рядом с ним – никогда. И рядом с дедом тоже. Если они узнают, тебе покоя не видать. Никогда. Когда вырастешь, ты избавишься от них. Узнай о своем настоящем отце и о том, кто ты, – и никогда не показывай им, что ты одарен. – Затраченные усилия утомили Калиду, но она не спускала с Алазариана стального взгляда, требуя его внимания. – Алазариан?
Алазариан кивнул:
– Я тебя слышал.
– Поклянись мне. – Она снова протянула руку, задержав ее у самого его лица. – Я не успокоюсь, пока ты этого не сделаешь.
Мать требовала от него невозможного, но он понимал, что больше здесь, в Арамуре, спасать нечего. Алазариан потерянно улыбнулся матери.
– Я клянусь тебе, – тихо проговорил он, – что не воспользуюсь даром рядом с отцом.
– И дедом, – снова предостерегла его Калида. – Он любит тебя, Алазариан, но доверять ему нельзя. Когда меня не будет, он станет другим.
Алазариан знал, что она права. Он уже заметил в своем деде странности. Тэссис Гэйл никогда не был человеком уравновешенным, а смерть сына пошатнула его рассудок. Теперь смерть дочери окончательно ввергнет его в безумие.
– Дед тебе говорил? – тихо спросил Алазариан. – Я должен ехать в столицу. Император вызывает отца, а с ним и меня. Мне страшно, мама.
Тонкие брови Калиды удивленно приподнялись.
– В Черный Город? Император велел тебе приехать?
– Кажется, да. Отец только что сказал мне. Нам предстоит предстать перед Протекторатом.
Даже на одре болезни леди Калида слышала о Протекторате. Трибунал императора прославился на весь Нар. Точнее говоря, прославился мрачной славой. Военные преступники со всей империи вызывались, чтобы предстать перед Бьяджио и его инквизитором, Дакелем. После смерти Аркуса Нар стал очень беспокойным местом.
– Насчет твоего отца я не удивляюсь, – сказала, наконец, Калида. – Он так расправляется с этими арамурцами… – Она на минуту задумалась. – Бьяджио – человек хитроумный. Ты его помнишь, Алазариан?
– Плохо, – честно признался юноша. Пока Аркус был жив, а Бьяджио оставался только главой Рошаннов, он время от времени приезжал в Талистан, в основном, чтобы проследить за событиями в Арамуре. В замке у деда для Бьяджио всегда была готова комната. Два гиганта были в то время друзьями – или, вернее, союзниками. Но времена изменились. – Я помню, что он странно выглядит, – вслух подумал Алазариан. – И помню его глаза.
Леди Калида улыбнулась. Глаза Бьяджио забыть было невозможно. Они были сапфирово-синими, неестественными, и в них горел огонь. Алазариан почти ничего не помнил о Бьяджио, но эти глаза он забыть не мог.
– Император хочет знать правду, – решила Калида. – И он думает, что узнает ее от тебя.
– Но я не знаю правды. Я не знаю, что я могу сказать императору.
Это не было ложью. Элрад Лет держал все свои действия в тайне, особенно от сына. А Калида была слишком больна, чтобы выяснить, что происходит. У нее оставался только вид из окна, да и тот ей не принадлежал. Он принадлежал Ричиусу Вэнтрану, где бы тот сейчас ни был.
– Не бойся, – мягко сказала сыну Калида. – Если ты будешь говорить правду, Протекторат ничего тебе сделать не сможет. А Черный Город, Алазариан… Ты никогда ничего подобного не видел. От него дух захватывает.
Алазариан присел на край постели, рассчитывая, что мать начнет интересный рассказ. Она была в столице Нара всего один раз, на коронации Ричиуса Вэнтрана, но это посещение оставило в ее памяти неизгладимый след. Мысли Калиды, пропитанные болеутоляющими снадобьями, скользнули в прошлое, выбирая красивые картинки.
– Он такой высокий, – вздохнула она. – А дворец императора похож на гору. Там столько народа, что порой по улицам невозможно проехать, но купить там можно все что угодно. Возьми с собой денег, Алазариан. Купи себе что-нибудь хорошее. – А потом Калида огорченно покачала головой: – Жаль, что ты уже не увидишь собора. Он был так прекрасен!
Собор Калида любила больше всего, и когда узнала о том, что он разрушен, она плакала. И при воспоминании об этом она снова чуть не расплакалась.
– Я захвачу с собой денег, – пообещал Алазариан. – И когда буду ходить по улицам, я буду думать о тебе.
– Да, – согласилась она. – Поезжай в столицу Нара. – Она вдруг так оживилась, что даже попробовала сесть. – Там есть библиотека и много ученых. Они помогут тебе разобраться с самим собой. Там есть книги обо всем на свете. Я уверена, что и про Люсел-Лор там тоже написано. – Ее голос снова понизился до шепота: – И о Джакирасе.
Алазариана потрясло то, что она произнесла это имя, и он поспешно оглянулся на дверь, проверяя, не услышали ли их. До этого Калида всего один раз назвала имя его отца, да и тогда они находились далеко от замка, от чужих ушей.
– Мама, тише. Лекарства отняли у тебя силы. Не надо больше разговаривать.
– Слушай меня, – настойчиво сказала мать. – Не бойся этой поездки, Алазариан. Воспользуйся ею. Узнай о себе и своем отце. Узнай, кто ты.
– Мама, пожалуйста…
– Я ведь не знала, понимаешь, – печально прошептала она и снова протянула к нему руку, отчаянно желая и боясь к нему прикоснуться. – Но в столице ты сможешь узнать.
– Хорошо, – согласился Алазариан. – Когда я туда попаду, то поищу. А теперь отдыхай. Ну, пожалуйста: ты слабеешь.
– Я слабею. Слабею с каждой минутой. – На лице Калиды отразилась трудная борьба, которая шла в ее душе. Она начала потеть, а шрам на лбу побагровел. – Я хочу до тебя дотронуться, – сказала она. – Я хочу, чтобы ты заглянул мне в сердце. Сделай это ради меня, чтобы ты всегда помнил, как много ты для меня значил. Но не излечивай меня, слышишь?
