Моей дочери Джулии. Как и Еве, мне придется отпустить тебя, но к этому я пока не готова.
Огонь под чашей наконец занялся, но тут же погас, задутый сквозняком из пустого камина. Поправив каминную ширму, Мари-Мадлен передвинула чашу и развела огонь еще раз. Клубы дыма наполнили комнату едким запахом паленых волос и сладким ароматом розмарина.
— Entstehen, mein Nix, — проговорила она и, с трудом выговаривая иностранные слова, прочла заклинание до конца. В воздухе возникло легкое марево, но и оно исчезло.
— И снова ничего не вышло, — раздался тихий женский голос.
Мари- Мадлен сжала чашу дрожащими пальцами. Несколько тлеющих углей выкатились наружу и обожгли ей руку.
— Я не виновата. Ты мало даешь. Мне… тяжело. Мне нужно больше.
— Больше? — прошипел голос у нее над головой. — Это тебе не зелье, чтобы пить вдоволь. Это сила воли, и тебе ее изрядно не хватает. А уж как ей распоряжаться — дело твое.
— Мне нужна эта сила. Жоден жаждет мести, а я — свободы.
Голос никсы раздался над самым ухом девушки, обдав ее жаром.
— Ты глупа, маркиза. Тебе, жалкой плаксе, случайно досталось призывающее заклинание, а ты лжешь и задерживаешь меня впустую. Тебе не нужна решимость. Ты просто хочешь, чтобы я сделала за тебя все, избавив и от угрызений совести, и от вины отцеубийства.
— Н-нет, я бы не осмелилась просить…
— Я исполню твое желание. Мари-Мадлен застыла в изумлении.
— Ты… — наконец выговорила она, — исполнишь его?
— Не ты одна владеешь черной магией, ведьма. Есть заклинание, которое я давно хотела применить, если найдется достойное вместилище. С помощью чар ты впустишь меня в свое тело, я выполню задуманное тобой и получу награду. Любовнику можешь сказать, что это твоя заслуга.
— Что за заклинание? Говори же! Терпение Жодена на исходе.
— Мое тоже, — рассмеялась никса. — Слушай внимательно, маркиза, и мы управимся до рассвета.
Никса открыла глаза. Она лежала на полу, окруженная ярко горящими свечами. Свет резал глаза. Вдохнув дым, воплощенная невольно закашлялась и села, поражаясь собственным ощущениям.
Она подняла руки. Человеческие руки, мягкие, унизанные кольцами. Руки маркизы. Раскрыть ладонь, сжать в кулак. Длинные ногти впились в плоть, и она вскрикнула от неожиданности. Это — боль? Интересно. Никса с силой вонзила ногти в ладонь, так, что боль отдалась по всему телу, а на платье закапала кровь. Она коснулась алых капель кончиком пальца, поднесла руку к лицу и, вдохнув железистый запах, слизнула кровь.
Никса неуверенно поднялась на ноги. Ей и раньше приходилось принимать человеческий облик, но совсем иначе, не подселяясь к живому существу. Огромная разница. Неудобно… хотя интересно.
Она подняла голову и принюхалась. Близился рассвет. Пора приниматься за работу.
Миску с супом для отца маркизы никса несла перед собой как драгоценный дар, наслаждаясь исходящим от нее теплом. В замке царил холод, в коридорах немилосердно дуло. Она приказала слугам растопить камин, и те, почтительно бормоча, поспешно удалились, так ничего и не сделав. Непростительная дерзость. Будь она госпожой… Впрочем, это тело — временное пристанище, избранное для проверки заклинания.
Она вошла в комнату, взглянула на старика, сидящего к ней спиной, а потом — на миску отравленного супа. Может быть, на сей раз яда окажется достаточно. Мари-Мадлен испытала отраву на служанке, Франсуазе. Девчонка не умерла, и Жоден Сен-Круа, любовник маркизы, увеличил дозу, решив, что лишний раз яд испытывать не стоит, должно хватить и этого.
Бестолковые лентяи все делают по-глупому и ничего не доводят до конца. Точно так же, как их слуги, которым лень выйти из замка за дровами. Так бы их и проучила! Не исключено, что и проучит. Никса пересекла комнату, глядя на миску с супом, и вдруг поняла, что выбор за ней. Накормить ядом отца Мари-Мадлен или ленивую прислугу? Впервые она оказалась действующим лицом, а не зрителем.
Триста лет ей пришлось ждать и надеяться, что кто-нибудь воспользуется решимостью, которую она предлагала. В обмен она наслаждалась приносимой болью, страданием и хаосом. Если задуманное не удавалось, она оставалась голодной и беспомощной, как уличная попрошайка, мечтающая о корке хлеба. Попрошайками называют род никсов людские сказания — ничтожные людишки насмехаются над демидемонами, над их зависимостью от человеческих желаний. И все же она здесь, и в руках у нее — смерть, которая выпадет тому, кому она пожелает. Никса улыбнулась. Быть может, она проведет в этом теле чуть дольше, чем рассчитывала Мари-Мадлен.
Услышав шаги, отец маркизы обернулся.
— Не беспокойся, родная.
— Дочерний долг. — Никса присела в реверансе. — К тому же, услужить родному отцу всегда в радость.
— А что за радость для отца иметь такую дочь! — просиял старик. — Теперь ты видишь, как я был прав насчет Жодена Сен-Круа. Твое место рядом с мужем и отцом.
— Мимолетное увлечение, — склонила голову мнимая маркиза. — Остался лишь стыд, ведь я опозорила семью.
— Забудем об этом, — проговорил отец Мари-Мадлен, гладя ее по руке. — Постараемся воздать должное времени, что мы проведем вместе.
— Для начала воздай должное этому супу, отец, пока он не остыл.
Следующие четыре дня д'Обри медленно и мучительно умирал. Никса сидела у его постели, делая все, что в ее силах, и отлично зная, что ему ничего уже не поможет. Показная забота служила отличным предлогом для того, чтобы быть рядом, упиваясь страданиями старика. Умирая у нее на руках, он с последним вздохом благодарил дочь за все, что она сделала.
— Мне это было в радость, — с улыбкой произнесла никса, закрывая ему глаза.
Прошло шесть лет, прежде чем никсе наскучила Мари-Мадлен. Она взяла все, что могла, от мелкой и ничтожной жизни маркизы. Пришло время двигаться дальше, искать новые возможности, но напоследок не мешало бы и повеселиться.
Для начала она убила Сен-Круа. Ничего личного. Прекрасный любовник, полезный партнер, он исчерпал свою полезность и годился лишь на то, чтобы сыграть роль в финальном акте драмы. Он умер у себя в лаборатории, якобы став жертвой собственного яда — защитная маска соскользнула в самый неподходящий момент.
Анонимно уведомив полицию о смерти Сен-Круа, никса бросилась к комиссару и потребовала, чтобы ей вернули коробку из опечатанной лаборатории. Мнимая маркиза настаивала на том, что коробка принадлежит ей и ни в коем случае не должна быть вскрыта. Разумеется, полиция поступила наоборот. Внутри оказалась закладная, выданная маркизой на имя Сен-Круа в обмен на яд, убивший ее отца. Набор ядов, обнаруженный в той же коробке, привел в изумление французских полицейских. Маркиза бежала из Парижа в монастырь. На суд она не явилась, и ее заочно приговорили к смертной казни.
