Итак, дело было сделано.
Никса вернулась в Париж, зная, что Мари-Мадлен тут же схватят. Укрывшись в тихой комнатке гостиницы, она легла на кровать, закрыла глаза и произнесла заклинание, чтобы освободиться от чужого тела. Прошло несколько минут. Она открыла глаза и подняла руку. Все та же плоть.
Выругавшись, она закрыла глаза и еще раз повторила заклинание. Ничего не случилось. Никса зарычала, собралась в тугой комок и рванулась вверх, силясь выйти из темницы плоти, снова и снова произнося те же слова, с каждым разом все громче. Ее охватила дикая ярость — она оставалась привязанной к человеческому облику. Два часа демоница билась, пытаясь вырваться из тела, неожиданно ставшего ловушкой.
А потом закричала.
Николетта высматривала знакомых в толпе, собравшейся во внутреннем дворе. Только бы никого не встретить. Если мать узнает, куда она отправилась… Девушка поежилась, припомнив, как больно умеет родительница жалить словом. Смерть — не балаган, скажет она. Николетте это известно лучше, чем прочим. Но она явилась сюда не для того, чтобы посмотреть на казнь маркизы де Бринвийер. Нет. Ее привлекало то, что предшествовало самому зрелищу, сама возможность причастности к событию, о котором Париж будет говорить не один год.
Сквозь толпу проталкивался разносчик новостей, торгующий листками с описанием пытки маркизы.
— Приятного чтения, госпожа, — проговорил он, сунув ей листок. — Бесплатно.
Николетта взглянула на протянутый листок. Небрежный набросок: обнаженное тело несчастной выгнуто, словно в порыве страсти, ноги и руки привязаны к столу, в рот вставлена воронка, лицо искажено гримасой боли.
Николетта вздрогнула и отвела взгляд. Слева от нее гнусно захихикала старуха. Разносчик протиснулся поближе к девушке и хотел что-то сказать, но стоящий рядом мужчина прогнал его прочь.
— Вам не следует тут находиться, госпожа, — пробасил он, когда разносчик скрылся в толпе. — Это совсем неподходящее для вас место.
Действительно, лучше смотреть с балкона, где никто не загораживает обзор, где угощают сладостями и вином. Николетта пыталась притворяться простолюдинкой, однако в ней всегда угадывали представительницу высшего сословия.
Она уже хотела уйти, как двери тюрьмы распахнулись. Оттуда появилась группа людей, окруживших маленькую, не выше пяти футов ростом, женщину с перепачканным, но все еще привлекательным лицом. В одной сорочке, босиком, она еле шла, натягивая до предела сдерживающие ее веревки: одна связывала кисти рук, другая обвивалась вокруг талии, а третья — вокруг шеи.
Страж поддернул веревку, не давая маркизе упасть. Она подняла голову и впервые увидела толпу. Лицо приговоренной исказила жуткая гримаса, из уродливо искривленного рта вырвалось глухое рычание. Старуха рядом с Николеттой невольно подалась назад, нервно перебирая четки. Девушке показалось, что по лицу осужденной пробежала рябь, словно душа ее стремилась вырваться на волю. Николетта привыкла видеть призраков — она умела различать их с самого детства, этим умением обладали и ее мать, и двоюродный дед. Но когда показалась душа маркизы, вся толпа попятилась, испуганно вздохнув.
Девушка украдкой осмотрелась. Неужели они тоже видят призрак?
Страж подтолкнул маркизу к телеге. Для последнего путешествия ее ждала не золоченая карета, а грязная повозка с гнилой соломой на дне. Маркиза забралась в повозку, скорчившись на четвереньках, как зверь, рыча и изрыгая проклятия.
Толпа вокруг Николетты зашевелилась, и все, как один, потянулись к собору Нотр-Дам на место казни. Девушке вовсе не хотелось видеть окончание пути маркизы, но толпа потащила ее за собой, и, сделав пару попыток выбраться, она покорилась неизбежному.
Помост соорудили прямо перед Нотр-Дам. Маркизу втащили по ступеням, заставили опуститься на колени и принялись остригать ее длинные волосы.
Николетте представился куда лучший обзор происходящего, чем бы ей хотелось, но люди стояли так плотно, что возможности скрыться не было. Стараясь не смотреть на помост, девушка заметила вышедшего из толпы мужчину, судя по смуглой коже и темным волнистым волосам — иностранца. Это само по себе привлекло бы внимание Николетты, но вдобавок он был поразительно красив. Николетта уставилась на него, словно юная послушница, хотя знала, как неприлично такое поведение.
Он походил на военного — не одеждой, которая была вполне обыкновенной, а скорее выправкой. Оторвать взгляд от него невозможно… и все же никто не смотрел в его сторону. Николетта поняла — это дух.
Призрак поднялся на эшафот и застыл по стойке смирно рядом со стражником, все еще отрезавшим волосы маркизы. Да, похоже, призрак желал оказаться в первом ряду на этом представлении. Может, это еще одна жертва преступницы?
Призрак поднял ладони вверх. Странный жест — словно проверял, не идет ли дождь. Губы его шевельнулись, хотя слов не было слышно, и что-то, блеснув, обрело форму в поднятых руках. Меч. Огромный, сияющий меч. Как только дух взял меч в руку, Николетта поняла, кто он, и, перекрестившись, упала на колени.
Несмотря на массу людей, ангел заметил ее движение. Их взгляды встретились. В то же мгновение все проступки вихрем пронеслись в голове девушки, и она похолодела, ожидая суда… и приговора. Ангел слегка улыбнулся и просто, по-соседски, кивнул ей, потом перевел взгляд на маркизу и посуровел.
Меч палача опустился. Голова маркизы покатилась по эшафоту. Толпа вздохнула. Николетта, не отрываясь, наблюдала, как над телом казненной струится желтый дымок, принимая облик молодой женщины.
Ангел поднял меч, и в тишине зазвенел его голос, чистый и мелодичный, как колокола Нотр-Дам.
— Мари-Мадлен де Бринвийер, ты осуждена за свои преступления.
Он взмахнул мечом, но призрак, освобожденный из тела маркизы, расхохотался.
— Я не маркиза, глупец.
Ангел изумленно приподнял брови — столь же человеческим жестом, сколь и кивок в сторону Николетты, — но меч уже устремился к призраку.
— Твой суд надо мной не властен… — начал призрак.
Сверкающее лезвие коснулось духа, и тот испустил такой вопль, что девушка невольно скорчилась, зажав уши. Вокруг толпились люди, пытаясь пробраться поближе, чтобы получше рассмотреть сожжение тела маркизы, однако никто не слышал ни звука.
Николетта подняла голову. Там, на эшафоте, стоял ангел. Пронзенный его мечом призрак извивался, изрыгал проклятья и стенал. Ангел улыбался. Потом оба исчезли.
— Идем же, — шепнула Саванна и потянула паренька за руку.
Она перелезла через забор и оказалась на заднем дворике узкого двухэтажного дома.
