А. Е. Киселев
(Улисс)
Время платить…
Долгий день клонился к вечеру.
Живот давно уже притягивало к позвоночнику и, видя что скоро начнёт смеркаться, Томас решил — пора искать пристанище на ночь. К тому же начинало слегка моросить и, несмотря на летнее время, спать в прохладной сырой траве у обочины что-то не хотелось. Даже если разжечь костёр, пришлось бы постоянно следить за огнём, а если морось к ночи превратится в дождь — простуда к утру будет обеспечена. Что ж, придётся тратить последние гроши, безо всякой уверенности, что в ближайшее время можно будет пополнить кошелёк.
Словно подслушав мысли Томаса, за ближайшим поворотом дороги обнаружилось приземистое, а может, попросту вросшее от старости в землю строение — корчма…
Внутри, против ожидания, было вполне прилично. Тяжёлые мощные столы с такими же солидными скамейками чисто выскоблены, пол выстлан свежей соломой. Стены, правда, без украшений — голые тёсаные брёвна, только при входе красовалась тяжёлая резная напольная рама красного дерева, видимо, в неё когда-то было вставлено зеркало. Но самое главное — из кухни тянуло такими запахами, что неизбалованному, да к тому же изрядно проголодавшемуся Томасу показалось, что он попал в рай для любителей вкусно поесть.
Несколько оробев, он потоптался у входа, привычно стесняясь своего потрёпанного платья, не решаясь стряхнуть морось с плаща и шляпы и пройти внутрь помещения. Приземистый, кряжистый корчмарь мельком взглянул на Томаса, сразу определив его платёжеспособность, но впрочем, без видимого неудовольствия ткнул пальцем в стол неподалёку от входа. Не слишком удобно, на самом проходе, но Томас был доволен и этим, справедливо рассудив, что место у входа в корчму гораздо лучше места на конюшне.
Народу было не слишком много. То ли здесь было принято собираться несколько позже, то ли ещё по какой причине, но посетителей было всего четверо. Трое головорезов с огромными кулачищами и ножами за поясом, возможно искателей приключений, впрочем, ведущих себя пока что вполне прилично, попивали пиво за столом, стоящим прямо посреди корчмы. Да человек с надвинутым на лицо капюшоном, может быть паломник, судя по стоящему рядом тяжёлому посоху, сидел в дальнем углу и, казалось, дремал над своей кружкой…
Впрочем, Томас тут же забыл обо всём этом, когда перед ним поставили миску дешёвой похлёбки с ломтем хлеба и кружку пива. Всё, что он мог себе позволить на последние деньги. Правда, оставалось ещё на ночлег, где-нибудь в каморке под крышей… Мяса в похлёбке хотя и не наблюдалось, но навар был вполне приличным, а пиво было пусть и не очень-то холодным, но вовсе не прокисшим, так что тепло начало понемногу растекаться по телу. Вместе с теплом пришло спокойствие, умиротворение, всё стало казаться не такими уж плохим, окружающая обстановка — верхом изысканности, головорезы за столом — милейшими людьми, зашедшими после трудового дня пропустить по паре кружек…
Томас вздохнул и, забыв об осторожности, полез в дорожную сумку, достал разрозненные листы с набросками, письменные принадлежности, разложил всё на столе и задумался. Последнее время дела шли вовсе не так хорошо, как бы хотелось. Если сказать проще, то состояние дел можно было выразить двумя словами: не писалось. В сумке ждала своего часа целая куча исписанных листков, но час этот всё не приходил, и наброски так и оставались набросками — одна-две строфы, а то и строки, и так неоднократно. Даже составлением и перепиской бумаг удавалось зарабатывать всего лишь на скромное питание, только чтобы не умереть с голоду. Томас решил воспользоваться обстановкой, чтобы немного привести в порядок свои записи в тепле, и при каком-никаком свете, потом вряд ли представится возможность — даже если найдётся подходящая каморка для ночлега, на свечу уж лучше не тратиться, и так расходы для него были довольно значительными.
Но, как оказалось, расслабляться было рано. Милейшего вида головорезы явили, наконец, своё истинное лицо. Поначалу Томасу не очень-то была слышна их беседа, но по мере повышения градуса тел повышалась и громкость голосов, до него начали долетать отдельные обрывки разговора. Прислушиваться он не собирался, но голоса не давали сосредоточиться, назойливо лезли в голову, заглушая его собственные мысли, рифмы разбегались по углам, и не было никакой возможности согнать их в одно место. Какой-то Мартин, оказывается, не отдаёт какому-то Петеру какой-то долг… Через некоторое время Томас проникся прямо-таки страшной ненавистью и к обоим главным участникам затянувшейся истории, и к распроклятому долгу, а заодно и к самим головорезам. Поняв, что ничего путного из его затеи поработать над черновиками не выйдет, он вздохнул и стал собирать письменные принадлежности. Видимо, самое лучшее — это отправиться спать. Завтра на рассвете — опять в дорогу.
Но и этой вполне своевременной и безобидной задумке также не суждено было осуществиться. Убрав всё со стола, и подняв глаза, Томас увидел, что один из головорезов спит сном младенца, каким-то невероятным образом удерживаясь на краю скамьи и сложив буйну голову на столешницу, а двое других стоят возле Томаса, изрядно пошатываясь, как на палубе во время шторма, и с интересом его разглядывают.
— Ты хто? — с радушной улыбкой поинтересовался тот, что постарше, заросший до самых глаз бородой.
— Томас…
— Томас! Слышь-ка, он — Томас! — почему-то развеселился старший головорез. Он захохотал и стал тыкать пальцем то в Томаса, то в своего более молодого и безбородого товарища, тем не менее, похожего на первого как младший брат на старшего и точно также радушно улыбающегося. — Томас, он Томас!
Почему это было смешно, Томас не понял, хотя, на всякий случай, тоже заулыбался. Правда, улыбка его вышла не такая весёлая, как у братьев-разбойников, а скорее кривая и озабоченная…
— А хто ты такой, Томас? — голос у младшего брата-разбойника был такой же зычный, как и у старшего, разве что менее хриплый. — Хто ты такой, я тебя спрашиваю? Что-то я тебя тут никогда не видел! А может, ты какой бродяга, али беглый, с каторги?
— Не, а может он писа-а-атель, как тот, что недавно забредал? Помнишь? Всех тут расспрашивал да расспрашивал… — Старший разбойник хлопал себя руками по бокам и аж приседал, так его всё это веселило. — Вон, у него в сумке тоже бумаженции какие-то!
Братья-разбойники, изрядно поддав и устав вариться в собственном соку, были рады посмеяться над новым человеком, тем более что человек-то, по-видимому, безобидный и никакого отпора от него ожидать не придётся. И хотя всё вроде бы носило безобидный характер, Томас уже понял, что просто так отвертеться не удастся, и прикидывал, не собираются ли его бить и вообще, как бы вывернуться из создавшейся ситуации с наименьшими потерями. Вот уж битья он весьма не любил, хотя не всегда умудрялся избежать, скорее — наоборот.
