Жило-было человечество, наше с вами. И однажды столь умножилась чаша его грехов, что Господь, ища путей к его спасению, отменил все законы физики, введя вместо них законы волшебства. Лишенные электричества и атомной энергии, люди призадумались, но только на миг — а потом стали жить лучше прежнего. Ибо человек всегда найдет выход, приспособясь к чему угодно. Эпоха Науки ушла далеко в прошлое, память о ней сохранилась лишь как набор забавных деталей культуры: в песнях скальдов теперь было модно сравнивать свои душевные терзания со сбоем программ, а любовь — с ошибкой на жестком диске, ученые монахи вдохновенно рассказывали прихожанам замысловатые притчи, построенные на материале… раскопанных ими голливудских фильмов категории «Б», новые графы и бароны временами вспоминали, что сами они не так давно были политиками-демократами, а нынешние их крепостные крестьяне — верными избирателями.
Если я и хотел написать еще одну «Алису в стране Чудес», то «Алису» не с точки зрения математика, как то было у Кэролла, — а именно с позиций историка. Историческое образование позволяет взглянуть на фэнтези с неожиданной стороны — тут даже не нужно намеренно искать абсурдные ситуации и до колик смешных персонажей: с исторических позиций фэнтези и есть абсурд. С этим герои «Карты мира», запертые в сказочном мирке, сталкиваются ежедневно. Рыцарь, играющий на последнем уцелевшем компьютере в WarCraft, недоумевает: «Как такое возможно: один крестьянин ловит рыбу, другой рубит лес, третий добывает руду. Не проходит и пяти минут, как из рыбы, леса и руды они изготовляют… солдата. Разве не смеха достойно подобное превращение? Где та деревня, где набрали этих солдат? Где портные, которые шили им одежду? Кто сеньор этих крестьян? Где та церковь, в которую они ходят — или они забыли Бога? Каким крестом они крестятся — двуперстным или трехперстным? Где их жены — или они живут в содомском блуде?». Я постарался построить фэнтезийный мир не в вакууме, но на базе известных исторических закономерностей: влияния экономики на культуру и политический строй и т.д.
Я попытался исправить самое большое заблуждение авторов, пишущих фэнтези — их персонажи, маги и воины — лишь внешне люди средневековья: духовный же их мир практически всегда оказывается списанным с современного человека с его рациональным мышлением, эгоизмом и постиндустриальной замкнутостью. Но ведь люди средневековья были не такими — они рассуждали и действовали, базируясь на совершенно иных императивах: иррациональной и пронизывающей все их бытие вере в Бога, кодексе поведения, который был разным для разных сословий. Главный герой книги, благородный рыцарь, благороден именно по-средневековому: честь запрещает ему, скажем, драться с ведьмами, поскольку формально они — женщины, и в то же время вполне позволяет рубить головы ни в чем не повинным крестьянам, подавляя их восстание. Он, пожалуй, противоположность среднестатистическому мужчине нашего времени: отважен, как лев, беззаветно предан долгу и полнейший профан в амурных делах (ибо таковы требования, предъявляемые его воспитанием к чистоте помыслов).
Сочиняя «Карту мира», я старался не забывать о том, что хорошая литература должна развлекать читателя; но ирония и черный юмор, звон мечей и рев чудищ — это лишь форма, к которой вся книга не сводится. Главная проблема «Карты мира», пожалуй, вот какая: отчего человек столь охотно отказывается от созданной с таким трудом высокой культуры, словно она — ноша ему не по плечу?
Помимо литературных источников, таких как «Песнь для Лейбовица», я использовал и довольно специфичный личный опыт. Дело в том, что мне довелось увидеть, как распадалась супердержава, Советский Союз, увидеть не из столицы и даже не из России — из далекой среднеазиатской провинции, глухомани, какой, наверное, была Иудея во времена Понтия Пилата. Произносившиеся в конце 80-ых речи о демократизации общества, перестройке и национальном самоуправлении через каких-то десять лет обернулись невиданными картинами деградации: холодной зимой люди в моем родном городке, оставшемся без газа, света и водоснабжения, покидали «хрущевки» и вполне по-средневековому жгли костры на улицах, готовя себе пищу. Престиж образования упал настолько, что родители часто вовсе не посылали детей в школу, предпочитая, чтобы те работали на огороде. Да что там, возрождалось само средневековое мышление: например, люди перестали бороться с тараканами в домах, поскольку по тамошней примете тараканы приносят деньги. Откуда что взялось? Оказывается, 70 лет советского строя так и не смогли затушевать в людях формы сознания, не менявшиеся веками… Не только канувший в лету СССР, но и современная Россия — это государство, где бок о бок сосуществуют прошлое и будущее: где-то запускают в космос ракеты и расщепляют атом, а тут же, неподалеку, воруют невест, разъезжают на осликах хитроумные Ходжи Насреддины и жрут на своих печках водку Емели-дураки — а кое-где в колхозах сохранилось совсем нетронутым крепостное право…
И если вспомнить обо всем этом, история, которую я рассказываю — не такое уж сильное преувеличение.
Посвящается Ольге Березовой
Давным-давно в моем родном городе построили луна-парк. Знаете, что такое луна-парк для детей заштатного городка? Это, в сущности, и есть рай. Два дня подряд дети ломились в ворота густой толпой и все прибывали — а на третий день администрация закрыла его на ремонт — хотя ни один из ат тракционов не был поврежден; закрыла просто так, для порядку. Еще через неделю пришли рабочие и как-то ненарочно, по неуклюжести, изломали пару автоматов. Он стоит в нашем городе до сих пор — груда ржавых машин.
Во всем этом не было никакой спланированности, все произошло естественно, как будто у луна-парка в нашем городе не было иной судьбы. Я совершенно уверен, что если бы Господь Бог устроил людям рай на земле, события развивались бы в том же русле: на третий день его точно так же закрыли бы, а через неделю сломали.
Лоренс Праведник, Праздные мысли
Рональд стоял у самого края площадки и поверх фигур собравшихся людей смотрел на Вечный город, частью которого привык себя считать. То был очередной Вечный город, уже пятый или седьмой по счету, с тех пор, как некто наивный первым умудрился назвать так каменный муравейник. Впрочем, град был пресимпатичный, наверное, как и все предыдущие, он простирал два орлиных крыла по синим горам, а само сердце его стучало в том самом месте, где находился Рональд, рядом с башней замка Правителей, куда он приехал сегодня по приглашению временного главы государства архонта Арьеса.
